О российской истории болезни чистых рук

до чего весьма так более чем небывало великой народной мудрости?
Ну а также, и в то, что Бог на небесах никакого большого кровопролития нисколько вот никогда ни в едином глазу совсем не допустит!
Да только до чего напрасны были эти надежды, в сущности, и близко себя никак затем вовсе не оправдавшие…
Слепая Смута быстро смыла с лица общества все хоть сколько-то бывшее в нем действительно же вполне человеческим…
А как раз тогда и начался тот самый бессмысленный русский бунт, направленный против всего, и вся и в нем гибли не одни лучшие люди, но и на редкость конкретные благие убеждения, христианская мораль.
А заодно и сама жизнь вполне полностью, как есть и стала разом вот собою напоминать дарвинскую борьбу за существование в дикой природе.

И уж сколько этакая пагубная ситуация некогда разом затем создала всевозможных мерзких гадов из морально неустойчивых, слабых духом людей.
И вот, чего только поистине страшное пишет обо всем этом писатель Алексеев в своем романе «Крамола».
«Это страшно! Народ привык к оружию, целый народ! Уже и слова не понимают, от стрельбы оглохли… Это я тебе говорю, брат, я - кадровый офицер! Пока не поздно, пока еще люди не изверились, надо бросить оружие.
- Но ведь война идет, Саша!
— Это не война. Я такой войны не признаю, - он перешел на шепот.
- Братоубийство — вот что это… И убивают самых лучших. Это же так… как если бы Пушкин стрелялся с Лермонтовым! Неужели ты не понял? Даже после эшелона смерти»?

374
А между тем при большевиках вся страна враз так сходу отправилась в путь в одном на всех «эшелоне медленной смерти» и лучших людей первыми выбрасывали из вагонов на насыпь, потому как в кромешном пороховом дыму и кровавом месиве только вошь человеческая и впрямь-то разом почувствовала себя вполне надежно, как дома.
И уж все — это как есть только, и началось именно с той совсем безотрадно имевшей место попытки сколь яростного же применения на той самой весьма простецкой практике жизни до чего всемогуще добрых идей!
А в особенности, все — это было вовсе-то неразрывной нитью в тот еще единый узел сколь жестко завязано как раз-таки в свете всего ведь того вполне справедливого же неверия великого множества на редкость прагматичных людей в те будто бы совсем как они есть исключительно наилучшие радужные перемены.
Люди, столь восторженно жаждавшие грядущей вовсе-то безбрежной идиллии, попросту никак ведь того не понимали, что их держава до чего же как есть стремительно катится обратно в то безнадежно мрачное духом серое Средневековье.
Причем оно ведь ныне будет вовсе никак не менее воинственно невежественным, а потому и все то лучшее в нем сходу сотрется, разом обратившись в сущий прах вечного небытия.
И все те до чего весьма незатейливо рьяные мысли о тех самых безумно широких общественных свободах, в конце концов, и стали одним разве что безупречно ярчайшим символом чересчур так совсем неприглядной вольности наиболее полного освобождения от всякой той где-либо только внутри затаившейся житейской совести.
А это именно то, что и имело затем более чем конкретное переложение на все те более чем бескрайне суровые реалии всего ведь того нового чисто революционного быта.
Ну, а действительно хоть сколько-то стояще изменить общественную жизнь к чему-либо явно же действительно лучшему можно было разве что той еще железной рукой более-менее устойчивой власти.
Но при всем том никак не должна была она в самом глубине своего чрева всячески вынашивать бравые идеи, а разве что сколь уж трезво буквально все, досконально обдумывать своею светлой головой.
И впрямь-то взвесив при этом все за и против на весах доподлинно наивысшей социальной справедливости, ну а затем и принимать исключительно веские решения.
Ну а также уж всячески осуществлять безупречно должный контроль за их дальнейшим претворением в те самые сколь еще доподлинно суровые будни общественной жизни.

Однако, конечно, все те крайне необходимые изменения в самой структуре власти, куда приемлемее кому-то было бы сделать чисто вот разве что вовсе так умозрительно.
Ну а чисто затем весьма уж славно лицезреть, как то, что ранее было на одной белой бумаге нынче чисто ведь сходу стало лицевой стороной всего того сколь пламенно создаваемого нового бытия.

