существенными, это надо признать. Год назад он запомнил её молоденькой скромной девушкой-провинциалкой, неизменно робевшей в его присутствии, смотревшей на него снизу вверх исключительно, как дети смотрят на взрослых, когда боятся их… Теперь же перед ним стояла красивая молодая женщина в полном соку, волевая и достаточно сильная внутренне, развившаяся не по годам и знающая себе цену, главное; да ещё и заметно округлившаяся и раздобревшая, солидности добравшая себе, массы. Она и в прошлом году, помнится, худенькой не была. Теперь же и вовсе здорово добавила в весе: прошлогоднее платье прямо-таки трещало на ней, по швам и выточкам расходилось. Из-под него её богатые телеса как подошедшее тесто аппетитно наружу вываливались, притягивая к себе посторонний взгляд, заставляя прохожих оглядываться и похотливо пялиться...
- Я понимаю, Андрей, что вам, студентам-строителям, сейчас тяжело, - между тем опять с укоризной начала выговаривать ему Наташа, тряся на руках ребёночка-грудничка, плач которого не утихал; наоборот, только усиливался с каждой новой минутой и стал уже раздражать. - Но только вот у Чунга, у вьетнамца вашего, почему-то хватает сил и в клуб после работы бегать, и к нам потом наведываться на чай.
- А это что у тебя на руках за ребёнок-то, расскажи? - перебил её поморщившийся от детского плача и отповеди Андрей, пытаясь увести разговор с неприятной темы. - Чей? И отчего это он так плачет?
Едва произнеся свой вопрос, Мальцев заметил, как заискрились сначала глаза его собеседницы, счастьем и гордостью вспыхнули; а потом вдруг взяли и сузились отчего-то, наполнились лёгкой грустью, сделавшись будто бы виноватыми перед ним.
-…Отчего Оля плачет - не знаю, - ответила Яковлева после паузы, пронзительно взглянув на Мальцева и при этом начав ещё энергичнее завёрнутое в пелёнки дитя трясти и качать из стороны в сторону, вверх и вниз. - А ребёночек это мой, Андрей. Дочка Оленька, которую я и хотела тебе показать… Да только ты не очень-то к этому и стремился…
7
От услышанного у внезапно-побледневшего Мальцева всё вдруг оборвалось внутри, ёкнуло и замерло сердце, душа ушла в пятки, мороз пробежал по коже и, следом за этим, на теле обильно выступил пот - на лбу, на спине, на ладонях. Ему стало так страшно, так жутко даже от последних слов и дурного предчувствия одновременно! - будто бы на его глазах только что врезалась в столб переполненная людьми машина, в которой все разом погибли от жуткого по силе удара, все...
Лицо его сузилось, подурнело, стало серым, судорожным и злым. А после и вовсе позеленело как у покойника, так что на него было больно смотреть.
-…А кто отец твоей Ольги? Ну-у-у, если это не секрет, конечно, - раздирая одеревеневшие губы, через минуту, опомнившийся, наконец спросил он, страшась ответа Яковлевой, внутренне уже как бы и предугадывая его.
-…Ты, Андрюш, ты. Не понятно, что ли, - наконец услышал он то, что менее всего хотел бы тогда слышать, чего не ожидал и не предполагал совсем, к чему, разумеется, не готовился; что, наконец, было ему, пацану, как говорится и даром не нужно. - Я тебе и хотела про это неделю назад сообщить, когда ваш отряд приехал, порадовать тебя нашей Оленькой. Но ты всё не шёл и не шёл. Да и сейчас, как я понимаю и вижу, не очень-то ей и обрадовался.
-…А сколько ж ей лет? Или месяцев, прости? Этой твоей Ольге? Когда ж ты её родила? - стоя перед Яковлевой весь зелёный и страшный, выдавил он из себя, чувствуя дурноту и тошноту внутри, острую боль в висках и головокружение.
