Сиротская Ойкумена

подавали голос шмели и отпускала ритмичные трели невидимая мелкая птаха. Разгоряченный лоб ласково поглаживал прохладный ветер, головокружительные ароматы медоносного луга и почему-то ванили кружили голову, а небесной синеве лениво проползали белые облачные животы. Не обошлось и без говорливого горного потока: из трещины в замшелой скале обильно выхлестывалась вода и убегала вниз, образуя плоскую и прозрачную речушку. Она текла далеко, в отвратительно картинную долину, изобилующую зелеными пригорками и обнаженными валунами.
Он встал и поднял Анну из травы. Зелень нигде не примята, следов людей или зверья незаметно. Он решил отправиться вверх по течению горного потока - глядишь, отыщутся какие-нибудь люди, сарай или хотя бы тропинка. Идти долго не пришлось: всего в сотне шагов из-за треснувшей родниковой скалы вдруг вылез небольшой каменный дом. Он был какой-то пряничной красоты и выглядел, как и положено в таких случаях, старым, но крепким. Стрельчатые окна в частый косой переплет, в нем цветные стеклянные осколки, высокая кровля устелена бурой выцветшей черепицей.
Постников постучал ногой, потому что руки не были свободны. Внутри было тихо. Дверь заскрипела, словно резаная, когда он отворил ее носком ботинка и ступил за низкий порог. В доме преобладал запах печной золы и сушеных листьев. Дверная створка громко захлопнулась, и его охватил полумрак, рассекаемый только жаром очень объемистого и закопченного камина с непомерно широкой чугунной решеткой, докрасна раскаленной. В доме, насколько можно было видеть с порога, имелась единственная и скудновато освещенная комната. Огонь в камине, судя по всему, до того пылал сильно, потому что от очага потягивало блаженным теплом, как зимой в избе вследствие закрытой вьюшки, но к приходу Постникова пламя успело опасть до полуметрового пунцового ядра, тлеющего теперь очень ровно в горячей золе, как шарообразный слиток чугуна. С решеткой тоже явно было что-то не так – она прикрывала не только очажное жерло, как полагается, но простиралась далеко вправо и влево, напоминая невысокую могильную оградку, ее края терялись в неосвещенных углах.
По грубым каменным стенам развешаны были каминные щипцы, кочерга и совок, сковороды, грозди репчатого лука и усохшие пучки травы – какой-то тимьян и розмарин, Постников не смыслил в этом. Высовывался из полумрака угол плоского буфета из почерневшего от старости или копоти дерева с узкими полками, на которых тарелки стояли к вам лицом, а не боком. Возле буфета приткнулся трехногий ломберный столик с футбольным зеленым сукном. На его фланелевой столешнице стоял чайный прибор – чашка, молочник, блюдца и щипцы для сахара. Не было видно ни души. Худосочный свет каменного очага не справлялся с теменью в углах.
Постников бережно положил Анну на каменный пол и опустился рядом. Стал греть руки возле раскаленной каминной решетки, соображая, как быть дальше.
- Будь здоров, Постников, – вдруг раздался очень отчетливый голос. И он доносился из-за решетчатого барьера, а говоря еще точнее, прямиком из каминного жерла.
Постников, не поверив ушам, стал оглядываться, но больше никого не было.
- Догадался уже, куда занесло? – любопытствовал необъяснимый голос.
Постников с большим недоверием уставился на округлый огненный сгусток. Его осенила дикая догадка. Это огненное ядро и являлось тем самым человеком, прежде известным как заведующий лабораторией Ефремов, а впоследствии - Модератор полузакрытой вселенной. Илья Ираклиевич в настоящую минуту имел облик малинового светового клубка, похожего на звезду – красного карлика, разве что уменьшенного в миллион раз, чтобы он влез в топку камина.
- Что еще за драмкружок? – хрипло спросил он. Не нашел ничего.
