можно. Даже нужно.
Парень с готовностью поднялся со скамьи и открыл фрамугу. Поезд уже тронулся и в окно ворвался свежий ветер. Он снес мух с окна, растрепал занавеску и хлынул прохладной свежей струей Лере в лицо. Вуаль затрепетала, сопротивляясь свежести. Лере хотелось сорвать душную шляпку и кинуть на стол рядом с фуражкой незнакомца. Но… хорошие манеры… маменька не велит заговаривать с незнакомцами первой и открывать перед ними прелестное личико. Хотя, один из запретов, она уже нарушила. Но второй принадлежал по закону фирме, на которой она сейчас работала.
Парень снова плюхнулся на скамью, развалился на ней, опершись о спинку и широко раскинув длинные колени перед собой. Он достал сигарету.
-- Можно? – спросил он у Леры, -- Я возле окна.
Лера чуть было не кивнула головой, но тут же вспомнила – хорошие манеры…
-- Ах, этот дым. Я просто задыхаюсь. Пожалуй, я выйду. С курильщиками так трудно.
И, скорчив обиженную гримасу, она собралась выйти из купе.
-- Да, нет уж, лучше выйду я. С некурящими женщинами так трудно.
-- Нахал, -- кинула она ему вслед.
Парень вышел в тамбур.
« Ну, вот, а вдруг он не вернется. Кажется, я проваливаю задание. Свои должны помочь.»
Лера смотрела в окно и ждала. Поезд ехал настолько медленно, что казалось, его можно настигнуть пешком. Зеленые ветви иногда проскальзывали в открытое окно. Парень, накурившись, вернулся. Увалился на ту же скамейку, где сидел раньше, напротив Леры.
«Ура! -- екнуло у Леры в груди, — Все идет по плану.»
Сигареты, которые он курил, вероятно, были крепкие и запах от них распространился по всему купе. Лера невольно чихнула.
-- О, я не переношу этот запах.
Парень, нахмурив брови, молчал. Лера стала обмахиваться веером, предполагая дальнейшие действия. Разговор не клеился. Вдруг парень неожиданно произнес каким-то ласковым тоном:
-- Да вы не бойтесь меня. Я и не мужчина даже, а что-то вроде облака в штанах.
Эти слова прозвучали для Леры своеобразным сигналом к боевым действиям, как пароль у зашифрованной двери.
« Сейчас он начнет исправлять положение, чтобы эта, пресловутая теперь, фраза ни кем не была услышана после…»
И вправду, парень вдруг начал оживленно болтать на разные темы и сыпать вопросами, желая убедиться, что Лера ничего уже не помнит. Лере было ужасно смешно, и она едва не расхохоталась. Ну, во-первых, на что такой вычурной девице, которая только и думает о своей репутации, твои обороты, и где она сможет их применить? А потом, ведь он совершенно не знает о том, что она, Лера, уже знает все, о чем он напишет или уже написал. Но у парня был совершенно серьезный, озабоченный вид и Лере от этого становилось еще забавнее. Лера веселилась от всей души и, вдруг, ей стало жаль незамысловатого чудака. Как сильно он верит в то, что делает. Он без этого жить не сможет. И, будь он даже в настоящем времени с Лерой наедине, она бы и в этом случае не посмела разбить его святые мечты и чистые помыслы. А ведь здесь до них нет никому дела. Пока нет. Он одинок, но пока не знает даже об этом. У него все впереди…
-- Ты читала Анти-Дюринг? – спрашивал парень.
-- Нет, а что это? – Лера сделала удивленный вид.
-- Это новейшая литература.
-- О, как интересно, -- Лера изобразила глуповатую гримасу.
-- Меня из-за нее чуть из гимназии не исключили, -- не без гордости сообщал ей собеседник, -- Но я сам ушел.
-- О, какой ужас! – прикидывалась Лера, как могла, -- Бедный май бой, -- произносила она внос, а сама чуть не давилась от смеха.
-- А потом я сидел в тюрьме, -- парень видел заинтересованность собеседницы к его персоне и пытался заинтриговать ее дальше.
