увидев неистовство своего ученика. Замерев в дверном проходе на арену амфитеатра. Ганик, держа вперед вытянув свой на металлическом древке в правой руке трезубец, присев осторожно поднял сеть убитого Ритария Варония. И стал ею, крутить над своею головой. Воткнув трезубец в песок. Попеременно, то правой голой, то левой закованной в защиту их кольчуги и колец с металлическим наплечником рукой.
Ганик пошел по кругу, затягивая на себя противников. Те, подумав, что Ритарий, бросив свой трезубец, отступает, так и не поняли его маневра.
Сами шли на свою верную смерть. В следующую минуту утяжеленная железными грузилами широкая большая плетенная из жесткой шерсти сеть упала на голову одного из противников. Он даже не смог от нее отклониться. И сеть опуталась вокруг его головы и рук противника, стягивая их вокруг вращающимися грузилами по краям сети. И чем противник больше пытался дергаться в ней, тем сильнее запутывался в ее ячейках не находя спасительного выхода. Он, бросив, свой маленький с левой руки щит, стал быстро отбегать назад, пытаясь, порезать сеть своим тупым мечем гладием, но не мог это сделать. Когда в свою очередь Ганик, быстро подбежав по песку к своему трезубцу, выхватил его из песка и кинулся на другого своего врага. А тот, размахивая своим мечем, и по-прежнему выставляя щит, завертел головой в ужасе, понимая, что остался один, на один со своим противником, и, пытаясь отбиться, лишь умудрился все же ранить Ганика в ногу. Нанеся скользящий режущий удар по бедру выставленной вперед ноги Ритария. В свою очередь был сбит Гаником с ног и приткнут трезубцем прямо к песку арены. Врага не спас даже его маленький, выставленный в сторону Ритария Ганика щит. Ганик его просто отшиб в сторону лезвиями своего трезубца и пронзил противника, прямо в живот до самой спины и насквозь. Под оглушительный и не прекращающийся дикий рев зрительской на зрительских ярусах трибун и у края самого верха арены толпы. Ганик, буквально распорол трезубцем живот вероломному противнику. В бешенстве, поворачивая трезубец в его животе, и кромсая плоть противника сквозь его шерстяную прорезанную в клочья лезвиями трезубца тунику. Было даже со стороны видно, как намотались кишки поверженного врага на остроконечные заточенные клинки трезубца. И как Ганик, вырвав его из дергающегося уже трупа, поднял их вместе с трезубцем вверх, разбрызгивая летящую во все стороны и на себя кровь своего врага.
Оглушительный рев сотрясал арену и весь амфитеатр. Ардад схватившись за деревянные ворота руками, смотрел, вытаращив свои черные негра эфиопа, как ночь глаза, ошеломленный боем его Ритария против троих противников. Он был ошеломлен тем, что сейчас происходило. Ардад, как и сам Мисма Магоний были оглоушены криком обезумевшего Римского плебса. И соскочивших на ноги с мест сенаторов патрициев и самого императора Рима Тиберия.
- Ай да, парень! - прокричал Мисма Магоний - Ай да, молодец, твой Ганик, Ардад! Это уже по-нашему! – прокричал он, перекрикивая толпу римского обезумевшего от битвы плебса. Он хлопнул по плечу раскрытой ладонью эфиопа негра и произнес радостно – Жаль не мой ученик!
А Ганик уже добивал последнего из нападавших. Того, который был опутан его ловчей Ритария сетью. Он, бросив возле убитого им Ноксия свой с намотанными на него кишками противника трезубец, и взяв в руки тупой поношенный гладий.
Ноксий сумел все же выбраться из сети и пытался убежать от Ганика. Но Ганик просто ударил им по ногам противника в районе сгиба ног и колен. Разрубая и калеча своего врага и перерубая ему обе ноги с обеих сторон. Это было не просто. Меч давно был не точеным, и эта пытка продлилась долго.
Ноксия в свою очередь вережжа как свинья от боли пытался поначалу спутанный сетью Ритария отбиваться от Ганика как мог. Но теперь лежал на горячем песке арены с перерубленными обеими ногами, дико крича от жуткой боли. Он вскоре затих, после того как Ганик, вырвав из его рук гладиаторскую сеть, буквально вытряхнув его как какой-либо поганый мусор, перевернув ничком в воздухе, безногого и прямо рожей в в желтый песок. Он воткнул, благодаря силе своей правой натренированной гладиатора руки, ему тоже в шею, прямо посередине и сзади длинный и практически не заточенный меч. Перерубая позвонки и связки его шеи, и отрубая практически Ноксию голову. Тот быстро кончился, лишь подергавшись еще немного и разбрызгивая льющуюся кровь с перерезанных вен и артерий ног и шеи возле себя.
Ганик так и оставил лежать с вонзенным тем гладием мечем в районе перерезанной надвое шеи и торчащем в песке обезглавленный труп своего поверженного врага. Он поднял свой трезубец и сеть Ритария и зашагал к главной трибуне, прихрамывая и превозмогая ноющую боль от глубокого пореза на правой ноге, теряя свою текущую по ноге на песок кровь. Он шел туда, где стояли все сенаторы и их жены и сам император Тиберий со своей матерью Ливией. И стояла та, которая смотрела на него, не отрываясь ни на минуту.
