песком. Кроме того, здесь присутствовали несколько физически развитых санитаров, также одетых в зеленые лабораторные хламиды, головные уборы и маски. Дух карательной психиатрии незримо расправлял крылья.
- Это для тебя. Сейчас без четверти восемь вечера, - сказал Краснов. – К утру ты расскажешь все и станешь совсем другим. Боль уймется быстро, а мук совести не будет. Так было со всеми.
Плоская крышка опустилась над Постниковым, глуховато и неприятно клацнули браслеты, и он оказался схвачен по рукам и ногам. Но что было хуже всего – что при этом он продолжал отчетливо видеть на лице ассистента улыбку искреннего радостного предвкушения. Через несколько минут Краснов пропал из виду, процедурная камера тоже растаяла за стеклом призмы, а вместо того Постников ступил в незнакомый ему коридор, скудно освещенный грязноватыми потолочными плафонами. Неприятный и непонятный проход с несколькими закрытыми дверями по обеим сторонам, на дальнем краю которого ничего хорошего ожидать явно не приходилось. Болезненное и тягостное чувство поразило его, и стало ясно, что начинается самое скверное. Древний подземный ужас подступал все ближе и уже тянул к нему свои дремотные лапы. «Не смей раскисать, пытался приказать самому себе Постников – это всего лишь обман», но пытка знала свое дело, она жадно вбирала и кормилась глубинами его подсознания и помалу все крепче затягивала их невидимым стальным винтом. Негромкий тоскливый вой послышался из-за стены, отчего сердце болезненно сжалось.
Самое плохое, как выяснилось, поджидало за дальней запертой дверью в самом конце коридора. Оттуда вибрацией шел по полу явственный медленный гул и постепенно съезжал на ритм «вууурм, вууурм», как будто там неторопливо раскручивался невидимый маховик, огромный и тяжелый. Постников заметил, что его сознание стало мутиться, оно изменялось, как меняет форму куча железных опилок под приближаемым магнитом. Растрепанные клочки летели в ту сторону из постниковской головы, как звездное вещество при аккреционной перекачке вещества от звезды к более массивному гиганту, и он с полной ясностью увидел, что происходит самое жуткое. Он попытался закричать – но конечно, ничего из этой затей не вышло, и пропал не только голос. Не помня себя, он начал пинать и колотить кулаками в коридорные стены, бить по ним плечами и коленями, но все было беззвучно и бесполезно. Теряя последние крохи сознания, он зашелся в исступленном и безмолвном крике гнева и тоски умирающего.
Трудно сказать, сколько времени прошло, когда он выкарабкался из забытья, крупно дрожа от холода. Медленно приходя в себя, он сел на полу. Вокруг поблескивали осколки пластика, вдоль оборванных кабелей тихо растекались ошметки умного фиксирующего песка. Призма оказалась разбита вдребезги неизвестно каким образом, но сам он, похоже, остался совершенно цел, если не считать отголосков недавнего происшествия, которое теперь жило внутри него отголосками, словно дикий сон, когда спавший еле вырвался из него с сердцебиением и не сразу свыкается с привычной обстановкой своей спальни. В операционной камере стоял полумрак, потому что люстра не горела – она тоже оказалась сорвана с потолка и валялась поблизости, но немного света проникало из коридора, где еще светились синие плафоны. Постников подергал дверь – заперто. Удивительно, что форточка в наружном окне была открыта, точнее, выбита внутрь лаборатории, но при этом массивный щит сидел в своем проеме прочно. Постников присел на кушетку и прислушался. В НИИ застыла мертвая тишина. Непроглядная и тревожная ночь прочно засела под городским куполом, задымленный пожарами воздух гнетом давил на крыши и не давал ни капли свежести.
Со стороны вышки долетел истошный лай стаи собак, перетекающий в вой нечеловеческой тоски. Так вот кто выл внутри кошмара! Одновременно в низине, в темных городских улицах посыпались огнестрельные хлопки, сорвались на очереди, и вскоре дошло до бухающих глухо ударов – то ли гранаты, то ли неизвестно еще что. Примерно через полминуты перестрелку накрыло воем сирены, но стрельба только стала гуще, загрохотал настоящий бой, но и он резко прекратился, и снова стало тихо.
Постников шагнул к стене и уперся в шероховатую краску горячим лбом. «Интересно, что творится там, в старом доме, - думал он, - сколько дней там прошло? Выпал снег или еще слякоть на сонной улице? Дикая, странная жизнь…».
Уставившись в поверхность стены, он вдруг увидел, как шероховатая структура краски шевельнулась и стала мягко оседать самотеком, словно тающий воск. Стена возле его лица вдруг пошла волнообразной рябью. Постников отскочил и в изумлении смотрел, как стены, пол и потолок пришли в противоестественное движение, а в воздухе резко пахнуло озоном. Стенной кафель, этажные перекрытия, кровля и кирпичи здания таяли на глазах, и в плавающих струях воздуха показались картонные дома и фавелы внизу, искаженные и перекошенные, как будто растворенные в рассветном мареве. Город Дубов Град размазало по пейзажной палитре. И эти странности только начинались.
