"Древний человек и божество", Том 1

"матерью-отцом").
Уместно отметить, что и (летающая) бабочка соотносилась с культом Великой богини у греков и римлян. Так, богиня Психея (по греч. "душа" - "рsyche", на латыни - "anima", а латин. "animus" - "дух"), представлялась в виде женщины с крыльями бабочки (слово «психе» у греков служило для обозначения и души, и бабочки; античный образ бабочки, появляющейся из кокона, символизировал душу, высвобождающуюся из тела после наступления его смерти). Характерно (Ганс Бидерманн 1996), что и в Японии бабочка символизирует молодую женщину; а в Китае умершая возлюбленная может покидать могилу в виде бабочки (параллель к фабуле о Психее). Вероятно. поэтому (в силу вышеозначенного) бабочка связана и с погребальным культом: она нередко изображалась на могильных надгробьях (в старой Европе).
На одной критской графеме ((57.) Рис.323-3) "Владычица" изображена в короне (с небесной символикой (3 дуги, 3 полуэллипся)), обнажённая, с трёхпалыми птичьими ногами, без рук, но с двумя парами крыльев (4 крыла) бабочки (с символикой небесной, высокой, воды: на каждом крыле параллельные полудуги (2 раза 5), плавные уголки (6 шт.), а также и по отверстию в середине крыла). Заметим, что хтоническое сакральное число 5 на графеме Рис.323-3 свидетельствует здесь о соотнесении критской "Владычицы", как богини Неба, с планетой Венера (см. по тексту), с особенностями "поведения" последней.
Суще­ствуют (поздние) поверья о том, что ведьмы могут превращаться в бабочек; что они предвещают войну (так, римляне называли бабочку «feralis» - «свире­пая», а у греков не погребённая душа-бабочка (сбежавшая от Гермеса либо похищенная гарпиями) превращалась в злого духа), но могут способствовать деторождению. Один из орнаментов Чатал-Хююка весьма напоминает бабочку (диспут по этому поводу не закончен).
Легко видеть, что бабочка с распростёртыми крыльями в плане похожа на дву­сторон­нюю секиру (лезвия - крылья). Сходство бабочки с критским лабрисом усматривала и М. Гимбутас (при раскопках дворцов Крита обнаружены огромные (ок. 2 м) лабрисы, и даже секиры с двойными лезвиями (по два (последовательно) с каждой стороны), как двойные крылья). Обычно подобная "секира" (др.-греч. "лабрис") сакрально соотносилась с культом Великой богини (в частности, у китайцев (В.Л. Телицын. 2003), а у критян (Ю.В. Андреев. Рис. 60) лабрис нередко служил навершием постамента с небольшой (в рост человека) колонной (и на лабрисе нередко крепилась птица). Очевидно, что в части культовой принадлежности такой лабрис (на столбе) адекватен ашере и символизировал её (богини) присутствие. Согласно В. Буркерту («Греческая религия». 1977), двойной топор (лабрис) впервые появ­ляется в IV тыс. до н.э. в Арпатхии (сделан ещё из камня), а в III тыс. до н.э. - в Эламе, Шу­мере и в Трое II; на Крите же (Г. Чайлд. 1952) - после среднеминойского  III  периода  (однако заметим, что А. Голан приводит графему лабриса (57., Рис. 322-1, Малаа Азия), датированную VII тыс. до н.э., а также графемы (Рис. 322-2,3,4) лабрисов из Месопотамии и Чехословакии, дат. V тыс. до н.э.). Отметим также и то, что изображение лабриса высечено на камнях Стоунхенджа. Черепа с выжженным клеймом двойного топора были найдены в погребениях эпохи нового каменного века во Франции (В.Л. Телицын, И.Б. Орлов, В.Э. Багдасарян "Символы, знаки, эмблемы". 2003). Характерно, что многие (предположительно, вотив­ные) лабрисы найдены в пещерных святилищах (посвящённых Великой богие и её проявлениям).
