О российской истории болезни чистых рук

преступление? - вскричал он вдруг, в каком-то внезапном бешенстве, - то, что я убил гадкую, зловредную вошь, старушонку процентщицу, никому не нужную, которую убить сорок грехов простят, которая из бедных сок высасывала, и это-то преступление? Не думаю я о нем, и смывать его не думаю. И что мне все тычут со всех сторон: "преступление, преступление!" Только теперь вижу ясно всю нелепость моего малодушия, теперь, как уж решился идти на этот ненужный стыд! Просто от низости и бездарности моей решаюсь, да разве еще из выгоды, как предлагал этот… Порфирий!..
- Брат, брат, что ты это говоришь! Но ведь ты кровь пролил! - в отчаянии вскричала Дуня.
- Которую все проливают, - подхватил он чуть не в исступлении, - которая льется и всегда лилась на свете, как водопад, которую льют, как шампанское, и за которую венчают в Капитолии и называют потом благодетелем человечества. Да ты взгляни только пристальнее и разгляди! Я сам хотел добра людям и сделал бы сотни, тысячи добрых дел вместо одной этой глупости, даже не глупости, а просто неловкости, так как вся эта мысль была вовсе не так глупа, как теперь она кажется, при неудаче…»

335
А между тем надо бы тут до чего еще откровенно и сколь искренне прямо уж разом и заявить, что стоит лишь ненароком пустить кое-кому ту крайне ведь до чего липкую кровь во имя тех в единый миг затем так вот и покрывающихся едкой плесенью словоблудия, блекло светлых возвышенных идеалов…
И это как-никак, а все, то совсем безоглядно так и чарующее низменные души кровопролитие и приобретает тогда чисто уж совсем хронический характер, ДА И СКОЛЬ всеобъемлюще будет оно при всем том явственно самооправдываемым всяческими весьма ведь необычайно лучезарными дальними далями.
А они при этом полностью так эфемерны и никак несбыточны без самого явного приложения к действительности всяческих позитивных моментов, в которых будет заложена правда, а не источающая запах тлена фарисейская ложь, тех, для кого день никак не красен, если он не окрашен обильной людской кровью.
Причем во вполне искренне добротное оправдание своих отчаянно кровавых дел они до чего вот неизменно использовали именно то совсем немыслимое славословие, что сколь многозначительно лилось самой нескончаемой рекою.
А впрочем и явно так будто бы служило же всякое бесстыдное смертоубийство во имя крайне так сурового приближения именно тех невообразимо ныне далеких времен изумительно светлого грядущего бытия.
ТО есть именно дабы по мере сил весьма старательно нечто подобное никак не на словах, а на деле всецело ведь ныне приблизить, и нужно было до чего безжалостно же уничтожить всех тех врагов так и стремящихся отобрать у трудящихся масс те самые безмерно великие их славные завоевания…
Да только ведь те совершенно безликие завоевания стали одной-то причиной как раз для того чтобы массы завыли словно волки в лесу в котором из-за удара молнии случился страшный пожар уничтожающий все живое на своем пути и оставляющий после себя одно то напрочь выжженное пепелище.
Причем, ясное дело, в том лесу много так было чего сухого и захламляющего тот единственно прямой и верный путь, а потому его и следовало начисто расчистить.
Ну а иначе тех еще вековых грехов было никак ведь вовсе совсем уж не смыть.
А все-таки людское бытие — это столь неподвижный пласт, который куда легче будет полностью смыть как дерьмо в уборной, чем хоть сколько-то сдвинуть его с места при помощи грубых понуканий и насилия.
Человек это звучит гордо только когда его воспитывают люди действующие разумом, а не нагайкой.
А большевики так вот вообще попросту и не умели…     
Ну а следовательно сколь раздольно после славной победы просвещенного пролетариата над кровососами капиталистами везде так вокруг разом уж тогда сходу воцарится всеобщее молчаливое оцепенение в путах всесильно чудовищного вездесущего страха.
А тех самых никак всему тому явно, что никак непокорных попросту и должно будет разом ведь сходу, уж раздавить, словно вшей.
Ну, а кровь тех, кто пал во имя всеобщего усреднено серого единства явно ведь сходу послужит, одному тому, собственно, делу весьма и весьма последовательного, как и безмерно насущного очищения нации или даже всего человечества.
Ну так еще и оказывается пролита она была как раз во имя его же самого величайшего явного блага…
И это вот именно во имя всеобщего «добра и света» на ту совсем отчаянно и смело лихую свободу из черной и подвальной тьмы глубокого подполья разом и вырвались все те принципиально суровые мыслители-практики, разудалые ваятели по людской живой плоти внутри всего того необъятнейше огромного общественного организма.
И это именно они бодро и всезнающе играючи словами столь так бесподобно и провели межу сколь аморально слепого уравнивания яростной войны между противоборствующими государствами и войны внутренней, сколь изначально нацеленной на то самое беспощадно яростное уничтожение проклятых угнетателей… и можно подумать, что — это и впрямь-таки действительно одно то же.