- Полтора месяца уже, - на это тихий ответ последовал, безнадежный обречённый ответ, сказанный таким голосом, каким обычно разговаривают с палачами приговорённые к смерти висельники. - В конце мая я её родила, в Смоленске…
Минуты две или три после этого они стояли молча один напротив другого, собираясь с мыслями и не зная каждый, что друг другу сказать. Яковлева качала руками плачущую Оленьку изо всех сил и по-прежнему смотрела пронзительно на Андрея, реакции его ждала, поступка.
Андрей же, которому стало так невыносимо дурно, что даже и ноги у него от слабости и дурноты подкашивались, кружилась и лопалась голова, - Андрей буравил стоявший слева от них пенёк тупым оловянным взглядом, не зная, не представляя даже, что ему дальше делать, что предпринять, какие слова придумать ответные. Положение его было самое ужасающее и катастрофическое.
-…Ну ладно, Наташ, я всё понял, - было первое, что он, взяв себя в руки, наконец тогда произнёс, что сразу же пришло на ум и с языка слетело. - Извини, но мне сейчас некогда: надо на стройку бежать, где меня мастер ждёт и работа. Вечером после ужина я приду к вам домой, и мы с тобой тогда всё спокойно выясним и обсудим… Так что давай, до вечера, до десяти часов, - решительно произнёс он, зловеще тряхнув головой и ухмыльнувшись невесело и недобро. После чего, сурово взглянув на притихшую мать и дочку, которая тоже вдруг отчего-то затихла и замерла, словно слыша и понимая всё, всю трагичность и важность стихийно-сложившейся ситуации, он сорвался с места и скорым спортивным шагом понёсся от магазина прочь, ни разу не притормозив и не оглянувшись назад по дороге.
Он не видел поэтому, с какой тоской на лице смотрела ему вослед всё правильно понявшая и почувствовавшая Наташа, у которой обильно капали слёзы из глаз и тряслись мелкой дрожью губы. Стояла и смотрела до тех самых пор, пока он не скрылся из вида…
8
На Мальцева же после прихода из магазина и вовсе было больно смотреть, больно стоять рядом. Бледный, шальной и безжизненный, он погрузился в какое-то потусторонне-сомнамбулическое состояние, в транс, когда душа отлетает от тела самым причудливым образом и начинает вдруг самостоятельно странствовать непонятно где, по каким-то неизведанным и таинственным дебрям эфира или астрала. При этом сам человек на месте: стоит рядом и что-то делает вроде бы, разговаривает, общается, существует, живёт. Но говорит и действует он чисто-механически, на автопилоте - как настоящий робот, или зомби тот же, или гипнозом обработанный пациент; своими же мыслями и чувствами в этот крайне-опасный момент находясь далеко-далеко от собственной органической оболочки, от мира людей…
- У тебя что-то случилось, Андрей? - не выдержал, спросил его Юрка Кустов перед обедом, переживая за своего любимца. - В магазине обидел кто, да? - скажи. Прямо сейчас пойдём с тобой и тому “козлу” рога обломаем. Я ему самолично башку за тебя откручу и на забор повешу в качестве украшения.
- Да нет, нормально всё, Юр, спасибо тебе. Не надо никуда ходить: живи и работай спокойно.
Кустов пожимал плечами недоумённо и отходил ни с чем. Но со стороны весь день с любопытством наблюдал за Мальцевым и его работой, понимая, что с парнем что-то не так, непонятное что-то творится…
Неудивительно, что, находясь в таком критическом состоянии, “ослеплённый” и одурманенный встречей Андрей целый день спотыкался о разбросанные повсюду доски и кирпичи, которых он почему-то в упор не видел, не замечал; что синяки и ссадины на руках и ногах, падая, набивал, топором опасно размахивал - и неуклюже очень, не по-плотницки, что было для него не свойственно и не характерно, чего он даже и в прошлом году, будучи бойцом-первогодком, не делал. Было даже чудно, как это он, весь такой разобранный и разбалансированный, себе чего-нибудь не отрубил, сам себя по ошибке не изувечил. Ходил по объекту, словом, как чумовой или пыльным мешком трёхнутый, - и только и делал, что Яковлеву вспоминал, весь утренний с ней разговор восстанавливал в памяти в полном объёме...
