навсегда. Конечно, я не могла поверить в сказки про вампиров, и умоляла не шутить со мною. Но брат твердо заявил, что он вампир, и показал мне способность быстро перемещаться, и необыкновенную силу, ломая толстые прутья решетки как спички. Я поверила ему. Адаж говорил, что меня необходимо обратить, тогда легче бежать. Он объяснил мне, что я умру и проснусь бессмертной, что мне необходима будет кровь, и что я никогда не стану прежней. Конечно, я согласилась. Это был единственный выход не сгореть на костре.
Ну, вот кажется и всё. Так я стала вампиршей. Бессмертной и одинокой. Пока я была без сознания, Адаж унес меня далеко от Парижа, я больше никогда не видела свою Марию и отца. Я даже забыла о них. Жажда крови навсегда изменила мой разум, и первые триста лет я не думала ни о чем другом, кроме крови. Мы сознательно отказались от человека, заменив его животными, постоянно жили в глухих местах вдали от людей. После первых трехсот лет я стала тосковать. Я вспоминала Марию, мать, отца и жалела, что никогда не увижу их. Моя меланхолия ни на шутку пугала Адажа, но избавить меня от нее он не мог. Бессознательно я искала встреч с людьми. Я искала Марию, но безуспешно. Бессмертная жизнь не приносила радости, а только злобу и раздражение.
У Адажа испортился характер. Он начал винить во всем себя и даже жалел, что не умер у вампиров. Я успокаивала его, но без толку: моего брата будто подменили. Злой, жестокий, убивал животных просто так, вырезая целые стада и в тайне от меня охотился на случайных путников. Между нами были напряженные отношения, т. к я была против насилия без смысла, а Адаж глумился над всем живым. С веками злость утихла. Но прежним брат не стал. Адаж не смог простить себя, и нес груз вины за мою боль.
Нас было только двое. Все встречавшиеся нам вампиры шли своей дорогой. Женщины-вампиры, ничем не отличались от мужчин-вампиров, были столь же кровожадны и мстительны. Каждый из них отстаивал свою территорию. Нас гнали отовсюду, везде земля оказывалась занятой. Я не буду рассказывать про войны вампиров, потому что это долгая история, но по итогам последней войны мы получили земли в разных уголках земли. Один такой участок находится в том лесу, где мы тебя встретили. Вообще, мы имели права на город, но не стали их отстаивать, т.к. не питаемся человеческой кровью.
Город был разделен на несколько частей. Среди людей находились вампиры, периодически совершавшие нападения. Формально нам в городе появляться нельзя, но случалось, когда дичь забредала к людям. Мы гнали ее обратно в лес, двигаясь так быстро, что люди нас не замечали. В лесу нападать на людей мы могли, но использовали это право очень редко, только когда вместо запаха дичи во время охоты чуяли запах человека.
За все 600 лет мы не разу не посетили Париж, боясь мести тамошних вампиров. Мы обошли весь мир, видели разные эпохи, войны и бедствия. Историей нам выпала роль свидетелей, но не участников событий. Многие человеческие качества в нас с Адажем умерли после обращения, заменились на качества охотника и убийцы. Но нам не о чем жалеть. Мы такие, какие мы есть, и судить нас никто не имеет права. Я – Мелания и брат мой Адаж одни их старых вампиров существуем в Новом Свете просто потому, что должны где-то существовать. Да, у нас есть земли и в Европе, и в Африке, и в Австралии, но там мы бываем редко. Ты спросишь почему? Мы бежали в Америку раньше первых переселенцев, и сохранили образ индейской Америки внутри себя. Первое место, которое приютило нас и стало домом. Это не сентименты, как можно подумать, а практическая необходимость. Но даже вампирам иногда нужно менять место жительства: мы ведь уничтожаем фауну, и нам остается нечего есть. У других вампиров такая же ситуация с людьми. Как ты думаешь, исчезают целые города, народы и даже государства? Человеческие историки грешат на эпидемии холеры, чумы… Чушь! Это дело рук вампиров, яд, вступая в реакцию с кровью, образует смертоносный вирус, который уже в трупе мутирует и передается живым людям. О людей вампир ничем не может заразиться.
