бешенной от дикого кровавого возбуждения Римской зрительской толпы.
Этот крик стоял невероятным громом над Римским амфитеатром, оглушая все вокруг. Победа была предрешена. Короткая битва и молниеносная победа. Мгновенная молниеносная и бескровная победа над равноценным по мощи и силе противником. Такого еще не было. Ганик смотрел на ревущие людские трибуны. Он смотрел на ликующую толпу, прыгающую на своих местах и, толкаясь кричащую ему добить своего поверженного противника. Но Ганик не мог. Это было не для него. Бой был и так выигран. Им Гаником, но зачем такая вот смерть. Позорная для гладиатора Ритария смерть. Хоть он и был готов также убить его Ганика, но теперь Ганику его было просто жалко. Просто как человека. И он не знал теперь, что делать? Он держал у шеи противника свой острый заточенный трезубец и ждал команды от самого теперь императора Тиберия. И не знал, как теперь поступит, даже если Тиберий ему прикажет убить соперника. Ганик смотрел на зрительное ложе весталок. Они первыми решали участь осужденного на смерть, и после них решался приговор. На них смотрел теперь и император Рима Тиберий и все ложе сенаторов и их жен и сестер, сидящих по обе стороны от трона императора Рима. Он смотрел и на ту, что стояла у самого верхнего каменного оградительного барьера сенаторского ложа.
Луцилла Вар, смотрела, молча, и не прыгала как все другие. Она просто стояла и смотрела на Ритария Ганика. На победителя финальной битвы и окончания всех сражений на песчаной арене Римского амфитеатра. Его взгляд остановился на ней. А ее на нем. На высоком полуголом красавце гладиаторе желтой кровавой арены, не прикрывающем свое лицо в бою, никакой маской. Или шлемом. Ее глаза смотрели только на него. Женские жестокие и похотливые глаза Луйиллы Вар.
- «Она так и стоит» - думал Ганик сейчас - «И почему стоит там, и не уходит и смотрит на его и его победу. Влюбленная, наверное, в него, как и многие женщины Рима. Эта дочь сенатора Лентула Плабия Вара. Недалеко сидящего от самого трона императора Тиберия. Ганик остановил взгляд на ней. Той стройной и на вид утонченной невысокой молодой особе, лет, наверное, двадцати, двадцати пяти. В красивой длинной богато расшитой золотом белой тунике. С украшениями на руках в виде узких золотых браслетов на запястьях как у многих богатых женщин Рима. С золотыми перстнями, как и у всей знати на руках.
Ганику стали нравиться женщины. Раньше он этого совершенно не понимал, но теперь почувствовал вкус и стал даже разбираться, какая лучше, а какая хуже. Он изменился сильно за какие-то пять прожитых лет, после того как оставил свой дом в селении Селенфия на берегу Тибра. Оставил свою приемную мать Сильвия, которую давно уже не видел, как и своих сводных сестер Камиллу и Урсулы.
Ганик смотрел на ликующие трибуны и ждал решения. Весталки молчали и не делали ничего. Они совещались по поводу поединка под крик обезумевшей римской многолюдной зрительской толпы амфитеатра. Его противник поверженный позорно и в песок арены, смотрел на Ганика умолительно, прося его не делать ничего ему. Хотя прекрасно понимал, что ему конец. И чем быстрей умрет, тем ему лучше. Вдруг открылись деревянные ворота на арену с боковой стороны, со стороны противников обеих школы Олимпии и Капуи. Квадратные решетчатые, окованные тоже железом ворота, откуда выпускали для забоя на арене диких зверей. И именно оттуда вышли трое. Трое в коротких шерстяных рабских до колен тогах. С малыми круглыми щитами и в простых металлических шлемах. Без символик какой-либо школы и простыми гладиями мечами. Причем порядком поношенными. И скорей всего не точенными и тупыми. Это были совершенно не гладиаторы. То были Ноксии. Преступники, приговоренные на смерть за преступления и отправленные на арену в качестве казни. И это Ганик сразу понял, увидев их идущих под крик толпы в его сторону. Те трое, медленно приближались к нему, размахивая мечами и, наверное, стараясь привести Ритария в замешательство. Было видно, что они сами боялись, но им некуда было деваться, и они шли на подкашивающихся ногах в его Ганика сторону, ожидая, наверное, его нападения на них.
Было видно, как они боялись. По их трясущимся рукам и ногам. На их лицах не было масок и на головах шлемов, и их лица были полны смертельного ужаса.
Те трое, преступники, оставленные на потом и для него Ганика.
Судя по их худощавому телосложению, просто горожане из числа обычного нищего плебса. Они шли по горячему песку арены, в дранных из грубой шерсти коротких серых и черных туниках, совершенно босиком, только с маленькими круглыми щитами и мечами. Их кинули на смерть против него, чтобы Ганик решил их участь на потеху всем. Но такое не было учтено при ведении игр. О, их появлении не знал никто, даже Хароний и его учитель Ардад. Который было, бросился, схватив меч к выходу на арену, но его остановил Мисма Магоний, схватив за руку.
- Не смей, Ардад! – крикнул он – Пусть Ганик сам разберется с ними!