Ее глаза! Он видел ее глаза! Безумные, как и у всех, славящих его как победителя. Но хладнокровные, и кровожадные, смотрящие прямо на него. Без каких либо эмоций. В отличие от других.
Возле нее стоял тот худощавый высокий в дорогой длинной расшитой узорами тоге сенатор. Ее отец. Он, тоже просто смотрел холодно на Ганика, взяв ее за узкие девичьи плечи.
На арену летели венки и цветы. Они падали прямо под ноги молодому сильному и высокому русоволосому обрызганному кровью противников синеглазому красавцу гладиатору, Идущему прямо к главным трибунам амфитеатра. Ступая не спеша по желтому песку арены и несущему свою сеть и трезубец. И на тупом неточенном давно уже мече, неся отрубленную голову своего противника.
- Слава Ганику! - слышалось со всех сторон – Слава победителю!
Но Ганика это не радовало. Как не радовало и его наставника и учителя по школе гладиаторов Ардада. Этот постановочный бой. Придуманный кем-то специально, бесчестный бой, на одном чувстве мести и злобы. Он больше бы подходил Мисме Магонию, но только не Ганику. Кто это устроил, Ганик не знал. Но ему это еще предстояло узнать.
***
- Послушай, Амрезий – сказал раздраженно Ганик, презрительно глядя на голубого подростка раба, моющего его ноги - Не думай, что если Хароний разрешил лечить мне раны, то я поведусь на однополую любовь. Как бы ты ни старался. Если тебе нужен мальчик и взрослый дяденька, ищи его не здесь, а в другом месте. Я предпочитаю женщин, а не мужчин, и тем более мальчишек.
Амрезий потупив обидчиво любовный взор, отошел в сторону, ласково, но нервно убрав свою юноши руку с плеча раненого и любимого его Ритария.
Ганик нравился всем. Еще бы рослый и мускулистый телом на вид, лет тридцатипяти молодой лицом мужчина. Русоволосый и красивый, он сразу понравился внешне всем женщинам в имении Харония Диспиция Магмы.
Особенно служанкам самой Сивиллы. Другим двум рабыням. Алекте и Миллене. Совсем еще девчонкам лет по девятнадцать каждой. Тоже привлекательным особам на внешний вид и фигуру рабыням школы Олимпии. Они постоянно ему строили глазки и не упускали случая прислужить Ганику, как и голубой Амрезий. На него положила глаз и сама Сивилла. Практически сразу как увидела и назначила сама себе, недолго размышляя его любовником.
Сивилла вообще была весьма похотливая, как ранее было сказано, женщина, но гораздо старше тех двух молодых совсем еще девчонок. И не упускала тоже случая в отсутствие Харония Магмы пощекотать себе любовью, с молодым, но столь привлекательным Ритарием нервы. И вот и сейчас как только Амрезий сделал перевязку на ноге Ганику, вошла Сивилла. Она была в длинной до самого пола женской безрукавой более богатой по сравнению с другими рабынями виллы тунике, раскрашенной рисунками и узорами. В золотых браслетах на руках. Что говорило, о ее более богатом покровителе в этом доме и более важному здешнему положению.
Она, вальяжно, качая, полной большой с торчащими даже через ткань туники крупными сосками своей женской грудью самки мулатки Алжирки. Тридцати лет с небольшим, как и Ганик,. Развратно и соблазнительно, раскачивая широкими крутыми бедрами рабыни из сторны в сторону и виляя своей округлой задницей, медленно и не спеша, прошла от дверей к Ганику. И прогнала мальчишку раба вон. Сев ему на колени, даже не смотря на его рану, на ноге, она сразу прильнула плотно к Ганику, целуя его прямо сразу в губы.
- Любимый - произнесла рабыня мулатка и хозяйка одновременно усадьбы Харония Магмы – Любимый, мой Ганик. Мой, непобедимый гладиатор –
Она щупала его всего. Сверху донизу. Особенно внизу, между ног Ганика.
- Сегодня опять ночью – она произнесла ему тихо и, прильнув к его широкой мощной гладиаторской груди своей черноволосой головой рабыни - Харония не будет дома, и мы снова будем вместе, любимый мой, Ганик.
Ганик тоже обнял ее Сивиллу своими сильными мужскими руками. Ему было в душе больно после того боя с Ритарием из Капуи. Один на один на газах целого Рима. Скоротечного боя и позорного для гибели его противника, от рук, приговоренных на смерть троих преступников. Он вспомнил даже его имя. Вароний. И его такую глупую и жестокую позорную смерть.
- «Лучше бы, я его сам добил» - подумал Ганик.
И ему стало опять тошно, оттого, что там тогда произошло. Ему не давало покоя, то, кто вообще это все устроил. Ведь там был и сам ланиста Хароний Магма. Он отерался возле того длинного сенатора, который что-то шептал на ухо самому императору Тиберию. Хароний должен был знать, кто все это устроил. Ганик считал, что и Ардаду его учителю тоже это все не понравилось. И тоже беспокоит такой ход истории. Это был страшный бой. Бой на смерть. И они оба это знали и оба бились на славу. И Ганик вот здесь зализывает как раненный волк свои свежие раны и его ласкает уже хозяйка и