«У меня появился ребёнок, дочка Оленька! Бред! Сюрреализм какой-то! - ядовито ухмылялся он, сам с собой порой разговаривая. - Какой ребёнок! какой! И на хрена он мне сдался, когда я сам ещё как дитя малое!... Молодец, Натаха! Ай, молодец! Пять с плюсом ей за поведение! Нагуляла ребёнка в Смоленске, в пединституте сраном, а теперь на меня его хочет повесить, мне всучить. А вместе с ним и сама мне на шею сесть, чтобы в рай потом лихо так и с ветерком въехать. Ушлая попалась, бестия, хоть и молодая совсем. Ох и ушлые они все - эти барышни пышнотелые, деревенские! За прописку московскую на что угодно готовы пойти, сучки драные, изворотливые! Любую бяку тебе сотворят, не моргнув глазом!...»
Невольно в памяти воскресала их последняя в прошлом году встреча, когда Яковлева затащила его к себе в дом в конце августа, напоила там, накормила досыта, до отвала - а потом оставила, разомлевшего, ночевать. И сама же к нему среди ночи в кровать и запрыгнула, самка похотливая: он её к этому не принуждал, не склонял, не насиловал… Он уже и не помнил, естественно, до подробностей, что тогда вообще произошло у них - и произошло ли что: был в стельку пьяный, смертельно уставший, сонный. Вряд ли в таком состоянии он что-то с ней сделать смог, что-то реальное и серьёзное… Они обнимались и целовались - да, было такое дело, помнится. Но чтобы ребёнка замученному и мертвецки пьяному суметь зачать - это уж нет, дудки! Для этого сил много нужно иметь и ясную на плечах голову. Пьяные мужики - не любовники: это давно известно.
Ему вспоминалось, как утром, когда Наташа его разбудила, он, когда поднимался с кровати, голенький, увидел на простыне под собой жёлто-розовое пятно, которому тогда в полутьме не придал никакого значения, списав его на неопрятность хозяев, постеливших ему несвежее постельное бельё, к тому же - плохо отстиранное. Но теперь это злосчастное пятнышко уже совсем о другом ему говорило, пророча большую беду.
«…Неужели же я и вправду девственности её тогда лишил?! Дела-а-а!!! - недоверчиво ухмылялся он, категорически отказываясь верить в это. - Но почему я не запомнил-то ни её криков истошных, ни хотя бы стонов?! Да и оргазма своего - тоже, который бы не остался незамеченным! Я вообще не помню наш с ней половой акт, хоть убей, которого, скорее всего, и не было-то… Помню только, что крепко спал, что с трудом поднимался утром с кровати с больной головой, качаясь из стороны в сторону; что на улицу страшился в такую рань и холод идти из натопленного жилища. Всё это было, да. Но как я главного тогда не запомнил и не почувствовал? - непонятно. Дико как-то, чудно, неправдоподобно всё это!...»
«Да даже если и было что у нас с ней тогда второпях - допустим такое, только допустим. Но при чём здесь, извините, ребёнок? Один раз, предположим, я на неё залез в усмерть пьяный; хорошо, согласен, пусть так. И она что, сразу же забеременела?... Да не бывает такого в природе: чушь это всё, бред собачий, пошлые выдумки бабьи, обман! Люди детей, как правило, годами на свет производят, годами! Как папа Карло когда-то Буратино своего “строгал и строгал”, пот с лица утирая… Я сам у родителей появился только через пять лет, как они мне по секрету рассказывали. И у многих семейных людей такая же точно картина наблюдается: годами молодожёны трахаются и трахаются без перерыва, по врачам-гинекологам бегают, по специалистам и консультациям женским - и всё без толку. То у них это не так, то другое не сходится, то третье - как им специалисты в белых халатах плетут с умным видом, деньги из них вытягивая; то группы крови разные, несовместимые, то резус-факторы не совпадают, то нарушенный гормональный фон или аборты подпольные и
| Помогли сайту Реклама Праздники |