Много больших (до 45 см в длину) шлифованных ритуальных топоров (фибролит, жадеит, нефрит) обнаружено в армориканских (бретонских) курганах (ранний бронзовый век). Приме­чательно то, что продольное сечение у этих  топоров (лабрисов) - ромб; прямоугольник (заметно реже) или овал, сопряжённый с треугольником. Вид сбоку - «гантель» (см. выше) или прямоугольник. Обух данных топоров, как правило, имеет (в сечении)  треугольную и, реже, прямоугольную форму, переходящую в треугольник-лезвие (заметим, что и ранне­минойские кинжалы (а позднее и короткие мечи) имеют треугольную форму). Таким образом, в соответствии с сакральной сим­во­ликой, армориканский топор является атрибутом, соотносимым с культом Двуединого божества.
Знаток древних культур Э.Б. Тейлор (35.) убеждён, что так как "Бог неба обитает в небесной области, [то] поэтому какой же образ может более подходить к нему… как не образ птицы". И действительно, поскольку мир птиц (за редким исключением) - небо, то и мужское проявление Единого бога (в разных обликах) связыва­лось с этой стихией. Так, известно (см. выше), что верхнепалеолитические человекоптицы (голова птицы) нередко изображались и в мужском облике (т.е. видение Единого бога в облике птицы, веро­ятно, столь же архаично, как и в виде медведя).
Филон Библский приводит такую цитату из священного сборника Зороастры: «Бог имеет голову ястреба. Он самый первый, нетленный, вечный, не рождённый, не разделённый [очевидно, что говорится о Едином боге]...». Далее речь идёт о проявлениях (о видении) бога-отца скотоводческо-кочевой куль­туры. В силу древней традиции постнеолитические (мужские) божества Неба продолжают со­относятся с птицами. К примеру, творец жизни (и прочего) бог Амон-Ра, «озаривший землю во тьме, засияв в хаосе», первоначально появляется в облике гуся (великого нильского Гоготуна). С образом небесного гуся ("ва­хана") связан (летал на нём) и прароди­тель Брахма. Очевидно, что значимое участие птицы при описании деяний этих божеств должно свидетельствовать о сходных традиционных воззрениях (хотя во многих из них в основном, выражены представле­ния раннескотоводческой культуры номадов, но, тем не менее, ощутимо и (вероятно, благоприобретённое) раннезем­ле­дельческое влияние). В мифологии шумеров орёл Анзу(д) изображался сидящим на руках бога Энки, а «мудрый» ворон считался священной птицей Энлиля и Одина (соответствует в герман­ской мифологии богу Водану (или Вотану - богу воителю), на плечах которого сидели всеведущие черные вороны «Мысль» и «Память»), а укельтов - богини битвы Морриган-Бадб (ворон как провозвестник смерти)). У египтян же важнейшие небесные божества, такие как Ра или Хор, наделены птичь­ими головами. С древнеиндийским Вишну, первоначально божеством Солнца, соотносится птица Га­руда (Вишну летал на ней). У римлян орёл - эмблема Юпитера, а у греков - Зевса (громовержщев).
Как  представляется, белый цвет, в качестве сакрального связываемый с женской ипостасью Двуединого божества преимущественно как  с богиней Неба, первоначально ассоциировался с ней как с богиней-матерью ("палеолитической венерой"), вскармливающей младенца (белым) молоком, дарующим жизнь и произрастание; а далее и с посмертным воз­рождением (цветом ямы-могилы как лона), а также и с оживлением умерших (действа кельтской Бригит). Связывался блый цвет с культом Всеобщей матери, в частности, и как с источником прозрачной (светлой, дождевой) воды небес, взращи­вающей (питающей) растения.
«Генетиче­ская» связь понятия "небо" с высокой, небесной (дождевой) водой, «небес­ным молоком» Великой матери, отчётливо выявляется, в частности, у семитов, у которых, к примеру, термин «небо, небеса» обозначается выражением «шем(м)аим, шем(м)ем». Этот термин, представленный в виде "ше(м)-мем, ше(м)-маим", переводится как «(это) имя - вода» (или как «(то) что вода» (вода на небе, кучевые облака). То же и у древних шуме­ров: идеограмма "А-Н" (стереотипная интерпретация «ан» - «небо») может быть прочтена («Отцы Авраама») как «верхняя, высокая («Н»), вода («А»)» неба. Так, у номадов-амореев, а затем и ханаанеев, боги Неба носили имена «Баал-Шемем» или «Шамемрум».
