нет, сон исчезает, и начинаются поиски. Уникальность состояния больного состоит в том, что он всегда найдет. Если есть деньги, то как-нибудь купит, или сам, себя превозмогая, или гонца пошлет. Если денег нет, займет, если занять не у кого, что-нибудь продаст, заложит, украдет. Если вообще финансовая возможность исчезает, как таковая, найдет продукт. Даже заначку, сделанную черт знает когда. Если нет ни заначки, ни денег, все равно выкрутится, найдет и выпьет. Есть в этом нечто мистическое, никоим образом не объяснимое. Близкие родственники таких «больных» расскажут вам сотни историй, когда наглухо запертый, иногда даже привязанный «больной» через какое-то время был найден опять пьяным в зюзель, в той же запертой насмерть пустой комнате, иногда даже в компании таких же мистических персонажей. Неисповедимы пути господни, и пути алкоголиков.
Пути эти проследить невозможно, потому как через неделю другую, кто-то услужливо стирает память, оставляя лишь фрагменты пережитого. Фрагменты смешные и жуткие. В алкогольном бессознательном человек зачастую перескакивает в параллельные миры и там какое-то время, возможно годы, а возможно мгновения существует. У верующих эти миры называются ад и рай. Память о таких мирах у алкоголика остается где-то в ДНК, и продолжает жить не на уровне сознания, а на уровне внутреннего микромира. Что интересно, наркоман в состоянии сильного наркотического опьянения тоже может туда перескакивать, но воспоминания об этих путешествиях, если и сохраняются то на уровне сознания, а не внутреннего микромира. Этим и обусловлена разница между «завязавшим» самостоятельно алкоголиком и «завязавшим» наркоманом. Переставший пить алкоголик (заметьте не «бросивший» пить, бросать – это все-таки усилие, а именно «переставший» без явно видимых усилий, клятв, кодировок и т.д.) очень часто удивляет окружающих, и образом жизни, и заметными материальными и духовными успехами. Такое редко встретишь у «завязавших» наркоманов. Они просто перестают колоться, нюхать, курить, но остаются на том же уровне. Так что, вперед, братья-алкаши, у вас перспективы! Но надо сказать, процент таких переставших, очень и очень мал. Подавляющее большинство просто не доживают. Тем сильнее награда. Вперед, братья, тут выбор невелик, либо в князи, либо в «грязи».
*******
Очнулся Федя, где-то через неделю, с синяком под глазом, ссадиной на скуле и женскими кружевными трусиками в кулаке. Содержимое трусиков отсутствовало, зато присутствовал князь Ванечка, спавший рядом в генеральском кителе Ника на голое тело. До кителя тело было прикрыто покрывалом со штампом какого-то стильного ресторана. Федор приподнял покрывало и вздохнул с облегчением. Князь спал трусах, даже если не своих, то мужских. Какое никакое, а алиби. В Ванечке Федя не сомневался, но мало ли, как оно там все было… он ничегошеньки не помнил. Синяк и ссадина после запоя вещи привычные, а вот трусики… не часто, во-первых… и почему в руке… и где она?... оно, содержимое… ну не князь же…
Не зная куда деть улику, он сунул ее в карман кителя на князе и пошел в душ. Голова после душа немного прояснилась, но память не вернулась. Войдя в зал, он в удивлении остановился. На кухне и в комнате было стерильно, идеально чисто. Так не было даже после совместной генеральной уборки, когда они втроем, с Сашей и Ником объявляли коммунистический субботник и, разделив территорию, доводили дом до блеска, ревниво приглядывая друг за другом. Что совсем не поддавалось разумению – это хрустально вымытые окна и ровно постриженный газон перед домом. Ну ладно окна, с натяжкой, но объяснимо. Но газон?! Газонокосилки у них не было никогда. Раз в два месяца они вызывали специального парня мексиканца и тот ровненько все скашивал собственной косилкой. Да черт с ним и с газоном, не мистика, в конце концов, но сам факт чистоты, и какой чистоты (!), после недельного разноса – вот это уже ни в какие ворота…
Федя открыл холодильник и нашел его тоже свежевымытым и заполненным минералкой. Спиртного ни капли. Ну и, слава богу, хватит... Взял бутылку, сел на диван за столик, закрыл глаза, попробовал вспомнить. Фрагмент первый – они за что-то голосовали. За что Федор не помнил, помнил только, что Ник тогда сказал:
− Демократия одна из самых низких форм человеческих сообществ, ниже только охлократия, власть толпы, первая ступень революции.
