звучали в комнате.
... – Мы чего, потерялись?
Ульяна постучала меня по голове.
– Нельзя здесь теряться. Давай находиться будем.
Да сам знаю. Тихо. Успокойся, сосредоточься. Сосредоточишься тут, однако. Совсем рядом, как показалось, сверкнули чьи-то глаза. Что-то прокатилось в траве. Я оскалился. Брысь, сука, не до тебя. Странные, непривычные запахи лезли в ноздри, сбивая с толку.
Неожиданно Алиса показала фонариком на кусты.
– Вон смотри, туда надо. Видишь?
В кустах показался огромный зверь. Медведь. Низкий рык, зверь качнул головой, словно указывая дорогу и исчез в зарослях.
– За мишкой надо. – радостно закричала Ульянка. – Пошли!
Проломившись на прогалину мы остановились отдышаться. Лес постепенно начал приобретать привычные очертания. Появившаяся луна осветила знакомые деревья. Я выдохнул. Рядом на траве высветился круг света от фонарика, Ульянка уткнулась мне в платок.
– Вышли, вот.
Мы отошли подальше от леса. Я огляделся. Ничего чужого или странного. Прошли ведь. С чужой помощью, но прошли. Самое страшное впереди будет. А пока... Можно отдохнуть. Алиса подошла ко мне и задумчиво похлопала Ульянку по спине.
– И долго ты на отце висеть будешь? Ставь ее на место.
Я спустил Ульяну на траву. Она потянулась и по хозяйски осмотрелась.
– А чего это тут у вас?
– Уля, ты хоть знаешь где мы?
Она кивнула. Алиска захохотала, присев и уткнувшись головой в колени.
– Конечно знает. Посредине. Это ты у нас то ли контуженный, то ли о елку стукнутый. Беда с тобой. Ладно, Улька пошли хоть дров наберем для костра.
Та почесала в затылке потом ткнула пальчиком в темноту.
– А вон чего там лежит?
Действительно, в траве лежала куча хвороста. Словно приготовленная для нас.
– Побудьте тут, только не уходите никуда. Я сейчас.
Выйдя обратно на опушку, я огляделся и подобрал две коряги побольше. На всякий случай, для полной уверенности постучал по ним кулаком. Вроде точно коряги. Я чо, я ничо... Мне костер надо. Вернувшись к девочкам, я быстро соорудил подобие нодьи. На ночь должно хватить. Достал было из кармана зажигалку... Ты чо совсем? Точно головой ударился. Присев, я провел ладонью над хворостом, чувствуя как кровь бьет в виски. Алиса одобрительно кивнула, мол догадался ведь что не просто огонь творю. Ульянка молча села у разгорающегося костра. Теперь только ждать, чо еще осталось.
... В дверь заколотили.
– Батюшка открой! Тут...
– Что случилось? Пожар где?
– Выйди да глянь сам. Чо за хрень посреди ночи.
Пожилой священник, зевая, выглянул из избы. У крыльца столпилась почти вся деревня.
– Вон смотри чего?
Несколько человек сразу показали в сторону реки.
– На Чертовом Холме огонь загорелся. Костер что-ли?
– Да кто там будет с огнем баловаться? В проклятом месте-то?
Священник зажмурился, постоял молча, потом вздохнул.
– То не просто костер. Не надо того людям видеть. А раз горит, значит Бог допустил, а остальное не нашего ума дело.
Вперед вышел участковый.
– Сергей Николаевич... Ты конечно это...
Он помялся.
– Чего делать-то?
Батюшка снова вздохнул и перекрестился.
– Спать идти. А больше ничего. Я же сказал, что не людское это дело. И видеть не надо того.
Мужик в милицейской рубашке почесал лоб и повернулся к толпе.
– Твою же Бога Душу и... Извини батюшка. Давайте спать. Ночь же на дворе. Всполошились блядь... Завтра вон и разбираться будем, засветло. Расходимся ебать-колотить...
Зевая, толкаясь и матерясь народ стал расходиться.
Священник неожиданно задержал милиционера.
– Михалыч, ты завтра гостей жди. И я ждать буду... А пока спать.
... В огне потрескивал хворост. По полю стлалась дымка, было тихо, только треск пламени. Если долго смотреть в огонь, узришь Будущее. Кто сказал не помню уже. Может и я... Пересыпается время в песочных часах. Скоро... Вы меня простите только.
