раскрыть сию книгу и снять печати ее?
Я Ружа Русова, вернувшаяся из Мира Мертвых. Воин Слова, Надежда. Да пожнут они бурю.
Я Мария Русова, вернувшаяся из Мира Мертвых. Воин Огня, Вера. Да обрушится на них Гнев Господень и да содрогнутся они. И не будет им жалости.
Я Азад, вернувшийся из Мира Мертвых. Справедливость. Да воздастся каждому по слову и делу его. Полной мерой.
Я Костя Русов вернувшийся из Мира Мертвых. Воин Света, Правосудие. Да очистятся они железом и кровью и да будет смерть им милосердием.
Я Лена Сазонова, вернувшаяся из Мира Мертвых. Сострадание. Не услышу я их хоть и кричать они будут.
Я Уля Русова, вернувшаяся из Мира Мертвых. Любовь. Да свершится сказанное.
Ульянка уткнулась в меня, всхлипывая.
– Ну вы... Ты... И я тоже? Мама... Не надо, не хочу.
Я снова погладил Ульянку по голове.
– Улечка, все ведь по справедливости будет. Сама знаешь.
– Знаю, пап... Все равно жалко.
– Ничего, ничего маленькая... По другому не получится.
Не мы это начнем...
Алиса неожиданно задумчиво огляделась вокруг.
– А вот интересно. Это что только мы такие или как?
Я лишь пожал плечами.
– Мир везде меняется. Просто вы первые, наверно.
– Здорово же. – Ульянка радостно захлопала в ладоши. – А давайте тогда всех соберем и хоть этим ну... объясним, что мы же не хотим... Она помолчала.
– Воевать там или... Вот. Мы же не...
Лиска вздохнула.
– Не получится. Они ведь не поймут.
Как там, не получилось по хорошему, придется по... А может не придется. Люди ведь они. Наверно.
... – Лена, ты его слышала?
– Слышала.
– Суд, да и приговор? Или как? Война? Я же никогда не... Смогу?
– Знаешь сама. Людей убивать нельзя. Грех это. Зверя по необходимости... А они... Их можно.
Лена села у кровати, откинула голову.
– Да и... с ними. Ох, ведь и Костя. Его ведь тоже.
Мику, кое-как добравшись до нее, простонала.
– Зачем он, не надо, не хочу чтобы...
– Не ты ведь выбираешь.
Мику помолчала. Потом вдруг спросила.
– Лена, а кто? Ну это...
Она показала на ленин живот.
Та смущенно опустила голову.
– Микуся, ты как скажешь. Он...
– Крылатый?
Лена вздохнула.
– Нет. Он не успел. Поэтому вы его и не видели. Я... Я говорила ему чтобы он уходил когда... А он...
– А что с ним будет?
– Плохо, очень плохо.
– Его убили?
– Нет. Но лучше бы...
... Из истории болезни. » Петров Александр Николаевич. 22 года. Поступил после событий в Заказнике Сосновский... При поступлении зафиксирована травма головы в виде сквозного пулевого ранения... Диагноз ярко выраженная шизофрения с парафреническим бредом, отягощенным галлюцинаторными явлениями... На внешние раздражители не реагирует. Все время говорит о некой девушке по имени Елена, о своем ребенке которого якобы убили... При этом плачет... На спине, в районе лопаток имеются два глубоких шрама странной формы. Происхождение неизвестно. ( Фотография прилагается.).
Примечание.
20. 02. 1985 года больной скончался. (Свидетельство о смерти прилагается.).
Похоронен в общей могиле на больничном кладбище.
История болезни сдана в архив...
– Я его там встречу. – Лена показала наверх. – Вместе с сыном.
Мы еще посидели молча. Вот и все, вот и... Что-то делать наверно надо. Девочки вопросительно посмотрели на меня. Я хотел было уже встать, но неожиданно тело пронзила острая боль, в голове зашумело. Я упал на траву. Больно... Почему? Заныло сердце. Что за... Где-то далеко раздался детские голоса. Вроде знакомые.
– Лиска, чего это с ним? Помоги, я же не удержу его...
– Тяжелый ведь. Я держу. Воды бы...
– У него кровь идет. Вот хоть платок возьми.
Я кое-как приоткрыл глаз и сквозь кровавую пелену смутно увидел...
ЧТО? ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?
...Мотолыгу с красным крестом на борту тряхнуло на повороте. Сидевший парень в «горке» с перевязанной ногой, упал на тело седовласого мужчины до пояса укрытое брезентом.