После слов Ника, всплыл и весь фрагмент разговора.
− А что выше демократии? – спросил Иван.
− Диктатура. Да, да… не удивляйтесь, юноши, именно диктатура.
− Интересно, − сказал князь. Он никогда сходу не бросался возражать, пытался сначала до конца понять собеседника, а потом уже валил его силой аргументов, − ваш кумир, Сталин, был диктатором и что? Хорошо было организовано общество?
− Во-первых, кумиров у меня нет. Во-вторых, в диктатуре абсолютно необходимы две составляющие: общество, созревшее для диктатуры и собственно сам диктатор. Если общество не готово, диктатор становится тираном. Если не готов диктатор, тиранит уже общество, поднимает бунт, революцию и сметает неудачника. По правде сказать, я не знаю в истории человечества, когда эти две составляющие совпали бы надолго. На короткое время – сколько угодно. От Македонского до Сталина, включительно. Хороший диктатор – товар штучный. Чаще всего, он не может обеспечить преемственность и умирает тираном. Диктатор все-таки человек, и потому смертен, и как сказал классик «внезапно смертен». Одна страна в мире, Россия, всегда готова к эксперименту. И когда совпадут эти две составляющие народ и диктатор, гармонично совпадут, Россия станет первой мировой державой. Не государством, заметьте, державой.
− А в этом что-то есть, − подхватил Федор, − Помню, в школе было такое упражнение – диктант. Учитель диктует, а мы пишем. Мы не можем написать, что-то другое, но и учитель отсебятину не гонит. А хороший результат нужен всем, и ему и нам. Кстати учительница у нас по русскому и литературе была красотка, грудь третьего размера…
Все, провал фрагмента. Потом откуда-то из середины. Зачем-то поехали искать Алекса, он проводил где-то занятия с группой вновь посвященных. Нашли. Небольшой офис, человек восемь по кругу на стульях. В центре Саша, вещает. Вежливо вошли, присели сбоку. Когда Саша, опасливо косясь, на друзей произнес: «Наша задача – не продавать, а помочь людям…» Федора вырвало. Не то чтобы прямо от слов, все-таки запой шел уже третий, или четвертый день, и внутри было сильно муторно и без слов. Но как-то не хорошо совпало. А вот не помню, князь уже в кителе был или по гражданке еще…
Так, а синяк откуда? Точно, это уже под финал. Сижу в ресторане, хороший ресторан, дорогой, кажется в «Country Club». Почему-то один, а весь ресторан занимает футбольная команда местного колледжа, победу отмечают всей толпой, игроки, тренеры, болельщики, девчонки из группы поддержки. Трусики, по ходу, оттуда откуда-то. Входит князь уже точно в кителе и фуражке. Вскакиваю, ору:
− Встать, архантропы, смирно!!!