«Говорил пел говорил ветер
Об одной свободе об одном рассвете
Об одной свободе об одной воле
Об одной воле вдаль идти по полю
Говорил пел говорил в листьях
Об одной любви из последних истин
Что из-под земли серебром по бронзе
Что из-под воды босиком по звездам
Говорил пел говорил ветер
О последней вспышке об одном рассвете
О последней вспышке о последней боли
О последней боли за которой воля»
Ульянка показала пальцем в ночную дымку.
– Там...
– Что?
Я вгляделся.
– Лошадки и шатер, и люди какие-то, костер. Чего это? Они нас почему не видят?.
Алиса даже не повернув головы, горько усмехнулась.
– Это не шатер. Кибитка таборная.
Она устало прикрыла глаза.
– Это знак. Не будет нам не места, не покоя на этой земле. Не в жизни, не после смерти. Вечные странники. То ли ветер, то ли цыгане...
Помолчала.
– Зато жить и умирать свободными будем.
Ульяна кивнула, пошмыгала.
– Ага.
Пламя костра неожиданно опадает вниз. Словно съеживается от боли и холода. Началось. Сам ведь хотел, сам сюда пришел. А теперь просто сиди и смотри.
...На меня внезапно пахнуло морозным воздухом. В лицо ударили хлопья снега... Потрескавшийся бетон, мешки какие-то, ящики... Крыша заброшенной многоэтажки. Бывает. Сквозь густо летящий снег еле проглядывают звезды. Четверо... Ты помнишь кто это? Знаешь. Сзади них темные бесформенные тени. Даже не разберешь чьи. Может и человеческие. Попробуй пойми в снежном мареве. Лучше смотри. Все равно ничего больше не сделаешь.
...Рука в черной перчатке толкнула в спину рыжую девушку в разорванном платье.
– Пошли. Полетаете, сучки.
Она повернула лицо в кровоподтеках, прижала к себе рыжеволосую девочку поменьше.
– Иди ты... В ответ странный лающий смех.
– Помочь?
БОЛЬНО?
Она шагнула вперед,ведя за руку младшую. Босые ноги не чувствуют холода, на заснеженном бетоне кровавые следы. Рядом девушка с неровно обрезанными поседевшими волосами и шрамами на лице в черном поддерживает за плечи голого по пояс черноволосого окровавленного парня... Поворачивается.
– Я найду вас и убью.
В ответ тот же смех.
– Смотрите, макака узкоглазая еще угрожает.
– Я. НАЙДУ. ВАС. КЛЯНУСЬ БОГОМ.
И замолкает издевательский смех. Страшно наверно стало... Да твой настоящий отец и твой дед были бы тобой довольны. Как он учил тебя? Путь самурая–путь смерти.
ПРОСТИ.
Бетон уходит из-под ног и звёзды оказываются совсем рядом. Папа, а звезды они какие? Протяни руку и узнаешь. Возьмешь в ладошку, согреешься, даже желание сможешь загадать.
- Мику!!!
- Лиска, глупая, ты вниз не гляди. Ты в свет смотри.
- Ладно, не учи… КОСТЯ!!!
- ПАПА!!! Я ЖЕ ЛЕЧУ!!! Я ВЗАПРАВДУ ЛЕЧУ!!! ЗДО…
Глаза слезятся. Наверное от ледяного ветра. Звезды гаснут. И пламя снова поднимается вверх. И жалобный волчий вой в лесу. Как плач.
Осталась еще одна. Смотри...
Разлетаются искры от костра, медленно падают песчинки. Идет время. Рядом опрокинулась на траву Алиса. Глаза закрыты, на груди и животе расползаются кровавые пятна. Ульянка, скорчившись, упала рядом.
... – Микуся, ты что? Не надо!
– Как больно! Мама, больно же!
Лена прижала Мику к себе.
– Потерпи
Неожиданно она упала на пол и застонала.
– Помоги, огонь! Горю! Не надо!
Девочки с трудом доползли друг до друга. И замерли уткнувшись головами.
– Леночка прости меня. Я не хотела, я не знала что это настолько больно.
– Потерпи, Микуся, недолго осталось. Недолго...
Огонь костра взметнулся вверх, взревев в бессильной ярости. Но не ты решаешь. Ты лишь смотришь.