336
И это именно та до чего так безнадежно обескровливающая лица Гражданская война, да и распри внутри Белого движения во всем том конечном своем итоге и привели к появлению на общемировой политической карте той самой краснознаменной империи самого зловещего же большевизма.
Ну а нечто подобное и повлекло за собой то самое разве что только лишь последующее затем возникновение именно той чисто ведь империалистической и буржуазной антитезы в виде итальянского фашизма и германского нацизма.
А к тому же и сама как она есть строгая отгороженность буквально ото всех немыслимых бед своего народа, слепая ненависть к нему за всю его сущую безыдейность точно также весьма явственно порождает атрофию всяческой хоть какой-либо вообще активной сопричастности ко всем сразу общественным начинаниям в той самой необычайно широкой родной своей отчизне.
Ну а что до той бестолковой и чванной чиновничьей братии, то ведь она во всех своих делах более чем чутко же руководствуется одной сухою, вычурною целесообразностью, куда и впрямь значительно поболее приемлемой тупому, варварскому механизму, всецело нацеленному на самое отчаянное и неистовое противодействие и предотвращение, нежели чем действительно живому человеку.
А между тем все — это некогда возникло совсем не на пустом же месте.
Все эти цветы общественного зла расцвели на могиле доподлинно житейски светлого духом, а также и никак всею своею плотскою сутью нисколько вот явно не выхолощенного рационализма.
Причем коли бы был он действительно вполне так во всем сколь безупречно уж именно настоящим…
А между тем во всяком том более-менее разумном рационализме самое главное было заключено никак не в идее, а только лишь в самой наглядной личной выгоде буквально каждого члена общества.
В западном мире нечто подобное и есть главный символ считай уж всеобщего более чем явного преуспеяния.
То есть там вот вся жизнь большого общественного организма экономически значительно лучше именно потому, что во внутренних делах тамошней бытовой сутолоки и близко никак не было всего ведь того отчаянно же истошного пафоса, а еще и сущей свистопляски откровенно тупого идейного маразма.
Западный уклад государственного обустройства всегда был прост и открыт для всего того, что безыдейно, но вполне как есть более чем естественно полностью логично.
Причем чисто из-за того, что чего-либо подобное в России считай так умерло, толком и не разродившись, все те отчаянно скрюченные своей до чего вот исконной же правотой правые и стали до сущей так нелепости отчаянными ретроградами.
Ну а вслед затем возникшее социалистическое полусуществование при всем том явно оказалось весьма уж во всем похоже на безумно кошмарный и никак нескончаемый сон.
И главное людям, которые сколь неизменно придерживались да и поныне придерживаются восторженных, а еще и густо посыпанных перцем радикализма умозрительно либеральных взглядов вполне уж всерьез свойственно совсем не о том самом повседневно же думать.
А весьма так слащаво думают они как раз вот про то, что — это в России, и можно будет, спешно сдобрив землю навозом светлых философских абстрактов, действительно вырастить немыслимые по красоте плоды добрейшего добра.
Хотя их и близко вовсе никак не вырастить, не посеяв предварительно зерна всеобщего народного образования…
Да только зачем это их вообще вот как следует сколь так тщательно сеять, если можно сразу довольно-то резво жать жатву всего того на редкость безумно светлого и хорошего?
Раз и впрямь столько всего того всемогуще волшебно же книжного, и вправду ныне на деле имеется во всем том, считай вот до чего так необъятно широком мире.
И это где-то как раз именно отсюда и возникли все те донельзя вкрадчивые откровения беса Белинского.
Ну а также именно от этакого рода чисто ведь наспех неброско начертанных пером реалий, собственно, и берут свое нравственное начало все те нисколько ведь неуемно проникновенные мысли, коие были до чего наглядно и верно отображены в «Бесах» Достоевского.
«Шигалев слишком серьезно предан своей задаче и притом слишком скромен. Мне книга его известна. Он предлагает, в виде конечного разрешения вопроса - разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться в роде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, в роде как бы первобытного рая, хотя впрочем, и будут работать. Меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений, - весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны. Можно не согласиться с иными выводами, но в уме и в знаниях автора усомниться трудно. Жаль, что условие десяти вечеров совершенно несовместимо с обстоятельствами, а то бы мы могли услышать много любопытного. - Неужели вы серьезно? - обратилась к хромому m-me Виргинская, в некоторой даже тревоге. - Если этот человек, не зная куда деваться с людьми, обращает их девять десятых в рабство? Я давно подозревала его. - То-есть вы про вашего братца? - спросил хромой. - Родство? Вы смеетесь надо мною или нет? - И кроме того работать на аристократов и повиноваться им как богам, это подлость! - яростно заметила студентка. - Я предлагаю не подлость, а рай, земной рай, и другого на земле быть не может, - властно заключил Шигалев. - А я бы вместо рая, - вскричал Лямшин, - взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей образованных, которые и начали бы жить-поживать по-ученому».

337
И вот как раз именно этакого рода безмерно яростное уничтожение всех тех нисколько совсем необразованных масс и есть наиболее легкий выход во имя решения буквально любой прямо-таки до чего острым гвоздем в чьем-либо мягком стуле, так ведь и торчащей проблемы.

Раз вся та вовсе уж совсем невообразимо вымученная ее колкость от самого сердца всячески вопиет ко всему