– Сука, Седой, братка не умирай, не смей!
Повернул искаженное болью лицо.
– Док, сделай же что-нибудь. Ты же можешь.
Мужик с белой марлевой повязкой на рукаве покачал головой.
– Витька, да успокойся ты. Мертвый он, рана в сердце...
Скрипнув зубами, парень кое-как дополз до водителя.
– Сармат, блядь, давай гони в город быстрее. В больницу. Там... Там врачи, а не этот лепила. ГОНИ НАХУЙ!
Водитель, не оборачиваясь, стряхнул с плеча руку.
– Ты чо совсем охерел? Шых ка ма да бык! ( буквально Заткнись (Осетинский.)
Нельзя быстрее, мины кругом. Да вы уберите его, а то ведь все не доедим.
Два мужика рванули парня назад.
– Держите крепче его. Я успокоительное вколю.
Врач держал шприц.
После укола парень еще было дернулся и обмяк рядом с мертвым.
– Он же нас всех вытащил...
Седовласому лежащему на узкой раскладном сиденье было уже все равно...
Помнишь? Нет, а кто это? Ты. Да нет, не может быть. А откуда у тебя татуировка на левом плече? «Донбасс-Новороссия». Откуда? Я ведь знал это. Или не я? Чью смерть я видел... Кого... Застонав, я попытался приоткрыть глаз. Солнце мешает. Какое, блядь, солнце? Ночь же. Хорошо ебануло тебя, но можно сказать повезло раз пока жив. Пока... Где это пока? Кто...?
...Осень, ранний вечер, провинциальный восточный город... Как он называется? Неважно. Важнее, что заходящее солнце слепит левый глаз. На месте правого кровавая каша. Седовласый, сидящий у стены, с трудом повернул голову. Рядом под уткнувшимся в камни человеком медленно расползается кровь. Скоро увидимся, брат. Автоматная очередь выбивает бетонную крошку над головой.
– Русский, сдавайся!
Ага... Что у нас? Обойма к пистолету и граната. Сойдет.
– Сдавайся!
Выстрел, еще, еще... Да подойди ты ближе, я же нихуя ведь не вижу. Не понял что-ли... Щелчок... Всё? Значит... Седой зажал в кулаке «лимонку» и устроился удобней. Не люблю прощаться. Проще ведь все. Идите нахуй...
«Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня.
Не морозь меня,
Моего коня.
Не морозь меня,
Моего коня,
Моего коня
Белогривого.
Моего коня
Белогривого...
У меня жена,
Ох, ревнивая.»
– Шишани, что это он? Молится перед...
– Он поет.
Боевик удивленно помотал головой.
– Значит то, что рассказывали о нем правда... Он сумашедший. Он...
– Он русский.
Игиловец осклабился.
– Ну... Ты же их лучше знаешь.
Тот кого он назвал Шишани передернул затвор.
– Заткнись... Лучше подымай своих, у него кончились патроны. И помни, он нужен мне живым. Это приказ. Хочу посмотреть в его глаза.
Боевик только пожал плечами.
– Ты командир, тебе виднее...
«У меня жена,
Ох, красавица,
Ждет меня домой,
Ждет, печалится.
Я приду домой
На закате дня.
Обниму жену,
Напою коня.»
Седой поднял голову. В вечернем сумеречном небе виднелись две девичьи фигуры. Одна побольше, другая поменьше. Обе рыжие. В белом, за спинами крылья. Та что поменьше...
– Папа...
Мужчина с трудом улыбнулся.
– Я сейчас, дела доделаю и приду. Потерпите. Я быстро.
«Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня.
Не морозь меня,
Моего коня...»
С десяток боевиков осторожно подходили к седому человеку, сидевшему у стены. Один пнул тело убитого, другой ногой откинул в сторону автоматы. Двое подошли к седому, присели перед ним. Седовласый поднял голову. Он... улыбался. Исмаила передернуло. Этот русский с залитым кровью лицом был похож на смертельно раненого зверя. Он вспомнил что рассказывали про это человека. Ангел Смерти.
– Вагиф, что там? Что с кяфиром?
Не оборачиваясь тот махнул рукой.
– Слава Аллаху он жив. Передай Шишани, что его приказ выполнен. Он будет доволен...
Первый ткнул дулом автомата в седого.
– Эй ты, покажи руки и вставай. Медленно.
Седой, продолжая улыбаться, разжал кулак. На камни упала граната. АЛА...