Впрочем, я уже довольно отошла от истории моей жизни, она не отлается, как видишь, ничем особенным. Я пожила и знаю, что добровольно обычно вампирами не становятся. У кого-то нет шансов, кого-то вынуждают обстоятельства, а кто-то обращается случайно как ты. И еще, последнее, в наших историях всегда присутствует элементы драмы и трагедии поломанных человеческих судеб…
Адаж появился, а Мелания, бросив прощальный взгляд на Элизабет, ушла.
- Моя сестра рассказала тебе свою историю. Теперь моя очередь. Я расскажу то, чего не знает она. Расскажу всё открыто, не утаивая ни одной детали, чтобы ты представляла себе с кем имеешь дело. Я не стою твоей любви, Элизабет. Ты достойна большего. Только не надо возражать. Тогда, в лесу я бы действительно убил тебя и нисколько бы не пожалел об этом. Тот волк спас тебе жизнь. Я не знаю что такое любовь и сострадание, жалость и прощение, радость и веселье. Но я умею ненавидеть, мстить и убивать. О, искусство убийства я познал сполна.
Начну с того дня, когда моя жизнь изменилась навсегда, того дня, когда меня похитили вампиры. Тот день не отличался ничем от предыдущих дней. Я уже собирался идти домой, попрощался с Жаком, моим другом, как вдруг увидел его. Он был одет во всё черное и гипнотизировал меня. Мужчина средних лет с поразительно черными глазами… Потом была комната, поднос с едой, и томительное жуткое ожидание. Он не стал ничего говорить мне, а сразу накинулся и стал кусать, клыками вспарывая мою кожу на шее, груди, руках. Я кричал как сумасшедший от адской боли, от яда, который начинал гореть в моих венах. На мои крики пришла женщина. Она оттащила вампира от меня и что-то тихо-тихо говорила ему. Сквозь пелену я увидел, что она тоже была вампиром. Бледная кожа и горящие от вида моей крови глаза. Мужчина больше не подходил ко мне. Он стоял в стороне и наблюдал за всем происходящим.
- Не бойся, я не дам ему сделать тебе больно… - ее голос был похож на голос матери – ты напоминаешь мне одного мальчика, которого я любила, моего сына. Он умер, и ты тоже умрешь, обещаю, быстро…
- Нет… - прошептал я, сходя с ума от адской боли – не убивайте меня…
- Тогда ты умрешь сам, но долго и мучительно.
- Не убивайте меня – повторил я, чудом не теряя сознание.
- Ты сделаешь этого! – прорычал мужчина, увидев, как женщина прокусывает себя запястье – Маркус мертв, слышишь!
- Мертв из-за тебя – прошипела женщина – Дадим хоть этому мальчику шанс выжить…
- Нет!
Он схватил ее за запястье. Женщина вырвала свою руку и прижала ее к моим губам.
- Пей, это кровь обессмертит тебя...
Я непроизвольно сделал глоток и забылся. Ругательства мужчины и лицо вампирши, в котором я увидел сострадание, ушло на задний план. Передо мною стояла чернота густая как утренний туман и вязкая как грязь.
Очнулся я уже другим. Женщина рассказала мне, кем я теперь стал, а мужчина велел убираться из Парижа. Жажда сжигала меня изнутри, но я хотел попрощаться с родными, и рискнул придти домой. Я узнал, что мою сестру обвинили в колдовстве, мать умерла от горя, а отец беспробудно пьет уже не первую неделю. Я ушел, не показавшись никому. Я убивал людей на улицах в темных переулках, я сходил с ума от собственной природы. Ночами бродил по Парижу как призрак, а днем сидел на чердаке заброшенного дома в забытьи. Солнце причиняло мне большие страдания, и я боялся его. Однажды, мне привлек шум телеги едущей по мостовой. В ней везли женщину, осужденную на смерть. Я вспомнил о Мелании, и, дождавшись ночи, пробрался в жуткие помещения для пыток.