- Совсем это не драмкружок. Здесь находится сердце серверной машины, - сказал Ефремов. - Здесь проходит моя связь с прежним миром. Если ее перерезать – то весь наш Остров исчезнет, станет мертвыми цифрами. Мгновенная смерть трех миллиардов человек – каково, а? И самое неприятное в том, что она только что произошла на ваших глазах. Моей земли больше не существует, и населения на ней тоже. Кстати, устроит ли вас такой мой образ? – заботливо спросил клубок огня, неожиданно перескочив на «вы».
- Как будто у меня есть выбор, - вздохнул Постников и на всякий случай убрал руки подальше от решетки, потому что в камине вспыхнуло очень ярко, и огонь взревел с напористой силой. – Вылечите эту женщину, если вы такой одаренный. Вы сможете, я знаю.
- Верьте больше лгунам и проходимцам, наивный вы человек! У нее клиническая смерть трижды случилась, а у меня ее психограммы нет, кого я тебе откачивать стану? Лучше возьми лопату за дверью – и найди красивое место, тут они в избытке. Могилка выйдет – дай бог каждому.
- Это неправильно! – завопил в сердцах Постников, но огонь в очаге предостерегающе полыхнул, а огненный Ефремов сквозь хруст усиливающегося пламени назидательно произнес:
- Зря вы ерепенитесь. Ваша голова теперь легче перышка, если еще не поняли.
- Вы обязаны ее поднять на ноги, или вы бесчеловечная тварь, вот что я вам скажу!
- Перестаньте молоть чепуху. Как бы вам это понятнее объяснить. Вы упали, приятель вспыльчивый мой, в такое место, из которого не существует выхода. Просто некуда выходить – это аномалия, не имеющая больше точек соприкосновения с прежним пространством. Здесь нет хода времени, смерти нет, и воскресения из мертвых, извините, тоже.
- Вы бредите, наверно? – сказал Постников. - У вас жар, это же видно, то есть, я про больную голову, конечно.
- Шутка удалась! Но здесь всегда будет неизменный горный склон и вечный июнь с речкой, текущей из ниоткуда в никуда. Все ваши прежние друзья не могут быть воскрешены, но со временем вы сами освоите искусство заселять мертвые скалы всеми формами жизни. Даже не заметите, как это начнется с вами.
- А вы-то сами, вы-то? На пенсию собрались, что ли? – грубо спросил Постников.
- Я слышу в последние годы лишь отвратительные песни хаоса, - произнес старческий сгусток. - Знаете, кем я ощущаю себя в последние двадцать лет? Жутким нечеловеческим существом. Измятым и безобразным страшилищем - вроде тех болотных людей, которые утопли в торфяном болоте пару тысяч лет назад. И мне не кажется, что ваша жизнь окажется очень уж долгой. Вообще, могли бы и спасибо сказать, что сам пока еще живы! Да о чем с вами говорить – пропадите вы пропадом, скучно!
Постников с силой лягнул решетку и закричал: - Нет, ты вернешь ее, или я подожгу дом, а лучше устрою запруду – и река тебя затопит к чертовой матери! Шагу отсюда не сделаю, пока не поставишь ее на ноги! Я тебе устрою здесь такое, чего ты в жизни не видел, старый хрен!
- Вот и помогай всяким олигофренам. Да пошел ты, гаденыш! – отозвался сфероид и далее общаться решительно не пожелал, сколько гость ни окликал его. Огонь в камине иссяк и в одну минуту подернулся багрово-черным покрывалом пепла.
- Идите к черту с вашими Альпами, от них на рвоту позывает! – проворчал Постников.
Дело принимало далеко не радостный образ. Все оказалось напрасным, все было кончено. Он яростно хлопнул дверью и вышел к речушке, где сел на землю и принялся бросать в воду мелкие камушки.
«Неужели все впустую? Столько пройти, чтобы не найти никого и повстречать иллюзию, аттракцион для детей? Неужели и на самом деле конец?».