«Это конец войны.
Несколько лет в аду.
Только дождись меня,
Я по воде приду...
Как велика земля!..
Где-то цветут сады,
Мне бы дойти туда,
Мне бы глоток воды...»
... Я почувствовал как по лицу что-то стекает... Сладкое? Какого... Я открыл глаз. Надо мной сидела Ульянка и брызгала на меня из фляжки.
– Эй, ты чего? Откуда...
Я повернул голову. Рядом Алиса. Она хмыкнула.
– Во, блин... Сам ведь чай коммуниздил, и еще спрашивает. Вот и пригодился. Ты хоть сесть можешь? Напугал ты нас.
Она помогла мне сесть.
– А что...
Лиска только вздохнула, помотав головой.
– Ты похоже встать хотел, а вдруг завалился как убитый. Мы тебя еле удержали. Весь в крови, бледный, холодный... Мертвец настоящий, блин... Свое видел? Лучше тогда не рассказывай, не надо. Не хотим знать. Война ведь, да? Там или...? Неважно.
Я смог только кивнуть, с трудом не застонав от боли.
Ульянка подлезла ближе.
– Пап, ты живой? Скажи что да...
– Вроде да, наверно.
Она приложила ладошку к моей груди.
– Бьется. Дышишь? Ну-ка...
– Да дышу, дышу...
Я дыхнул, Ульянка демонстративно зажала носик и скорчила недовольную гримасу.
– Фу... Табаком воняет. Все равно,главное дышишь, вот.
Боль постепенно отступала, затаиваясь где-то. Вернется. Теперь знать буду.
– Ты видела, да?
– Видела, Микуся, все видела... Страшно. Как же ему тяжело и больно. Он... Он же...
Лена закрыла лицо руками.
– Всю нашу боль на себя взял. Всю... Мою и твою, и... Ту что была, есть и будет. За нас всех. Тех кто сейчас и тех потом придет.
Она опустила руки и вздохнув, неожиданно улыбнулась.
– А знаешь, он дверь открыл для нас. Туда.
Мику удивленно поморгала.
– Это как? Разве такое можно?
– Ему можно. Он же через смерть прошел.
– Тогда... Туда надо идти, наверное ведь... Раз... Подожди, я тогда Костю подберу. Он хоть и в городе, но попробую... А ты его не возьмешь?
– Нет. Я не хочу его обрекать на... Не хочу. Пусть жив будет.
– Тогда...
Девочки взялись за руки.
– Костя, сынок ты чего кричал-то?
Парень с копной длинных черных волос, стоявший у открытого окна, оглянулся на мужчину в пижаме, пряча сигарету в кулаке.
– Извини батя, приснилось что-то...
Из-за плеча мужчины выглянула женщина в ночной сорочке.
– И курить сразу...
– Мама...
Парень выкинул сигарету в окно. Женщина недовольно посмотрела на него.
– Ну и чего раскидался? Пепельницы нет?
– Мам... Ну не ругайся, ложусь я уже. Может мне сон присниться?
– Сон... Взрослый же уже, выше отца, а все ему сны. И тебе же завтра вставать рано.
Парень только вздохнул.
– Ага, на практику.
Зевая, мужчина и женщина вышли из комнаты. Если бы они оглянулись, то возможно заметили бы мелькнувшую тень за окном. Пятый этаж, кстати. А потом увидели бы как их сын раскинул бы руки и исчез в ночном небе. Только шелест крыльев да отзвук воя.
– ИДУ!
Только они не оглянулись.
... На острове, на холме, прозванном Чертовым, на который местные боялись заходить даже днем, горел костер. У огня сидели шестеро. Молча смотрели в огонь. Дым стлался, смешиваясь с туманом, потрескивал хворост.
«Вот дети твои, Господи,
Прими же их жертву.
Чистые они и нет на них греха...»
А над ними раскинулась ночь. Странная, колдовская, страшная. Пропитанная древним страхом и наполненная такой же древней неизбывной тоской от которой щемит в груди. И ворочались люди в постелям, слыша вой под окнами, и горел свет в домах и кабинетах. И крестились старики, шепча молитвы, и зажигались лампадки перед иконостасами.
« Может Бог, а может просто эта ночь пахнет ладаном.
А кругом высокий лес, темен и замшел.
То ли это благодать, то ли это засада нам;
Весело на ощупь, да сквозняк на душе.»
...И тихо плакала, привалившись к дверному косяку,