-- За что? -- Лера изобразила наивность и сострадание.
-- Я работал в партии большевиков и раздавал листовки. Мне тогда было одиннадцать лет. В четырнадцать попался.
-- О, май гот. Бедный мальчик.
«Хороша партия! Детей эксплуатировать наивных и доверчивых. Особенно, оставшихся без покровителя. А потом, они по тюрьмам, а политики снова у власти. Вот так у нас все делается с незапамятных времен. Белогвардейцы ведь тоже малолеток использовали. На войну посылали, свои чины защищать.»
Далее парень рассказывал Лере о своей судьбе подробнее. Все необходимые сведения она зафиксировала на пленке очень удачно. Без помех. В купе никто не мешал.
-- Последним моим училищем было Московское училище живописи ваяния и зодчества. Это было единственным местом, куда меня приняли без свидетельства о благонадежности. Я его сам избрал. Работал, аж пыхтел. Так хотелось получить образование и профессию. Стать на ноги, зарабатывать деньги. Ведь от меня дома три женщины помощи ждут.
-- Ты женат?
-- Нет, у меня мама и две старшие сестры. Я самый младший. Но меня выгнали и оттуда.
-- За что?
-- Там подражателей лелеют, как и везде, самостоятельных гонят. Все та же обывательщина. Я стал за выгоняемого. Да еще вел активную критику и агитацию против них. Генералитет искусства предложил прекратить, но я отказался.
-- А друзья у тебя там были или ты «сам на сам» с ними.
-- Ну, конечно! Дэвид Бурлюк. Это мой самый лучший товарищ. Он ввел меня в мир нового искусства и сделал из меня настоящего поэта. Поначалу, думал, писать не могу. Все не так получалось. Я с ним, когда впервые столкнулся, подрался. Вид у него наглый, на все с призрением смотрит через лорнетку. Я стал задирать. А потом, как-то после концерта столкнулись, и расхохотались друг в друга. Оказалось, мы одинаково ненавидим всю эту училищную и классическую скуку. Я ему тем вечером стихи свои читал первые, вернее – куски. Их нигде не печатали. Я сказал, что это не я писал. А он осмотрел меня сквозь лорнет да как рявкнет: «Да вы же ж гениальный поэт!» После этого знакомил меня со всеми и представлял знаменитым поэтом. А на меня потом рычал, отойдя: «Теперь пишите, а то вы меня ставите в глупейшее положение». Вот так и началась моя писательская жизнь.
Вечерело. Начинало смеркаться. В купе стало почти совсем темно.
« Как хорошо было бы снять эту душную шляпку с этой шторой на глазах.»
Вдруг парень резко присел очень близко к Лере. Он настойчиво и грубовато обнял ее за талию, потом резко поднял вуаль с лица. Шляпка упала с Лериной головы на пол. А парень, не задумываясь, стал целовать Леру крепко в губы. Это был Славка. Тот Славка… Лера не смогла даже ойкнуть в ответ.
Рано утром, когда туман еще не развеялся на перроне, а подопечный крепко спал, Лера стала пробираться к дверям вагона. Ей надо было уйти незамеченной.
ГЛАВА 20.
-- Все замечательно, но почему потом вдруг стало темно?
-- Наступил вечер, освещения было мало. Я выключила камеры и легла спать.
-- Ты, что, спала в купе? А если бы…
-- Ну, что ты, Дэн! Я же барышня благородных манер.
-- Смотри мне, барышня!
Лера с облегчением вздохнула и отвела в сторону взгляд:
-- Куда закинут меня еще?
Дэн пристально посмотрел Лере в лицо. Лера не отвела взгляд и смотрела прямо Дэну в глаза своими чистыми синими и невинными.