Ему хотелось лечь и не шевелиться. Как Аннушка. Но здесь одна странность привлекла его внимание. Швыряемые его рассеянной рукой камушки и гальки не спешили тонуть в хрустальном потоке или падать в траву, проскочив по воде блинчиком. Они вздумали отчего-то зависать в воздухе, а потом и вовсе медленно всплывать очень высоко кверху, туда, где облачные вихри свивались в кисейный ажур. Среди бликов, отражаемых от реки, в воздухе, как обрывки газет на пляже, запестрели обрывки текстов таинственного смысла, начали прошмыгивать, как мыши вдоль плинтуса, математические символы и прочая заумь, лезущая ниоткуда в избытке. Резала глаза вся эта пестрота сильно, но ведь их было не зажмурить – нечем.
Постников прикрыл глаза рукой, и в эту самую минуту воздух над ручьем зашевелился, как подогретый пар, и песок, нанесенный потоком на берег, поплыл невесомой пеленой по воздуху. В ее мелкозернистой ткани прорисовался тонкий столб синеватого света. Из него посыпались многочисленные искры, как при аварии на ЛЭП, и закрутились над водой легким веретеном. Оно завертелось еще быстрее, стало вытягиваться и приняло человекообразную форму. Песчинки пустились вокруг него вкруговую, словно звезды вокруг центра галактики, и начали свиваться в картину, как проступающий на бумаге фотоснимок, и вдруг стали трехмерным портретом женщины.
На Постникова смотрела голограмма – или как это называется. Молодая женщина, глаза серые, ужасно знакомые.
Постников так и замер с камнем в руке, забыв обо всем, потому что это была Ольга. Дочь. Разве что повзрослевшая.
- Вот и ты, - сказала она. - Привет, пап. Еле нашла этот пузырь – хорошо, что кабель был прочно упакован внутри горы!
- А что, разве гора уцелела?
- Ну, кое-что там осталось, но смотреть я бы не советовала - зрелище так себе.
- Да мне и на тебя сейчас смотреть больно. Что с тобой стряслось такое, дочь?
Та, которую он помнил ребенком, находилась теперь от него в двух шагах. Она, конечно, не помолодела, да еще состояла из каких-то искр и светящейся плазмы, но черты фамильного сходства, конечно, оставались налицо. И голос.
Ольга приблизилась, безмолвно протянула руку, и ее прозрачные пальцы неощутимо прошли сквозь его ладонь.
- Ты ли это? Ты… фантом? – в изумлении пролепетал Постников. – Постой, что за чушь я несу, ты… нематериальная теперь, оцифрована, верно?
Фантомная женщина снова пришла в движение и без слов поманила Постникова за собой, он последовал за ней обратно в дом.
Войдя, Ольга сказала всего два слова «Брендан Лофтус», и строптивый камин в мгновение стал покладистым и даже вызвался помочь с лечением раненой.
Очаг подмигнул, как магазинная витрина на рассвете, и погас. Модератор за это мгновение предпочел принять человеческий облик. Он выбрался из-за каминной решетки и теперь щеголял в грубой овчинной жилетке и войлочных сапогах под узкие галоши. Был он седой, щетинисто-небритый и усатый, похожий на сельского горца.
- Ее смерть никому не нужна. Вашу покалеченную подругу подлечить мы попробуем, - говорил Модератор. – А время что – чепуха. Оно не может быть упущено, потому что его здесь нету. Беда только - раны ее несовместимы с жизнью, трудновато будет.
- Я все же попытаюсь что-нибудь сделать, - говорила Ольга. - У меня же медицина вся, а тут стоит реанимационный модуль. Вроде рояля в кустах.
Древний буфет с тарелками при этих словах дернулся и поехал в сторону, как дверь железнодорожного купе. За ним проглянул холодный блеск медицинской люстры, не дающей теней, а также похожий на мини-грузовик медицинский кокон, и смотрелся солиднее спасательных армейских носилок.
Ольга сказала, что без переливания крови не обойтись.
- А ваша живая кровь ведь при вас, не так ли, - заметил Модератор Постникову.
- Конечно, возьмите.
- Пойдет! – кивнула искристая Ольга.
Без заминки к Постникову подскочила и впилась в локтевой сгиб игла.