Я не собираюсь с вами миндальничать и к вам приспосабливаться. Тем более, я прощаюсь с вами. Но желаю вам быть такими, какие вы есть. Все равно вы не станете лучше. Это свойственно вам, людям, - не меняться, а только делать вид, что вы стали лучше или хуже, смотря по обстоятельствам. К сожалению, рано или поздно вы станете похожими на своих родителей, на взрослых людей. Большинство из вас так или иначе приспособится к этой жизни. Сейчас не тот день, чтобы прямо называть вещи, эту жизнь своими именами. Это все потому, что я надеюсь на лучшее, а ожидаю худшего. Такова противоречивая человеческая жизнь и таков человек. Как говорят в народе: «С волками жить – по волчьи выть».
- Петр Николаевич, как вас понимать? – спросила с дрожью в голосе Марина.
- Как хочешь, так и понимай. Но я в равной степени приму вас такими, какие вы есть.
- Неужели мы все живем по волчьим законам? – спросил в недоумении Никита.
- Нет, это я сказал в переносном смысле, полагая, что вы научились понимать меня с полуслова. Вы живете по человеческим законам. С чем я вас и поздравляю.
- Но я не понимаю вас. Откуда такой сатирический тон?
- Если не понимаешь, то никогда не поймешь. Значит, я зря потратил на тебя и всех остальных свое время. Подумайте об этом. Стоит ли вам, вообще, заниматься интеллектуальным, творческим трудом?
Поймите, все, - вы уже стали взрослыми, совершеннолетними. Теперь не мне, а вам следует задавать вопросы и отвечать на них. За вас никто не будет это делать, - ни родители, ни учителя. Если вы не успели этому научиться, то будете учиться всю жизнь и никогда не научитесь.
- Это вы говорите, как гуру, учитель? – робко спросил Саша.
- Решай сам.
- Намекните.
- Сколько можно? Пора и честь знать. Я и так говорю одними намеками.
- А, я вас понимаю, учитель, - убежденно сказала Вера.
- Да? Сомневаюсь. Не торопитесь уверять себя и других в чем-то. Понять трудно и почти невозможно. Но можно попробовать. Для многих этого достаточно для удовольствия.
Скажу вам, удивленный читатель, я сам удивляюсь тому, какой характер и тон приобрела выпускная беседа Петра Николаевича со своими учениками. Уж очень она была суровая. Так мог говорить только гуру со своими челами. Я сам учитель, но мне далеко еще до такой суровости гуру. Мне кажется, - вот именно кажется, - что следует быть, вообще, помягче со своими учениками.
После того, как ученики разошлись с учителем остался лишь один Никита, Он никак не мог смириться с тем, что услышал от учителя.
- Петр Николаевич, что вы посоветуете мне относительно моего решения пойти учиться в университет? Куда же мне пойти поступать, на какой факультет: на исторический, филологический или философский?
- Не знаю, что и сказать, Никита. Ты перечислил эти факультеты по мере твоего увлечения, интереса?
- Да, нет, собственно говоря. Мне нравится читать исторические романы. И еще я люблю думать.
- Мне это знакомо. Не важно, где, в каком вузе ты будешь учиться. Конечно, более важен выбор факультета. Хотя, впрочем, и это имеет мало значения.
- Мне интересно, почему вы были сегодня так суровы с нами? И это в день прощания!
- Не придавай большого значения моей персоне и тем более всяким условностям школьного времяпровождения. Я понимаю, что ты больше всех интересуешься тем, чем интересуюсь я. Тем более, будь осторожен в общении с такими людьми, как я, - с посвященными. Ты сам из нашего числа. Но тогда именно тебе требуется полная независимость в своих суждениях. Твои мысли должны питаться личным опытом жизни. Без него невозможно становление посвященного. Жизнь сама испытает тебя. Не следует себя специально испытывать. Важно быть готовым к принятию идеи, которая явится тебе из глубины твоего существа как откровение. Оно интуитивно, тем более, если явится тебе как идея Я – явление интеллектуальной интуиции из опыта собственной, личной медитации. Необходимо создать модель собственной медитации. Это будет твой ответ на зов, призыв духа изнутри самого себя.
- Я не совсем понимаю вас, учитель.
- Это естественно, Никита. Ты будешь понимать сам, о чем я теперь говорю, когда станешь посвященным.
- Когда это случится?
- Ну, куда ты спешишь?
- Вдруг я не успею?
- Не беда. В следующей жизни получится. Или ты решил жить один раз и навсегда? Так что ли?
- Ну, не знаю…
- Если не знаешь, так и не спеши. До тебя дойдет, если, вообще, дойдет, что вполне может быть, через несколько десятков лет. Может быть, перед самой смертью. Да, и то сомнительно. Скорее всего. В момент смерти. Для этого следует правильно умереть.
- Это как правильно умереть?
- В полном сознании, чтобы быть вечно живым.
- Другим способом никак нельзя?
- Ты что даже этого не знаешь? Ну, ты даешь.
- Я даю, но никто не берет.
- Да, что ты можешь дать? Ты еще, вообще, никто. Только материал для становления.
Учитель говорил, глядя в одну точку. Потом вдруг посмотрел прямо на ученика невидящими глазами, как бы сквозь него, и выпалил автоматом, - мне трудно работать в школе.
- В нашей школе? Я вас понимаю.
- Какая разница? В любой школе. В этой только ты имеешь шанс, да и то минимальный, стать разумным существом.
- Неужели все так плохо?
- А, ты думал, как? Хорошо? Щас. Держи карман шире. Вот я работал несколько лет в университете. Так там мне хоть никто не мешал работать.
- Там были те, кого вы называете разумным?