...К березе прикручена проволокой девушка с темными, почти синими волосами. Разорванная до пояса рубаха, округлившийся живот. По ногам течет кровь. Рядом... Не разберешь кто такие, пятеро, может больше. Сука, глаза опять слезятся. Дым от факела мешает разобрать.
– ОООООО...
– Слышь, она что, молится?
Тот кто с факелом подходит ближе.
– Может, ты дура, еще и за нас помолишься?
Девушка с трудом разлепляет разбитые губы.
– Помолюсь.
Прости им Господи ибо не ведают они что творят...
– Лешаки, мать их... Папаша ее скольких наших завалил пока со спины не зашли. Поджигай давай. В город к вечеру вернуться надо.
– А приказ... Живой ведь велено было взять. Доставить...
– Да плевать. Жги.
«Не к лицу нам покаянье,
Не пугает нас огонь.
Мы бессмертны, до свидания...»
Факел летит в кучу хвороста. Дерево, застонав, вспыхивает сразу, все целиком. От земли до кроны. Это последнее что лес может сделать для Хранительницы. Чтобы без мучений...
«Оказалось небо сирым потолком,
Повязалась нитка строгим узелком.
Кто-то плакал — только стены да кресты
Быстрой спичкой посредине темноты.
Без рубашки, вдаль, студеною рекой,
Из всех тяжких, — дремлет ангел-часовой;
Век, что ль, грязью — глупо, видно, сгоряча
Убежала непослушная душа.
Убежала, и погоня не нужна —
Всем отмерит леденелая вода,
Всех согреет леденелая вода,
Поцелует цепко гордые уста.
А над полем бледной тенью слепнет снег,
Сладко-сладко убаюкивает снег:
Спите-спите, тают хлопья по воде;
Спите-спите — все сбывается во сне.
Скрипнет-скрипнет ключ в неведомой двери.
Боль снаружи. Веселее там, внутри!
Страшной песней, небывалою весной,
Интересно не вернувшимся домой.
На открытке мятой — детское лицо.
Белый саван.
Белый — снегу все равно.
Доски — крылья…
Хватит — некуда летать.
Снилось — были, а приснилось — умирать.
Оказалось небо сирым потолком,
Повязалась нитка строгим узелком.
Кто-то плакал — только стены да кресты
Быстрой спичкой посредине темноты.»
... Алиса, застонав, приподнялась с травы и села, уткнувшись мне в плечо. Кровь с ее одежды исчезла.
– Сволочи...
– Прости меня.
– Тебя то за что? Не ты нас убил. Где Ульянка?
Повернувшись, я поднял Ульянку и обняв, погладил ее по голове.
– Улечка, солнышко... Я...
Она подняла голову. Заплаканные глаза.
– Папа... Почему? За что они... Мы плохие, да? Мы же ничего такого, мы же жить хотели. Жить... Любить...
Алиса лишь попыталась улыбнуться. Получилось плохо, больше было похоже на судорогу.
– За прогулки по трамвайным рельсам.
Я покрепче прижал ее к се6е.
– Доченька...
Она всхлипнула и...
– Папа, я прошу, я...
Неожиданно она отстранилась.
– Пообещай, пообещай мне... Что не убьешь их. Не надо, пожалуйста. Не мсти им, я же простила их, понимаешь? Простила же я им. Я ведь... Не надо.
Что ответите? Сможете? Нет, доча, никак не смогу я выполнить этого обещания. Никак. Я прикрыл глаз. Не смогу. По другому будет.
Надолго они запомнят мои поминки по вам, донечка, когда я вернусь.
Надолго. Навеки.
«... И войдут волки в города.
И спустятся с пылающих небес крылатые всадники.
И земля пропитается кровью по конскую сбрую...»
Ты уж не сердись.
Алиса, подняв голову, тяжело вздохнула и внезапно ощерилась, ее глаза в свете костра блеснули по волчьи, она рыкнула.
– А то... Погуляем уж. За все. Чтоб...
«Эх правда-матка,
Грязная тряпка,
Режь ее напополам...»
Я посмотрел наверх. Где-то над ночным небом словно звенела натянутая струна, отзвук волчьего воя... Как это будет... Когда придет Время... Черные одежды, расправленные крылья... Осененные огнем и несущие огонь. Как вы нас назовете? Кем мы будем для вас?
И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями.
И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин
