человеческого самоволия, точнее, своеволия, отождествления своего я с божественным Я, метонимической подменой Бога своей особой персоной.
В земном мире нет ничего нового и никогда не будет ничего нового под солнцем. Поэтому любой человек, который пытается стать самим собой, собственно человеком не может не испытывать со стороны всех как коллектива всестороннее давление, целью которого является его, если не сокрушение, желание раздавить его, то его табуирование, изгнание из своей среды, отвержение. Отверженный человек, неприкасаемый, - таков удел всякого настоящего человека в земных условиях. Поэтому он и чувствует себя не от мира сего, ищет себя в ином мире и там находит себе место, например, место в царстве идей, как в случае Петра Николаевича Васильчикова, второй фамилией по матери которого была «Иноземцев».
В этом свете он теперь рассматривал и «Звездных королей» Эдмонда Гамильтона и их голливудской обработки Джорджем Лукасом под наименованием «Звездных войн». О них шла речь в его последней беседе со своими учениками. Он полагал, что «Звездные войны» - это как раз фильм для подростков, того же возраста, что и его ученики. Вообще, все американское кино, как и американская культура, есть кино и культура подростков по уровню своего умственного и художественного развития. У подростков хорошо развито чувство техники, которая по своей природе (искусственной) подражательна.
Разговорившись, Никита спросил его: «Учитель, неужели люди будущего и существа со звезд могут быть такими агрессивными, чтобы вести звездные войны»?
- Что ты! Никаких звездных войн не может быть в принципе. Следовало создать не звездные войны, а звездные миры, что ближе к правде космической жизни. «Звездные войны» - это перенос тех проблем, которые встали перед нашими современниками, только что вышедшими в космос за тридевять земель, на далекое будущее за тридесять времен.
В каждой мере пространства есть еще две меры включительно и в одной мере времени есть девять мер включительно, а именно: все проекции ширины (широты, шири), высоты и глубины пространства свернуты, за исключением их самих, время же представлено в виде прошлого, которому соответствует глубина, настоящего, которому соответствует ширина (широта), и будущего, которому соответствует высота; четвертому измерения времени соответствует трехмерное пространство, оставшимся шести измерениям времени, которые свернуты и составляют вечность, соответствуют свернутые измерения пространства.
Прошлое является для человека памятью, настоящее моментом (мгновением) времени, а будущее фантастично, есть игра его воображения в виде фантазии. Вечность, которая свернута во времени есть в нем мгновение. Оно является нам во времени настоящим. Из времени мы схватываем вечность только как настоящее, ибо вечность не делится, так как свернута в точку, в ней время стало плотным, выпало в осадок, стало коллапсом. Поэтому оно кажется, видится, представляется нам застывшим, неподвижным. Между тем оно бесконечно быстро и есть непрерывность (континуум) настоящего, без начальной остановки в прошлом и конца в будущем.
Вечность представляет кольцо, которое окружает квадрат четырехмерного пространства-времени. Он в нее вписан. Но это только перпендикуляр к четырехмерному (или шестимерному, ведь четвертое измерение - измерение времени - представлено еще тремя своими измерениями) пространству-времени.
В этом измерении пространственно-временного континуума или своем втором измерении вечность уже не свернута в себя в виде точки круга (периода) времени как прошлого-настоящего-будущего, а есть сама круг.
В своем третьем измерении вечность разомкнута от себя и представляет линию без начала и конца в виде параболической касательной к себе как кругу.
В четвертом измерении вечность разомкнута на себя как вечность в себе и для себя. Она периодически сжимается и разжимается, расширяется.
В пятом измерении вечность является множественной. Малые вечности проницают друг друга в составе большой вечности.
И, наконец, в своем шестом измерении вечность есть единство всех видом вечности, одной и другой, малой и большой, свернутой и развернутой. В этом смысле в ней есть все, все вечности, в ней и вне ее; в ней есть даже то, что не является вечностью и есть время.
- Поистине ваша фантазия, учитель, неистощима, - признал Александр.
- Саша, это не фантазия, а интуиция. Она – большая помощница нам в том, что выходит за пределы наших чувственных возможностей. Интуиция объективна. Фантазия же как наша субъективная компенсация недостаточной объективности суждения лишь дополняет интуицию и служит спонтанной силой разума в нас.
И вот только теперь Петр Николаевич понял, что его ребята разлетятся из школьного гнезда и перед ними во всю ширь раскроется их уже самостоятельная жизнь, в которую они будут вгрызаться, в ее тайны и подниматься в ней над собой. Нужно поговорить с ними перед их выходом на поверхность жизни. И Васильчиков встал и вышел из своего чулана к людям, к своим ученикам.
Но они уже были заняты собой, друг другом перед расставанием, ведь они расходились по жизни, кто куда. Сегодня они были еще едины. Между ним и некоторыми его учениками стали формироваться еще слабые, но уже достаточно ощутимые связи только не плотского, а душевного и порой духовного характера. Для плотских связей нужны годы, когда люди привыкают друг к другу и бессознательно тянутся друг к другу. У учители и его учеников не было для этого времени. Да, оно и не нужно было им.
Для духа требуется мало времени, чтобы понять свое единомыслие. Дух проявляется в мысли, в личной решимости следовать ей в жизни или следовать мыслью за идеей мысли, того, что помыслено умом, интеллектом и пережито, представлено душой. Мы нечто переживаем и представляем в некотором виде, сообразном его понятию, если у нас есть идея относительного этого нечто.
Главное, учитель заронил в умы и сердца ребят мысли и чувства, которые не могли не дать живые всходы на ниве их юных душ в жизни, уходящей в даль будущего. Их беседы стали прошлым этого будущего как возможного исполнителя прежних желаний настоящего.
Уже за полночь Петр Николаевич, наконец, встретился с большинство ребят своего класса для напутственного слова. Он вспоминал свое вступительное слово при первой встрече с ними.
- Ребята, вы помните, как мы впервые встретились. Как вы были не готовы к нашим отношениям ввиду смерти вашего прежнего учителя, который довел вас до выпускного класса. Я не знал его, но понимал вас, потеряв самого себя больше шести лет назад. Но теперь я прощаюсь с вами. Слава богу, не навсегда. Вы в любой момент вашей жизни можете со мной встретиться, пока я жив, чтобы поговорить по душам. Прошло еще не много времени, а мы уже стали друзьями, во всяком случае для меня. Вы стали ближе мне, чем мои коллеги, учителя. С кем мне вести душевные разговоры, как не с вами. Неужели с этими школьными работниками?
- Шкрабами?
- Марина, иногда сокращения в словах обижают людей. Следует быть осмотрительными в таких случаях. Но я не виноват в том, что не нашел контакта с ними. Я искал, но не нашел. Они не хотели понять меня. У вас я нашел то, что искал у своих коллег.
- Что вы искали? - спросила его Вера.
- Взаимного понимания
- Но много из того, что вы говорите мы или я не понимаю, - призналась Марина.
Все засмеялись, а потом Владимир вдруг сказал: «Я поддержу Марину. Вы не понятны нам, потому что не похожи на других учителей. И не только по причине того, что заводите с нами разговор по душам».
- Вот я и сам иногда задумываюсь над этим. Для учителей выпускной вечер – грустный праздник. Они к вам привыкают, как родители к детям. Я не бессердечный человек и ничто человеческое мне не чуждо. Но моя грусть легкая, как ветерок, который еле поднялся и прилег, притаился в кустах. Мне весело, но не в душе, а в духе. так говорили древние греки: «веселие духа», когда все потеряно. Похожее впечатление, только намного сильнее я испытал, когда вновь обрел себя. Мне было весело. Вот и теперь… Я обрел в вас своих сторонников, как гуру чел. Теперь вы сами решаете, что вам делать. Школа позади. Согрешите, не забудьте покаяться, - измениться в добрую, разумную сторону. Так вы позволите спасти себя. Дух, Он ждет нашего покаяния, чтобы заняться своим делом, - спасением наших душ. Для чего же Он ставил наши души на путь истины. В жизни путь – это истина, а не только то, что нас ждет в конце пути. Там, в конце, нас ждет смерть для прежней жизни как ничто наедине с Богом. Там ничего нет, есть только Кто.
- И кто? Бог? – спросил, напрягшись, Никита.
- Ты. Он и есть ты. Но не ты есть Бог. Ты Бог только в своем сознании, но не в мире.
- То есть, вне мира, я – бог? - спросил, усмехаясь, Гриша.
- Я так не сказал. Я сказал о том, что в Боге мы есть. Но кто мы есть в Нем? Боги ли? Он Един и Один.
- Так вот кто такой Один – бог викингов, - пошутил Саша.
- А Един – чей бог? – спросила Ольга, молчавшая до сей поры.
- Един, Один, совсем один, поедем – поедим, - смеялся Никита.
- Ребята, послушайте, Ольга, наконец проговорилась, - заметила Марина.
- Наша Оля – это Вася, которая слушает, а молоко пьет, - сделал свое открытие Володя.
- Един – это, Оля, бог греков. Они называли его Первоединым, первым богом не на Олимпе, а за небом. Да, ребята, - это сложный вопрос, на который трудно ответить. Кто же там есть? Если там ничто, то кто там, ни в чем?
- Кто там? Почтальон Печкин. Я принес заметку о вашем мальчике, - съязвил Владимир.
- Вот именно: кто там? Где? Нигде. Нет места для кого, но есть место для никого, - возразил Никита.
- Вот это «никто» мы и называем Духом. Он есть место для Я каждого из нас. Только там есть для Я, для нас место.
- Я думаю есть место для абстрактного Я, но не для нас, - предположил Гриша.
- Да, в личной жизни каждого из нас Я конкретизируется как воплощение духа в человеческом материале, в телесном воплощении, - уточнил учитель и добавил, - я надеюсь, что вы выберите собственный путь в своей жизни, к которому у вас, а не у ваших родителей, лежит душа. Это хорошо, когда родители думают и хотят того, чего вы хотите и о чем думаете сами. Если кого из вас интересует история, то я желаю ему создать свою историю собственной жизни.
Признаюсь вам в том, что я люблю думать и рассказывать только те истории, которые сам и придумал. Чего я не люблю так это именно ту историю, которую вам преподавал в школе. Это я еще мягко сказал. Мне по душе история мысли, литературы, искусства. Менее интересна история науки. Еще меньше интересна история техники. И уж совсем не интересна всеобщая, национальная, политическая и партийная история.
- Это для нас новость, что вы не любите историю, хотя являетесь учителем истории, - удивился Владимир.
- Ты меня не понял или сделал вид, что не понял. Это на тебя похоже, Володя.
- Петр Николаевич, вы наговариваете на меня, - обиделся Владимир.
- Ничего, переживешь.