- Но, это против всяких правил! – отвернувшись от решетки смотрового окна в стене амфитеатра и подбежав к воротам на арену, прокричал, дико сверкая и смотря черными взбешенными глазами на Мисму Ардад – Кто такое устроил?! Такого не должно было быть! Это, что еще за номер?! Это все Капуя! Этот чертов ланиста Милесфа Варуний!
- Не думаю – произнес Мисма Магоний – Это кто-то сделал другой, и ни из низших чинов. Так, что остановись, Ардад. И пусть твой парень сам решит их участь, как и участь того Ритария.
Ардад замер в открытых настежь распахнутых входных дверях амфитеатра, почти выскочив на песчаную его арену, удерживаемый за руку Мисмой Магонием.
- Это бесчестно, Мисма! Какого черта происходит! – произнес Ардад, не сводя взгляда взбешенных черных эфиопа гладиатора глаз с тех троих идущих к Ганику его ученику с мечами и щитами гладиаторов преступников.
– Кто это все устроил и где наш Хароний?! Я хочу его срочно увидеть! – кричал Ардад, перепугав своим громогласным голосом чернокожего раба Ритария всех рабов сзади него и под навесом каменных дверей на арену амфитеатра. В то время как противники Ганика полукругом приближались к нему, охватывая его полукольцом, возле лежащего плененного им и его трезубцем у горла другого Ритария.
Ганик наступил на грудь противнику ногой, чтобы тот не дергался и ни пытался освободиться уже лежащий на спине и ожидающего решения своей участи. Он смотрел на приближение этих троих. И услышал голос Эдитора. Тот приказал остановиться. Остановиться всем и замолчать всем по приказу императора Рима Тиберия.
Ганик перевел взор на трибуны и увидел стоящим императора Тиберия. Который встал со своего золотого кресла трона и поднял руку в золотых перстнях и браслетах вверх. Рядом с ним стоял еще какой-то человек в длинной сенаторской богатой тоге. Худощавый и высокий и Ганик увидел как ни странно своего хозяина Харония Диспиция Магму.
Там же рядом. Хотя там совершенно не должно было быть ему места. Таких, как он не пускали н а царственные трибуны. А тут что-то необычное. Наступила снова гробовая тишина. Как-то внезапно и мгновенно.
- Слушать всем! - прокричал Эдитор и руководитель гладиаторских игр - Император Цезарь Тиберий Клавдий Нерон приказывает отпустить пленного Ритария школы Капуи в обмен на жизнь этих троих преступников.
- Черт подери! – прокричал возмущенный Ардад – Мой Ганик никогда не был палачом Мисма! Я никогда не желал ему такой участи!
- Мы не вольны выбирать, Ардад - произнес довольно и хитро глазами Мисма – Ты это только сейчас понял, гладиатор.
Он, словно всю жизнь ожидал такого для Арада подвоха. В этот момент все трое мнимых гладиаторов бросились на Ганика, и ему пришлось отскочить в сторону с поверженного противника. И в тот же момент в горло Ритария Варония вонзили длинный плохо заточенный гладий. Тот закричал, не успев даже встать, застонал, хрипя перерезанным горлом. Из его шеи ударил фонтан крови, и он задергался под вонзенным мечем в посмертных конвульсиях. Это привело Ганика в бешенство.
- Твари! – прокричал он в тишине арены - Вы посмели поднять руку на Ритария! Мрази!
В этот момент вся арена разразилась грохотом ликования и криков взбешенной толпы. И оглушила всех и самого Ганика.
- Смерть! - Ганик услышал - Смерть! Смерть преступникам! Отбежав быстро в сторону Ганик схватил трезубец противника на деревянном древке, который просто валялся в песке поодаль от места, где только что пригвоздили мечем его поверженного соперника. Позорно и не по-честному. И размахнувшись, что силы метнул его в того, который вонзил меч в горло Варонию Ритарию.
- Твари! – прокричал Ганик.
И трезубец бактрийца Ритария Варония, пролетев со свистом, снес буквально с ног убийцу Варония. Воткнувшись псевдогладиатору, прямо в его грудь. Войдя на всю глубину тремя своими острыми, как бритва заточенными прямыми длинными, словно кинжалы остроконечными лезвиями. Прямо сквозь его шерстяную порядком поношенную короткую до колен нищего бродяги тунику. Тот даже не вскрикнул, а только отлетел, потеряв свой, маленький и круглый, с левой руки щит и оставив меч в горле убитого только что им Ритария, на несколько шагов от трупа Варония. Он упал на горячий и желтый песок амфитеатра, схватившись за деревянное длинное древко трезубца обеими своими трясущимися от дикой боли худощавыми, но жилистыми руками. И забился в агонии, дергая своими голыми ногами. И крутясь на спине по песку, разбрызгивая свою кровь с проломленной и развороченной дохлой худощавой груди. Верезжа, как свинья, умирая от смертельного удара Ритария. Остальные двое переглянувшись, стали заходить на Ганика с разных сторон, по-прежнему размахивая мечами и выставляя свои маленькие круглые щиты в его сторону.
- Придурки! - прокричал им Ганик – Сдохнуть пожелали! Так вам я это устрою!
Ганик был в таком бешенстве, какого даже не видел его сам учитель Ардад, и тем более Мисма Магоний. Те обомлели,
