О российской истории болезни чистых рук

выразился) на бархатном диване"…»
*Они попросту все ленивы фр.
** Вы все лентяи! Примерно (не силен автор во французском) Ваше знамя востока одно тряпье, да бессилие. Фр. *** Это весело. Фр.

Все время кивать и кивать на великую Францию, а также и впрямь безо всякого толку более чем невообразимо же грустно до чего так разнузданно пенять и пенять на всякую свою полнейшую де немощность привести Россию именно к тому как есть весомо благородному уровню всей той немыслимо великой мысли и культуры…
Да уж разве из чего-либо подобного хоть как-то была бы на деле возможность и вправду сотворить нечто более-менее путное столь усердно же весьма охотно при этом приплясывая под чью-либо чужую дудку в течение всего того более чем невообразимо долгого столетия?
Так и это еще никак не все!
Раз, этакие прекраснодушные люди именно по тому самому донельзя славному своему почину надрывно так всячески изливались горькими слезами по поводу немыслимо стародавнего и уж до чего только вовсе совсем невзрачного убранства вконец осточертело допотопной своей российской жизни.
А между тем всею душой сколь уж стремглав устремясь ко всему тому чисто так первостатейно западному можно было добиться только лишь дикого разрыва внутри и без того всеми теми долгими веками разобщенного общественного организма.
Да и вообще именно при данном раскладе, в конце концов, чего-нибудь эдакое с тех исключительно дальних берегов Сены к нам и вправду весьма надежно со временем совсем так безбожно же еще переселиться, да только вот напрасно было бы ожидать в связи с подобными событиями, хоть чего-либо вполне на деле действительно хорошего.

331
И тут несколько ниже и впрямь уж более чем невозмутимо и браво описан весь тот вполне закономерный конечный итог тех сколь скабрезно благих рассуждений так и выпирающий огромными огненными буквами изнутри яркого и пламенного отрывка, взятого автором из книги генерала Краснова «От двуглавого орла к красному знамени»
«Вот оно, началось, - думал он. - Началось то, о чем так давно, так долго и упорно мечтала наша интеллигенция. Туман французской революции всегда висел над нами, и наши передовые люди мечтали о своих Мирабо, Дантонах, Маратах, Робеспьерах, ну и конечно - Наполеонах! Нет такого артиллерийского поручика, который хотя раз не помечтал бы стать Наполеоном и, выкатив пушку на площадь, кого-нибудь разогнать. Что-то там в Петрограде?! Русская революция! Но разве не поднимали красное знамя мятежа Разин при Алексее Михайловиче, Булавин при Петре, Пугачев при Екатерине, разве не трепетало оно, поднятое Талоном и Шмидтом, еще так недавно над нестройными толпами народа по всей России. Во что же выливалось это? - в разгромы, иллюминации помещичьих усадеб, еврейские погромы, выпускание кишок племенному скоту, подрезывание жил жеребцам, битье зеркал, разрывание дорогих картин и уничтожение накопленного богатства. Разбой, а не революция… Но тогда руководили революцией простые, дикие, неграмотные казаки или поп Гапон и рабочие, а теперь во главе революционного движения стала, вернее всего, Государственная Дума… Посмотрим, справится ли она? Саблин вспомнил анекдот о словах императора Вильгельма, сказанных будто бы по поводу того, что кто-то назвал Императора Николая II неумным. "Я не считаю его неумным, потому что для того, чтобы двадцать лет править таким диким народом, как русский, надо иметь много ума"».

