в золоченом с орлами и львами кресле в особой своей смотровой ложе. Выступающей чуть вперед.
Он сидел окруженный своей царской символикой рода Юлиев. В пурпурной длинной тунике Цезаря Трабее с золотой красивой вышивкой, и из золота большой круглой с именной символикой фибулой на правом плече. С золотым венцом Цезаря на царственной голове. В золоте перстней и браслетах на руках.
Эти игры были сегодня его. В честь Мартовских Ид, посвященных и провозглашенных в честь предка Юлия Цезаря. Он назначил их сам.
Тиберий был в каком-то удрученном сейчас состоянии. Он не делал как все ставки, как раньше и не оспаривал победу того или иного гладиатора. Что-то его теперь не радовало. В отличие от всех кругом, он просто сидел и просто смотрел, и на него смотрели все искоса в патрицианской ложе. Все патриции сенаторы и консулы. Там же был и первый патриций, сенатор, и консул Лентул Плабий Вар и его друг знакомый тоже сенатор и претор городской полиции и жандармерии Марк Квинт Цимбериус. Там же по другую сторону от края ложа, сидел и Цестий Панкриций Касиус. С другом сенатором и консулом Кампелием Тимбериусом Галлой. И его жена Цестия Касиуса в белокурой выбеленной прическе, как и многие в Риме знатрые в возрасте сорока и более лет матроны Карнелия, сидящая среди патрицианок в положенной для этого с другой стороны от Цезаря Тиберя ложе.
Тиберий посмотрел на своего дальнего родственника ветви Юлиев в первом ряду смотровой трибуны сенаторов и консулов Рима. Обычно он делал даже ставки на спор с тем же Лентулом Плабием Варом на бои гладиаторов. Но сегодня он был какой-то не тот. Или никакой.
Причиной всему был дворцовый недавний заговор. Придуманный им самим и его матерью против жены Германика Агриппины. После недавней смерти Германика в Сирии. Да, и смерть такая необъяснимая и таинственная Гая Германика взбудоражила весь Рим. И эти игры были необходимы. Отвлечь народ, хотя бы на время.
Сейчас решалась судьба жены Германика Агриппины старшей и ее всех детей. Еще этот родственник Клавдий. Молодой претендент из семейства Юлиев. Но тот просто дурак и не опасен. Куда ему до власти и тем более заговора. За ним никто не посмеет пойти. И это все знают. А вот первый трибун его армии Германик Юлий Клавдиан его племянник по отцу мог.
Мать Ливия предупреждала о Германике и возможности свержения и захвата власти. Хоть и племянник недавно покойного его брата Друза старшего, но все, же имеет вероятность к захвату власти в Риме.
И Тиберий отправил Германика в гости к Гнею Кальпурнию Пизону в Сирию, где его отравили.
Теперь надо было решить судьбу Аргриппины старшей и ее детей. У Тиберия были и свои дети. Друз младший. Но тот был еще довольно, молод. И вел легкомысленную праздную жизнь. Он хотел его отдать Луцию Элию Сеяну, главному претору преторианского отряда Рима, охраны императорского трона, чтобы воспитать должного наслединка династии, но решил еще подождать с этим. И отправил Друза младшего на Родос на свою островную виллу с няньками.
Тиберий думал теперь о наследнике, глядя без особых характерных ему только присущих кровожадных, более чем у других эмоций, на дерущихся на песке гладиаторов.
На Востоке генерал и лигат шестого легиона Гай Семпроний Блез. С легионами Феррата. И только оставалась одна личная императорская охрана, под руководством претора Луция Элия Сеяна. И конечно городская в Риме жандармерия и полиция претора сенатора Марка Квинта Цимбериуса.
И Тиберий сейчас сомневался в преданности даже многих своих сенаторов, как и своей охраны. Он не мог доверять даже первому сенатору и консулу Рима Лентулу Плабию Вару, у которого, были связи с городской полицией и не только. Тем он был и опасен.
И Тиберий это тоже знал. И он думал, как быть с бунтовщиками.
Германика уже нет. Его убили, а оставались его родственники. Лентул Вар, тоже из их числа. И все его семейство из рода Юлиев. И Тиберию это доставляло неудобство и нервировало его как правителя Рима. Он опасливо посматривал искоса на трибуны с сенаторами и бушующим и ревущим римским плебсом, отвлеченным от трагической скоропостижной смерти Германика очередными гладиаторскими в Риме кровавыми играми.
Германик Юлий Клавдиан был любимцем армии и легионов. И его убийство могло сыграть не на пользу правлению Тиберия и его матери Ливии.
Он еще раз посмотрел, пристально, повернув голову, на Лентула Плабия Вара и Марка Квинта Цимбериуса. Старший Вар почувствовал взгляд Тиберия на себе и тоже посмотрел на императора Рима. В это время на песке арены все закончилось. И с арены вытаскивали убитых и их части тел, либо рабы трех школ, либо специально приставленные для этого рабы, засыпая кровавые лужи новым свежим песком из плетеных больших широких корзин. А Эдитор театрализовано зачитывал следующих смертников гладиаторов выходящих на окровавленный песок большого римского амфитеатра. С разных снова школ. Олимпии, Капуи и Помпеи. Школ конкурирующих за право лучших и самых сильных искустных в ведении рукопашного боя. Боя между разными видами на одном поле боя гладиаторами.