375
Да только на редкость новым оно было разве что по всей той исключительно броской ярмарочной вывеске, а ее весьма извращенно безнравственной изнанкой как раз и стало сущее скотство, о котором ранее и помыслить никто бы явно так вовсе уж нисколько не смог.
Да и вообще разве хоть сколько-то стоило всею душою сходу вторгаться в просторы тех чисто, как есть до чего призрачно ныне далеких времен иллюзорно благого грядущего бытия.
Поскольку — это именно благодаря слепящему блеску ярких и сочных розовых мечтаний вместо всего того несбыточно же эфемерного добра, безусловно-то, именно что сколь вскоре затем разом нагрянет одно лишь сущее зло при всем том более чем непременно разом чреватое, считай ведь вовсе-то сколь неминуемой нравственной и физической деградацией.
Причем самое начало всех тех этических противоречий внутри российского общества, как о том не вскользь не раз и не два уж упоминалось выше, явно так следует поискать именно в тех задушевных изысках, которым безупречно великая гениальность Льва Толстого и придала форму ярких так и будоражащих широкое людское сознание богоборческих пророчеств.
Он один из наиболее ярких проповедников грядущего торжества социализма, а это гиблое болото, в котором все живое и светлое непременно так вскоре попросту уж именно разом утонет…
Ну а тот так и всплывший затем капитализм — это всего лишь блеклое преображение былого социализма в нечто иное, но только подчас поболее антисоциальное, поскольку чисто разве что заявленные принципы все-таки требовали хоть какой-то видимости заботы о народе.
И ведь главная причина воцарения социализма была заключена как раз-таки в том, что никак не было никакого согласия внутри самых разных интеллигентских течений во всем том российском обществе.
Ну а следовательно уж буквально-таки каждый затем в полном соответствии со своим личным мировоззрением и тянул ведь одеяло в одну только единолично свою чисто же идеалистическую сторону.
Весьма строгой связи с действительностью у всех этих деятелей яркой и красочной мысли вовсе вот так явно уж не было.
Ну а народ при этом оказался в конечном итоге фактически голым, никак не сытым и вконец оборванным.
И все это никак не просто разве что только одни те еще праздные слова!
Александр Куприн в своей повести «Колесо времени» вполне так наглядно описывает, чуть ли уж было не произошедшую дуэль между Львом Толстым и Иваном Тургеневым.
Причем надо бы сразу при всем том до чего сходу заметить, что это никак не на почве дотла порою сжигающей сердца ревности двое из наиболее великих русских писателей вдруг сколь сгоряча порешили ухлопать один другого.
Нет главной первопричиной их ссоры стали все те же полностью как есть совсем по-разному ими воспринимаемые идеи добра и света.
И вот они слова Александра Куприна.
«Я еще хотел рассказать ей об одной жестокой сцене, происшедшей между Львом Толстым и Тургеневым и чуть не доведшей их до дуэли. Во всяком случае, после нее великие писатели остались надолго врагами. Во время завтрака у Толстых Тургенев с неподдельным восхищением говорил живописно о том, как английская гувернантка приучает его побочную дочку, Полину, к делам благотворительности.
- Каждое воскресенье, - умиленно говорил Тургенев, - они обе идут на самые жалкие окраины города, в хижины нищих, в подвалы бедных тружеников, на чердаки горьких неудачников… И там обе они смиренно и самоотверженно занимаются целый день починкой и штопкой их убогого белья. О, как это трогательно, прекрасно и просто. Не правда ли? Тогда Толстой вскочил из-за стола, стукнул кулаком и воскликнул:
- Какое лицемерие! Какое ханжество! Какое издевательство над нуждой! Тургенев ответил жестким словом и выбежал из дома. Дуэль едва-едва удалось предотвратить»

376
Нет, конечно, пускай вот лучше сквозь дикую рванину там и сям будет явно проглядывать голое тело, поскольку так оно окажется гораздо ведь менее срамнее и весьма уж во всем явственно унизительнее…
То есть может и впрямь лучше так будет на редкость хладнокровно и лицемерно отводить от всего этого свои красивые глаза.
Ну а заодно еще и воинственно вслух возмечтать о некой той достославной благодати, что само собой вскоре и снизойдет на всех сирых и беспорточных после до чего чудодейственно справедливого и самого так удивительно всеобъемлющего переустройства всего того необъятно широкого общественного бытия…
А между тем — это как раз и есть именно то, что попросту и близко вовсе никак уж совсем недопустимо.

О, да, чисто ведь мысленно будет, куда только праведнее сходу раздать все свое имущество бедным и лишь самому бедолаге, затем и потащить буквально-то весь тот еще от века, так или иначе, вполне неизбежно имеющийся воз всяческих тех или иных бытовых трудностей.
Ну, а то и всячески так до самого конца разделить на всех и каждого поровну до чего обильно никак никому не в радость сколь вдоволь пока вот имеющийся физический труд.
Однако та самая чисто житейски обыденная аксиома жизни беспрестанно так и зудит и зудит прямо в уши весьма откровенно нам, говоря, как раз о том что, чем только поболее всякого добра будет сколь изысканно отдаваться крайне приниженным их рабством рабам, тем, лишь глубже и глубже они по самое горло разом затем совсем уж погрязнут во всей той до чего убого приниженной своей бедности.
Раз они именно, что попросту вовсе никак не умеют хоть сколько-то с умом обращаться с богатством, а только-то и смогут они его бездумно пропить, проиграть в карты, выменять в голодные годы на муку и хлеб.

377
Да и как тут вообще уж не быть весьма свирепому обнищанию, голоду и лютому холоду, когда кругом, считай так везде разруха, да и сущая прорва всякой ведь дикой анархии.
Причем может быть все — это только и явилось самым уж весьма наглядным следствием совершенно так внезапно наступившей эры крайне неприглядно наблюдаемого равноправия пред той ныне повсеместно властвующей суровой нуждой?
Правда, зато те самые удивительно новые времена явно ведь так и предстали сколь доподлинно славной эпохой до чего только обнадеживающего избавления от всех тех беспардонно жестоких оков всего того отныне полностью прежнего угнетения.
Да вот уж, однако, в первую очередь, от новых порядков безо всяких сомнений выигрывают разве что те, кто при той новой власти вовсе уж никакого горя при этом, не зная едят себе за обе щеки чей-либо вовсе чужой хлеб, зачастую и той напрасной людской кровью весьма обильно при этом явно омытый…

378
Ну а культурные и благородные люди в этаком сплошном пороховом дыму вымирали в том числе и сами по себе, а всему тому по мере сил сколь безыдейно ведь тогда подсобляли в том числе и те самые уголовные «друзья народа», как их безукоризненно верно тогда окрестили (не к ночи будут помянуты) товарищи большевики.
Да и вообще всякий тот хоть сколько-то интеллигентный, а то и