-- На этот раз закинем тебя к нему на дачу, -- объявил Дэн после выдержанной паузы, -- Нам необходимо узнать сам творческий процесс. Литературоведы нашего времени утверждают, что «Маяковского не представить в лесу. Если тот, разумеется, не «каменные джунгли». Хотя, это чушь. Он же родился и вырос на цветущем Кавказе. Может, он и не восхищался величаем его природы в своих поэмах, но о том, что он коренной южанин, говорит каждая его строчка. По некоторым сведениям, он любил природу, особенно водоемы и плавание в них. Известно, что большую часть времени летом поэт проводил именно на даче. Там написал много произведений. И мы хотим проверить это достоверностью фактов.
Лера снова брела по пыльной дороге, как в первый раз. Но теперь это были не горы и не кавказские ущелья, а обычный подмосковный дачный поселок начала двадцатого столетия. На Лере был легкий ситцевый сарафан, стыдливо прикрывавший коленки. Впрочем, нет, по тем временам, дерзко открывавший загорелые стройные голени. Вокруг благоухали июньские цветы, заботливо выращенные в дачных двориках и на верандах двухэтажных усадьб. Они свешивали свои обильные гроздья через узорчатые заборы. Где-то раздавалось пение соловья или иволги. Вероятно, река или водоем, были близко. Вечерело, медленно надвигались сумерки, и над дачным поселком взошла, едва различимыми контурами луна. Кое-где в двориках был слышен говорок местных жителей. Лера немного замечталась. Обстановка сама к тому располагала. По научно-исследовательскому заданию, она должна была постучать в нужную калитку, попросить воды и сказать, что заблудилась, да там и остаться на всю ночь. Известно, поэты – народ ночной, вечерним гостям только рады. Вот там, за чашечкой чая и выспросить все секреты творчества.
Лера в задумчивости постучала в красивую разукрашенную золотыми ангелочками калитку. Ответа сразу не последовало. Через несколько минут за забором послышалось басовитое пение. Мужской голос пел, или, скорее, распевался. Лера внутренне напряглась. Она не знала, что ее наблюдаемый еще и петь умеет. Почему ей этого не сказали. Вдруг калитка отворилась, и перед ней предстал высокий джентльмен с усами. Лера, как и следовало по сценарию, попросила у него немного воды. Тот призадумался, глядя на Леру с опаской. Затем впустил ее во двор, предложил сесть в плетеное кресло, а сам отправился в дом с резными верандами. Через некоторое время он вернулся, неся перед собой разрисованную алыми розами фарфоровую кружку с водой. Лера вдруг почувствовала, что действительно очень хочет пить. С жадностью она осушила всю кружку, наполненную до краев, тут же поблагодарив за это.
-- Простите, но я заблудилась, -- начала она отрепетированный заранее рассказ.
Джентльмен не дал ей договорить:
-- Пойдете по главной дороге, выйдите на дачную площадь, а там указатели на все стороны света, -- учтиво объяснил он, подводя Леру к калитке за локоть, -- Счастливого пути.
Лера в растерянности оказалась за порогом, опять на пыльной дороге.
-- Напоить путника – это святой долг каждого, но оставлять на ночь не известно кого – извините, -- слышался за калиткой бас усатого джентльмена. Вероятно, он жил не один.
«А ведь я заблудилась, -- подумала Лера.»
Лера двинулась дальше по улице в поисках. Уже совсем стемнело, облака плотно затянули горизонт, и вокруг ничего не было видно. Невозможно было найти в такой поздний час даже спасительный чуланчик.
« Ладно, поищу место для ночлега, а утром будет видно,» -- решила Лера и юркнула в один из заброшенных садиков. Там все заросло травой, и можно было спокойно переночевать под любым из фруктовых деревьев. Лера удобно пристроилась под грушей, свернувшись клубком. Но заснуть ей не дал внезапный шорох и хруст сухих веток. Кто-то пробирался по заброшенному саду. Нет, скорее, ломился. Он почему-то не шел по протоптанной, еще не заросшей тропке, а блуждал, словно в слепую, по зарослям кустов. Вдруг человек приблизился к груше, под которой пряталась Лера. Та насторожилась и юркнула за ствол, вцепившись в него пальчиками с длинными ногтиками, как утопающий в соломинку. «Дачный медведь»