И из открывшихся на песок арены, окованных железом квадратных из черного дерева дверей. По краям под трибунами, вышли закованные в металлические широкие сочлененные звеньями пояса, поверх коротких серых и белых широких до колен из грубой бараньей шерсти юбок, поверх которых свисали длинные полоски железа до колен воинов. С пристегнутыми к мощным голым их мужским обнаженным торсам на такие же широкие ремни кольчужные скованные кольцами из железа нарукавники. С наплечниками похожими на маленькие щиты. И защищающие кисти умбоны. Со щитами разной конфигурации и величины. С копьями трезубцами, сетями и мечами, тоже разного вида и формы. В защитных металлических сверкающих на солнце наколенниках и в военных красных и коричневого цвета калигах. В шлемах тоже разного вида и в украшениях и перьях на птеругах.
Они подошли к трибуне правителя Рима. И подняли ему навстречу в приветствии свое оружие. И произнесли – Аве, Цезарь! Идущие на смерть, приветствуют тебя!
И Тиберий махнул рукой к началу поединка. И они стали расходиться по кругу, чтобы встретиться в смертельной кровопролитной схватке, после которого должен остаться только в живых один.
***
- Что с ним?! – промолвил Зильземир, видя спящего больного Ганика - Что с моим сыном, Миллемид?!
Он в панике повис, размахивая крыльями над своим сыном, глядя напуганными на него глазами ангела матери.
- Успокойся, Зильземир - произнес ему в ответ ангел Миллемид - Он просто спит и не более. Я успел вовремя и спас его. И буду с ним все время рядом.
- Спас его?! – перепуганный Зильземир произнес и отшатнулся от спящего и лежащего в беспамятстве Ганика, и подлетел, глядя глаза в глаза Миллемиду - Спас?! От чего спас?! Сознавайся, Миллемид, что тут происходит и что с моим сыном?!
- Ничего, что могло бы погубить его - ответил снова спокойно, глядя на Зильземира Миллемид - Но если ты будешь вмешиваться, то все испортишь. Меня понимаешь, Зильземир или нет?
- Нет, не понимаю, Миллемид! – возмущенно ответил, почти крича на любовника ангела Зильземир – Не понимаю ничего, что тут происходит!
- Сердце любящей до безумия своего ребенка матери не видит дальше собственного носа - произнес ангел Миллемид – Твоя любовь к сыну как матери затмевает рассудок и все прочие качества ангела, Зильземир. Ты не видишь будущего. И не должен сейчас встревать во все, что будет далее происходить. Так распорядился Всевышний. Он дал мне полное право, делать так, как я пожелаю, и буду защищать твоего любимого сына, Зильземир. Успокойся и проясни свой рассудок. И предоставь все остальное мне. Я поклялся тебе и Богу, что буду защищать его. И я это сделаю, даже если суждено мне погибнуть. Но я это сделаю. И меня никто не оставновит. В защите твоего родного сына, Зильземир. Твоего сына и сына нашего Бога.
Миллемид отодвинул от себя рукой Зильземира.
- Скажем это плата за гибель моего родного брата Геромида – он произнес Зильземиру – Свобода действий и возможность проявить себя как защитника и ангела.
- Миллемид! – произнес в отчяние и панике весь в слезах Зильземир - Ты чудовище!
- Нет, Зильземир – ответил Зильземиру Миллемид - Нет, скажем, плата за твои передо мной грехи. Именно меня Бог послал защитить его сына.
Защитить и вернуть тебе, Зильземир. Так не мешай мне. Здесь сейчас все заботятся о нем. Сама видишь.
Миллемид показал на суетящихся вокруг Ганика молодых и старых служанок и рабынь Олимпии.
- Ты слишком долго пребывала возле Всевышнего, и пропустила здесь многое. Так, что не мешай мне и сейчас своим страданием по своему сыну им - продолжил говорить Миллемид - Они его тоже безумно любят как родного. Видишь, Зильземир. Они готовы бороться, как и я за его жизнь. И все закончиться как нельзя лучше. И так как я захочу.
Он подлетел к стоящему над своим сыном Зильземиру. И прижал любимого к своей груди ангела. И прислонился к его женской молодой прелестной щеке своей такой же щекой. И, вдыхая вкусный цветочный ангельский запах, произнес – Ты Зильземир, мой самый любимый и самый дорогой на Небесах любовник. Я сделаю все, ради тебя. И то, что сейчас я делаю, то тоже ради тебя. Ты, кажется, хотел навестить приемную его земную в прошлом мать Сильвию, так навести ее. И не мешай мне, молю, любимый мой Зильземир. И помни о нашем уговоре, что ты мне обещал.
- Ладно, любимый – произнес все еще в отчаяние Зильземир Миллемиду - Будь так, как ты захочешь. Но если что-то с ним произойдет, то я никогда тебя не прощу! Никогда, слышишь меня, Миллемид?! Никогда!
Миллемид развернул руками в воздухе перед собой Зильземира.
- Ты знаешь, где искать Сильвию? - спросил Зильземир у Миллемида.
- Там же в Селенфии, но в другом более богатом по крестьянским меркам доме.