- Ага. Да, ну, ты и артист. И после этого ты еще на что-то надеешься, если не чувствуешь элементарных вещей. Но все равно, я ощущаю, что у тебя есть спиритическая чувствительность, только она еще не активирована. Но я не буду индуцировать тебя. Ты еще не готов к преображению.
- Что это такое - преображение?
- Это выход из состояния перехода из одной сферы жизни в другую, прописанный, как правило, для всех людей. Но есть исключения. Ты – такое исключение.
- Интересно. Здорово быть исключением из правил.
- Вы, ученики, находитесь в переходе от натуральной, животной жизни детей к культурной, искусственной жизни взрослых. Взрослые – роботы.
- Как роботы?
- Повзрослев, человек естественно превращается в робота. Человеку, взрослому естественно быть искусственным.
- Но у тебя есть шанс, в отличие от других, выйти из этого подросткового состояния и стать адептом – учеником посвященных.
- Кто такие посвященные?
- Это существа другого мира.
- Мутанты или вампиры?
- Нет, оборотни.
- Оборотни?! Вот это да! – прошептал ошарашенный ученик.
- Ты что, вообще, дурак или только придуриваешься? Я серьезно говорю, а ты понес комиксовую чушь. И как после этого с тобой можно серьезно говорить? Вот деревня.
- Извините, учитель. Но вы так странно говорите.
- Ты сам напросился. Если хочешь, я прекращу разговор.
- Нет, нет. Что вы! Пожалуйста, продолжайте дальше.
- Зачем? Ведь ты ничего не понимаешь!
- Ну-у, учитель.
- Ладно! Так и быть. Мы, посвященные, явились сюда из другого, светлого мира, чтобы просветить этот темный мир. Я прошел в свое время преображение и ушел в другой мир. Недавно я вернулся в этот мир опять, но уже пробужденным.
- Вы преобразились в подростковом возрасте?
- Нет, уже во взрослом состоянии. Поэтому я и оказался в сумасшедшем доме. Только через безумие возможно преображение для взрослого. Но это исключение из самого исключения. То есть, безумие, как правило, не пробуждает в человеке разум, а окончательно его губит. Но мой случай особый. Мое безумие меня исправило. Это было никакое не безумие, но вправление ума такому ничтожеству, каким я был до пробуждения.
- Кем же вы были?
- Ничтожным биороботом.
- Знаете, Петр Николаевич, вы не обижайтесь, но ваше признание себя пробужденным и посвященным смахивает на простое сумасшествие.
- Ну, конечно. Ты думал, что у взрослых состояние боддхи выглядит иначе?
- Это не состояние Будды?
- Да, у вас, у людей, оно может и так называться. Но суть не в названии.
- В чем же?
- В тебе.
- Как, во мне?
- Вот так. В самопознании.
- Петр Николаевич, вы не обиделись?
- На то, что ты назвал меня сумасшедшим? Нет. На правду не обижаются.
- Неужели вы признаете себя сумасшедшим?
- Велика важность. Конечно, я не говорю об этом публично. Ведь не поймут же, подлецы. За кого могут принять биороботы разумное существо? Конечно, за сумасшедшего. Было бы странно, если бы они считали меня нормальным, здравомыслящим роботом.
- Петр Николаевич, вы так иронизируете?
- Зачем? Я просто так думаю. Видно же, как ко мне относятся мои коллеги.
- Значит, вы, Петр Николаевич, признались мне в том, что вы сумасшедший только потому что я никому не расскажу об этом? Неужели всем не видно по вашему поведению и по нынешнему разговору с ребятами, что у вас не все в порядке с головой?
- Какой ты умный мальчик! Все понимаешь с полуслова. Только понять не можешь очевидные для видящих вещи, что я никакой не сумасшедший.
- Тогда кто вы, Петр Николаевич? Может быть, грезящий наяву провидец?
- Да, скажи прямо, что я сумасшедший! Впрочем, ты уже неоднократно напомнил мне об это. Все реально, really, выглядит так, но только в двусмысленном свете метафорического изъяснения, который освещает теперь мой жизненный путь. Это у тебя, как у подростка, в голове каша, а у тех взрослых, с кем ты имеешь дело, в голове пустота. Там, вообще, а не в буддистском смысле, в ней ничего нет. И, действительно, в их головах нет ничего, кроме мозгов.
- Но там есть не только мозги.
- Вот видишь, мы говорим о совершенно разных вещах. Ты о материальном, а я об идеальном. И когда такие идеалисты, как я, говорят то, что они думают, другие – материалисты – их принимают в силу своей материалистической индоктринации за ненормальных людей. Это если говорить мягко. Если же говорить с нажимом, то принимают их за сумасшедших.
- Теперь мне понятно, о чем вы говорите, на что намекаете. Вы намекаете на сознание.
- Не просто на сознание, а на самосознание. Причем самосознание не абы кого, но идейного человека, человека с идеей.
- Петр Николаевич, вы преувеличиваете, чрезмерно сгущаете краски. Зачем это делать? И так понятно, что вы говорите в переносном смысле. Неужели сумасшествие проявляется в сгущении красок?
- Это одно из пограничных состояний сознания или психики так проявляются. Не пытайся ставить мне диагноз. Ты ведь не психиатр. Мое употребление неуместных, необычных слов в обычном разговоре, например, с тобой или с кем-нибудь еще из ребят, вызвано самим предметом обсуждения. Он не поддается описанию с точки зрения здравого смысла. С этой точки зрения его не понять. Можно, конечно, его классифицировать как абсурдный объект, объект нонсенса или, по-русски говоря, бессмыслицы. Но тогда он становится тем, чему нет места в нашей беседе. Поэтому мне приходится переходить на маргинальный язык безумия. Конечно, можно использовать высокоуровневый язык