Комнаты института хаотично листались перед ним, возникая на секунду и пропадая, как будто спятившая система видеонаблюдения перебирала виды со всех камер, от этого закружилась голова и стало подташнивать. Словно перемешанные детали в детском конструкторе, все полезло скручиваться и лепиться хаотичным образом. Очевидно, пространственная аппаратура в НИИ дала сбой, и случился невообразимый хаос. Кафельный пол принялся вдруг ходить волнами, толкая мебель и обломки по углам. В распахивающиеся окна притащило дикий сквозняк, отчего занавеси выгибались парусом и висели горизонтально. Пол выпирал, словно зародыш горы, а этажи норовили уехать в неведомые места, как открытый лифт. Устоять на ногах было невозможно, и Постников, сидя на полу, озирался с крайним беспокойством. Перед ним все быстрее мелькали всякие несуразности. Выкатился уже знакомый ему кабинет заместителя директора НИИ: за широким столом находился сам господин Мун, уронивший голову на столешницу. В его лбу имелась аккуратная круглая дырка с небольшим кровавым подтеком. Застрелился ли он по собственной воле или получил пулю от неизвестных – понять не было никакой возможности, к тому же картинка кабинета уже погасла.
В здании проснулась беготня, полетели крики и захлопали двери. У парадных ворот что-то сильно грохнуло, и весь фасад пятиэтажки вздрогнул. Едкий дым полез из вентиляции, принялся нещадно рвать легкие кашлем, донимал слезами. Послышался хлесткий удар – еще раз стукнуло в оконный щит, и в нем появилась круглая дыра диаметром с апельсин, лопнуло внутреннее стекло, и шею Постникова обжег раскаленный воздух, хлынули в коридор выбитые чешуйки стекла.
- Это провокация! – заорал охранник в коридоре. - Всем оставаться на местах, лечь на пол подальше от окон!
Постников сумел разглядеть то, что прилетело с улицы. Это оказался не такой уж большой реактивный снаряд, который, казалось, раздумывал, куда ему нанести удар и поворачивался в разные стороны, вися в полуметре от пола. Почуяв движение, он хищно довернул к Постникову свой передний обтекатель. Грязная, безобразно ржавая поверхность аппарата впереди переходила в полусферический гладкий металл, или жидкость – вроде поверхности мыльного пузыря. Постников даже разглядел в ней свое перекошенное отражение.
Сбоку открыли пальбу очередями двое охранников, но ни один не попал. Дрон дернулся и с неуловимой быстротой повернулся к стрелявшим. Из его задней части показалось яростный реактивный факел, а вперед выплюнулась короткая басовитая очередь.
- Ух ты, - хрипло выдохнул хрипло один из стрелков и повалился лицом вниз.
Реактивный цилиндр, похоже, дожег остатки топлива. Он грохнулся на пол, выдохнув небольшое облако едкой химической гари и по инерции покатился по линолеуму, пока обессилено не ткнулся в ботинок уцелевшего охранника.
- Они по форме целятся, я знаю, - в потрясении пробормотал этот выживший счастливец. - Их программируют на камуфляж, не спрячешься.
Сверху прилетел белый от ужаса Краснов. Он скороговоркой выпалил, что идет штурм института, охрана несет потери. Задержанный отправляется с ним, Красновым, немедленно. Ассистент отчаянно сквернословил и требовал по рации прислать дополнительную охрану.
- Людей больше нет, - отозвались по рации. – Мун…
Рация зашлась в хрипе и отключилась намертво.
– Это конец! - проговорил Краснов. У него заметно тряслись руки, поэтому ассистент нервно их потирал и все время оглядывался.
- Держись на виду, тварь! – взвизгнул он на Постникова и вытащил пистолет. – Это все из-за тебя! Твоя жизнь теперь ни гроша не стоит, понял? Двигай вперед, не то получишь в затылок!
- Где замдиректора? – закричал он, когда оба поднялись двумя этажами выше и прошли в широкий холл, где несколько охранников при легком пулемете держали оборону за баррикадой из офисной мебели. На полу в два ряда лежали шесть или восемь мертвецов, висели слоистые дымы пороховой гари и жженой изоляции. Служивый с автоматом на груди сорванным голосом сипел:
- Докладываю обстановку. Диверсионная группа в составе до двенадцати человек совершила нападение на охраняемый объект. Была вырвана часть забора, они устранили наружных постовых, проломили окна на первом этаже и попытались произвести захват подопытных. По нападавшим были применены спецсредства. Есть потери с обеих сторон, диверсанты выбиты из здания и отступили, забрав раненых и убитых. А теперь убирайтесь отсюда оба!
Перед входом в приемную замдиректора путь им был неожиданно прегражден. Оказалось, что господин Мун не отвечает на звонки примерно полчаса. Он заперся в собственном кабинете, а пускать туда никого без разрешения не положено. Однако после краткого совещания начальник охраны распорядился все же ассистента пропустить, и Краснов открыл дверь своим ключом.
За дверью опасения подтвердились: господин Мун был неподвижен и с дыркой в черепе. Что касается задержанного, заявил начальник охраны, то относительно него имеется личное распоряжение самого Дараха, и о деталях этого приказа ассистенту знать не положено. Автоматчики повели Постникова вниз.
- Не больно и хотелось! – с ревнивой усмешкой крикнул Краснов им вслед. – Стоило за этим из лаборатории тащить? Дело ясное, не тяните с ним.
- А ты, слышь, недобитый - прощайся с жизнью, тварь! - с отчаянным весельем орал ассистент, когда они были на лестнице. Раздался одиночный выстрел, но кто стрелял и в кого – было уже не понять.
Они вышли из института в промозглый холод, когда нежные распевы азана прорезали серое городское утро. Седые дымные косы криво висели над городом – похоже, потушили площадь. В дыму роились мелкие дроны, как столб летней мошкары.
- Чего с ним церемониться? Вывести за корпус – и к стенке, - услышал Постников. Ответа на эти слова он не разобрал, но вместо рекомендуемой неизвестным стенки он неожиданно опять увидел на дорожке раскручивавший задний винт красный аппарат. Было хорошо видно, что балка его несущего винта имела заметный наклон назад, что вместе с наличием развитых плоскостей и особенно толкающего винта выдавало не
Игорь, вдохновения Вам, и удачи!