332
И главное при всем том дело тут было не в одних лишь тех совсем уж босоногих и нищих душах сколь и впрямь безумно разгоряченных сладкоречиво страстной агитацией. Нет все тут более чем явственно зачиналось никак не от усилий всяких вот до чего оборванных пролетариев разорвать бы все старые свои оковы, а прежде всего от той откровенно лютой и отчаянной бесшабашности, что так и витала тогда в самом воздухе того времени, что фактически встало же на дыбы.
А произошло — это именно из-за того, что кто-то слишком уж размечтался о том чего из чистых мыслей было никак не построить, а можно было создать его только из сущей тьмы и грязи…
И чистота чьих-то изнеженных дланей, когда вокруг сплошная грязь и темень вещь до чего только страшно так безответственная.   
Да и вообще вот такой народ, как русский увести куда-либо в самую дальнюю сторону от всего того самим проведением для него исключительно так наглядно, считай заранее предначертанного пути всеобщего развития было в особенности до чего только вот безумно опасно.
Ну а заодно и можно прямо ведь так и сказать, что всякая крайняя беспечность запада во всех тех еще издавна принимаемых им решениях относительно будущего России представляет колоссальную угрозу безопасности всех тех или иных людей, где бы они при этом только ни жили на всем том необъятно широком белом свете.
Причем — это не только снаружи кому-то там не вполне уж верно так видно, что именно происходит в бурлящем котле всей российской жизни…
В том числе и изнутри оно тоже было вовсе совсем подчас в точности так.
А все вот потому, что те самые люди, что вполне вот являются интеллектуальным достоянием всего этого мира, искрили мыслью при этом явно, не пытаясь заглянуть в саму суть вещей, а только лишь яростно обличая их внешнюю крайне неказистую сторону. 
Хотя вот и надо бы при этом до чего вот явно признать, что российские классики были довольно прозорливы во всем кроме разве что тех более-менее верных определений дальнейшего развития своей вечно сонной державы.
Ну а тем более уж тому достопочтенному Федору Михайловичу Достоевскому в его-то преклонные годы коли о чем-либо и мечталось так это об одной с его личной точки зрения никак неминуемо весьма же царственно со всеми фанфарами некогда только грядущей революции.
А разве что оттого он сколь так неистовующе тогда вполне вот и добивался…
То есть он до чего искренне норовил чисто загодя предупредить достойных революционных деятелей, как есть вполне остерегаться фальшивого вождизма, тлетворного влияния канцелярщины, а также и низменного плебейства, бездумно корчащего из себя наивысший разум всей планеты.
Да только данные пророчества явно имели некий откровенно демонический привкус. 
И это именно Федор Достоевский, сладострастно написав бессмертно провидческий роман «Бесы» и приложил самый максимум усилий, дабы людей недостойных враз уж затем сходу отодвинули от всех тех еще высоких идей…
Причем дело-то было как на ладони фактически ясное, Достоевский всею душою корпел над тем, чтобы создать этаким сподвижникам сатаны образ максимально неприглядный и непритязательный.
Ну а потому и ожидалось, что — это затем и поможет их совсем уж вовсе вот безоглядно так и задвинуть как можно ведь только всецело подалее.
Однако куда это там - раз те всею своею серой душонкой так и прилипли к идеям буквально-то именно намертво.
Хотя, в принципе, как не понять великий писатель с безупречно приличествующей его величию горечью весьма прозорливо предрекал, что к славному движению созидателей грядущего всеблагого социализма сходу примкнут, да и грубой силой его попытаются взнуздать, оседлать и возглавить этакие бесы, что загодя рядятся в белые одежды подлинных радетелей грядущего всеобщего счастья.
Он их видимо как раз за этим тем еще наиподробнейшим образом более чем ярко обрисовал, во всех их крайне броских цветах, да и довольно мелких даже ведь и близко уж совсем никак несущественных оттенках.
Ну а вслед затем все эти литературные прообразы и приобрели всю свою плоть и кровь, став более чем безумно же ярким символом чудовищных времен духовной и физической разрухи необычайно развитого тоталитаризма.

333
Правда вот может те самые бесы и сами толком пока не очень уж ведали, а какой это именно облик им вполне надлежит сколь безотлагательно разом принять ради самого, как есть исключительно насущного насаждения вездесущего страха во всех тех или иных слоях общества.
Ну а также и до чего беспрецедентно (во всей истории) максимально же полного охвата всеми своими липкими щупальцами… истинно, как есть попросту считай всемогущего жезла самой безраздельной власти.
Причем — это именно как раз тот достопочтимый Федор Михайлович Достоевский, весьма же гениально и указал на все те наиболее основополагающие принципы чудовищно изуверского и узурпаторского руководства все также, исключительно так по-прежнему, от края и до края бесправно  самодержавной державы.
И вся та разница, что отныне она сколь вот бесславно принадлежала именно той сугубо большевистской безнадежно безответственной когорте, а не тем разом уж отныне полностью бывшим холеным царским сановникам.
Причем – это никто иной, а именно Достоевский ярко и зрелищно живописал все те дьявольски насущные правила самого тщательного формирования фанатичного мировоззрения членов большевистских и эсеровских разнузданно радикальных, подпольных кружков.
То есть, еще и в том самом своем до чего уж изначальном зачатке большевизм довольно-то взвешенно разом и внял всем, тем бесконечно премудрым советам во всяком том широком общемировом смысле никак небезызвестного Федора Михайловича.
И нате вам всему тому самый же конкретный и более чем деловой пример.
Роман «Бесы» Достоевского.
«Вы вот высчитываете по пальцам, из каких сил кружки составляются? Все это чиновничество и сентиментальность — все это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью как одним узлом свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха, ха, ха»!

334
И вот ведь он тот весьма наглядно и более чем определенно вполне же толково насущный прообраз того самого знаменитого сталинского принципа единения соратников совместно и «доблестно» ими пролитой кровью.
Причем, к слову сказать, величайший литературный гений Лев Толстой, приложил к всесокрушающему разрушению самодержавного российского государства, куда значительно поболее от всех своих недюжих, творческих сил, нежели чем достопочтенный страдалец Федор Достоевский и совсем не зря его не раз за то попрекает генерал Краснов в его книге «От двуглавого орла к красному знамени».
«- А помните толстовское: образуется.
— Вот оно-то и сгубило нас. Приучило к пассивности, к тупому фатализму…»

Однако и у Достоевского вовсе-то никак не отнять абсолютно ничего из того самого весьма безупречно же суверенного его права на те самые сколь так деловито безнравственные оправдания довольно-то деятельного и последовательного уничтожения никому в дальнейшем и близко ненужных, крайне вредных людей.
И уж все, то, как оно есть значительно худшее и большее во всем своем отвратительно смрадном и злом начале в любом случае подчас до чего неприметно начинается как раз с чего-либо относительно уж совсем мизерно малого…
А как раз-таки в связи с этим далее и последует тот на редкость доходчивый пример именно этакой скользкой, узкой и прямолинейной логики, причем данная цитата нисколько не вырвана с мясом из всемирно известного романа Достоевского «Преступление и наказание»
«Преступление? Какое