Воздух там был пропитан смертью. На полу кое-где кровоподтеки и стоны людей в камерах. Я ничуть не испугался. Сестру нашел быстро. Она сидела, привалившись к стене, и тихо, но ясно стонала. В темноте я увидел ее раздробленные ноги, жуткие раны от чего-то острого разрезали кожу моей сестры почти до мышц. Я плохо еще владел самоконтролем и громко охнул.
- Кто здесь? – шепотом спросила она, оглядываясь по сторонам.
- Это я, Адаж – сказал я, но не узнал своего голоса, похожего на треск разбитого стекла.
- Адаж – тепло произнесла сестра мое имя – Брат, я скучала по тебе…
- Всё хорошо, я вытащу тебя отсюда…
Да, я подарил Мелании дар проклятых, и теперь ее душа навсегда потеряна, тело застыло, и нет пути обратного. Я думал, что спасаю ее, наблюдая, как раны на моих глазах затягиваются, но лишь избавил от смерти, дав вечную бессмысленную жизнь. Я убил свою сестру, и мне нет оправдания. В ту ночь мы покинули Париж навсегда и не возвращались туда больше никогда, и надеюсь, что так и будет. Нам нечего делать в этом городе, отобравшем у нас жизни. Мы скитались по Европе изгнанники, неприкаянные души, видя войны и смерть.
В самом разгаре была «охота на ведьм», казни шли каждый день. В Мелании вскипала злоба от одного только слова «инквизиция». Ведь всё началось именно с обвинения в колдовстве. Трудно себе вообразить, насколько человеческий ум изощрен в придумывании пыток. Расклеенное железо, срывание ногтей, одевание испанского сапога, приводило к дроблению костей; выкалывание глаз, вырывание ноздрей, погружение рук в кипящую воду и масло. Кое-какие пытки я видел сам, ведь там ничто не мешало мне добывать кровь. Я видел, как женщин попросту топили, они задыхались в воде, так называемая пытка водой.
Но самая жестокая из существующих пыток, была пытка на дыбе. Руки жертвы связывали за спиной и подвешивали за них на шкив. Ее поднимали к потолку, а затем опускали, рывком веревки смещая кости плеч, кистей, локтей. Жертва жутко кричала, а палачи лишь усиливали пытку, привязывая к ногам груз. Они верили, что так ведьма быстрее признается. Но чаще всего, после окончания пытки, искореженная и стонущая женщина умирала, впав в беспамятство. Крови было столько, что она стекала со стен. У нее был особенный привкус адреналина, гормона страха, что придавал крови невообразимо дурманящий аромат.
Мелания никогда не ходила со мной на места пыток. Она предпочитала другие способы добывания крови. Я не только ходил на пытки, но и на публичные казни на площадях. Всегда поражаясь радости беснующиеся толпы, которая ревела, сходя с ума, видя как пламя пожирает очередную «ведьму». Мне казалось, что они также бы кричали, будь на костре моя сестра. Только во второй половине 17-го века, пытки на допросах были запрещены законом. Но нам с Меланией было все равно, мы уже умерли двести лет назад, и существовали лишь благодаря крови своих жертв.
Всё шло отлично до того момента, как сестра начала тосковать о родных. Я не понимал причину ее грусти, не испытывая ничего подобного. Может потому, что я никогда не любил, будучи человеком, не мог полюбить и в облике вампира. Жажда крови чуть ослабла, освободив часть мозга от вечного поиска жертвы. Я стал переосмысливать поведение Мелании, и пришел к выводу, что я виноват в ее теперешней боли.
Ярость, безумие и злость затопили всего меня. Я срывал ее на животных, а порой и на людях. Я подумал, что пойму чувства сестры испытав физическое удовольствие от любви. Я насиловал девушек, но ничего, кроме отвращения к ним, не испытывал. Они всё меня боялись, я не любил гипнотизировать, и позволял здраво мыслить; я обязательно говорил