Футболисты сидят, смеются, не со зла, просто им весело, они не понимают, думают прикол такой, шутка. Какой, на хрен прикол! Вам что, советский генерал, герой Советского Союза не указ уже?! Встать, суки, смирно! Не могу вспомнить, как это по-английски, ору по русски. Один, здоровенный такой поднимается, улыбка до ушей, руки раскинул, идет обниматься. Все еще не врубается в ситуацию, и руки не по уставу. Опускаю ему руки по швам и сразу бью в морду. По инерции валюсь рядом с футболистом. Боковым зрением успеваю увидеть, как поднимается команда и летит на помощь князь. Опять провальчик…
Ага, дальше сидим уже с футболистами за столом. Нормальные ребята оказались. Полицию не вызвали, подрались, посадили к себе. Уже друзья. Пьем мировую. У князя губа набекрень, у меня глаз пухнет. Ничего. Оглядываю спортсменов. Ага, есть. Мой, рядом сидит, помеченный, и улыбается все также. Зовут Боб. Откуда я это помню? С другой стороны девица из группы поддержки. Симпатичная. Как зовут-то?… Кладу руку ей на колено. Она не против. Да как же зовут-то? Не помню, блин. Напротив князь. Пьет брудершафт со своим спаррингом, тоже припухшим. Да, мы без боя не сдались… И им интересно, с русскими подрались наяву, а то все кино, да кино… Славные ребята, и девчонка такая, ничего себе, притерлась рядышком.
Потом, уже с другим футболистом сидим у пруда, в ресторанном дворике, в тени дерева. Курим самокрутку. «Хорошие вы ребята, − говорю ему, − славные, только зачем вы индейцев поубивали, падлы?» Он не врубается. Передаю ему самокрутку, он затягивается, вижу – негр. «Извини, − говорю, − вопрос снят, братан, лично ты не при делах». Он улыбается блаженно. Словно понял, что невиновен.
Снова ресторан. Откровенно тискаю девицу из группы поддержки. Она не сильно поощряет, но и не брыкается. Иду на абордаж:
− Will you marry me?
− You’re kidding… you’re funny…
− Funny, funny… фуяни.
Опять провал. Потом вдруг на берегу океана, сидим с Омом на крутом песочном бархане. Ветра почти нет, но океан гудит, бьется об берег, как сердце об ребра. Мы в раскладных шезлонгах. Между нами столик, вполне прилично сервирован. По берегу носятся две девочки из футбольной группы поддержки. Им весело, и нам хорошо. Ом говорит:
− Понимаешь, все дело в том, какими временными рамками ты думаешь. Обычно человек мыслит в пределах ста лет. Пятьдесят назад, пятьдесят вперед. И то много. В основном в пределах года. Если в пределах нескольких веков, до тысячи лет, начинаешь думать в рамках официальной истории своей страны. Потом узнаешь, что те, кто написал эту официальную историю твоей страны, все переврали. При ваших Романовых три немца сели и написали под заказ все, начиная с крещения. За что все трое получили хорошие деньги и должности, и только один в репу от Михайлы Ломоносова. Кажется, Михайло соответственно фамилии ему нос сломал. Их основной задачей было обрубить все, что было до крещения Руси князем Владимиром, и до прихода Романовых, а ведь то, что было до этого и есть самое важное и нужное для русского самосознания.
− Откуда ты это знаешь?
− Ты имеешь ввиду, откуда я, индус, это знаю?
− Да, я имею ввиду, откуда ты, индус, это знаешь?
− Во-первых, ни ты, ни я, никто толком не знает, кто такие индусы и кто такие русские? Во-вторых, мой учитель мыслил, даже не тысячами, миллионами лет. Для него история Ариев, из которых мы с тобой вышли, как для тебя времена перестройки. Для него развал Великой Тартарии, как для тебя развал СССР. И процесс даже чем-то похож, только по объему и по времени гораздо меньше. Но я не об этом сейчас.
− О чем?
− О памяти. Заменяя подлинную историю выдуманной, нам стирают память. Очень сильный инструмент. Как твой запой. Сейчас вот день четвертый, очухаешься ты дня через три, четыре, вспомнишь, дай бог отрывки, а мы с тобой уже второй день разговариваем. Я столько за всю жизнь не наговорил о таких важных вещах. Ладно, не суть. Я что пытаюсь тебе объяснить, а заодно и самому понять. Вранье ведь,