Ещё в эпоху палеолита небо ассоциировалось с верхней, небесной, дождевой во­дой и обозначалось знаками воды - волнистыми линиями (к примеру, в Малой Азии, в Месопотамии и Египте). Считается, что прототипом ханааней­ской буквы «мем (מ)» послужила волнистая линия - знак воды (в тучах). Характерно, что в шумерском пиктографическом письме вода, река и канал обозначались одним и тем же знаком (двумя волнистыми или зигзагообразными (из уголков) линиями (Е. Герцфельд)). Заметим, что и у древних иранцев вода и река обозначались термином "don, danu".
Архаичное представление о животворной небесной влаге (и о самой Ве­ликой матери) сохранилось, в частности, и в Ригведе (гимн "Воды жизни"): (Небесные) «воды, только вы приносите нам силу жизни ["Сила (жизни) есть сущность воды", - сказано в одном др.-инд. трактате]. Помогите найти [обрести] нам пищу [позаботь­тесь о по­ливе посевов], дабы смогли мы ценить ее, как огромную радость [и благодеяние]. Позвольте нам пить ваши живительные соки, как если бы вы были нашей любящей матерью».
По всей вероятности, древний человек был уверен (убеждён), в том, что молоко и небесная (высо­кая), дождевая вода («молоко» для растений) изливаются из сакрального источника одной природы. Показа­тельно, что уголок (сдвоенные углы) слу­жил символом и женской или коровьей груди (богиня-мать, нередко представлась в образе небесной коровы, рож­дающей богов), а также и облака (дождевой тучи), в котором тоже виделась изобильная небесная грудь Великой всеобщей ма­тери (особенно когда уголков изображалось много). Так, миф о Притху («Вишну-пурана»), очевидно, сравнительно позднего (скотоводческо-коче­вая культура) происхожде­ния, однако и в нём сохранены "весьма древние мифологические об­разы".  Характерно, что в этом повествовании молоко явно отождествляется с дождевой водой («водами жизни»). Здесь (миф о Притху) богиня-мать Земля, спасаясь от преследования, что называется, по старой памяти, превращается в небесную корову, ибо: "Все злаки, которыми кормились люди, давно погибли, и только моим молоком можно воскресить их… засохшие нивы и сады… (Пусть) молоко мое, живительное для увядших растений, беспрепятст­венно рас­текается повсюду".
Ещё в 1869 году А.Н. Афанасьев ("Поэтические воззрения славян на природу") писал о том, что праарии "называли дождь небесным молоком", а "дождевые облака рисовались его фанта­зии сосцами дойной коровы". Замечено (А.Н. Афанасьев), что "и женская грудь, содержащая в себе молоко, и облака, несущие дождь, обозначаются в санскрите тождественными выраже­ниями". Так, в кельтской иконографии богиня плодородия Бригит изображена нахо­дящейся в облаке (скрыта нижняя часть тела), откуда она поливает молоком из кувшина (пока­зана широкая белая струя) растительность Земли. В Иберии (гробница кладбища Тутухи) найдена алебастровая статуэтка богини, сидящей на табурете в окружении двух сфинксов. Богиня держит в руках перед своей грудью чашу, в которую вот-вот потечёт молоко/дождевая вода (А.А. Аррибас).
Курьезное выражение «птичье молоко» представляется весьма архаичным в свете атри­бутики, связанной с Великой богиней (всеобщей матерью, богиней Неба). По-вдимому, пред­ставлялось, что «птичье молоко» это - «сладкая» (морская вода - горькая), прозрачная, дожде­вая (небесная) вода (молоко для взращивания растений), изливаемая тучей (из груди) небесной богини в облике богини-птицы (у хатти богиня (Вурусема) и называлась «Катах-цифури» - «Царица (Владычица)-птица»).