Музыканты – циничный народ, и наше дело с тобой – музыка. Завтра, мадмуазель, всем нам предстоит пройти большое испытание. И знаешь что: я ни на единую крохотную секунду не сомневаюсь, что ты справишься. Главное – не свалять дурака. Усекла?
- Усекла, мадам.
Наступило то самое утро, и оказалось оно пасмурным и холодным. В том году День независимости отмечали одновременно с открытием административного комплекса на Озерной Плазе. Новый концертный зал уже успел получить в прессе и соцсетях название «Дом Модератора».
Собиралась публика. Каменная терраса уже к обеду была затоплена разноцветным сиянием гирлянд и китайских фонарей, изгнавшими ненастную хмарь. Садились вертолеты, с шорохом проскакивали мимо гладкие и холодные бока лимузинов. Причесанные дети, пингвинообразные фраки, женщины в открытом. От надвигающегося мероприятия вдруг отчетливо веяло торжественным концертом ко дню милиции в Колонном зале, хотя Ольга в то время еще не могла вспомнить, откуда у нее возникло такое неожиданное уподобление, но оно как-то шло сюда.
Она всматривалась из-за новеньких кулис в зрительный зал, где еще не убрали посадочный свет. А еще она тряслась, будучи глубоко уверенной в грядущем позорнейшем, неслыханном провале.
Дали начало вечера. Отгремело бравурное интро со светомузыкой, и на просцениум выплыла павой осанистая дама под высокой прической и с придыханием крайне отчетливо произнесла:
- Сегодня мы впервые празднуем годовщину нашей молодой страны в новом зале. Свободная серверная республика взяла лучшее от нашей прародины, чтобы сделать нашу жизнь прекрасной…
Пошли концертные номера. После того как парень по имени Хьюго Родригес, беженец из Дубов Града, исполнил вступительное соло на терменвоксе, причем сделал это здорово, настала очередь Финистер Пойнта. Мадам Олив довольно крепко взяла Ольгу за руку и подвела к краю кулис.
- Для вас выступают воспитанники детских домов... – говорилось в светлом потоке. Пролетел ангельский шелест – именно так бывает, когда все вокруг одновременно оборачиваются в одном направлении, прекратив разговоры на полуслове.
- Эту песню написал помощник Модератора господин Брендан Лофтус! – льстиво улыбалась ведущая, осклабившись на свою предельную ширину.
- Прекратите захваливать меня, а то я смущаюсь! – перебил ее невидимый господин Лофтус из зала. - Всего лишь творчески переработал!
- Как это верно! – просияла ведущая. - Итак, для вас, дорогие друзья, звучит эта песня «Виденье». Исполняет Ольга Постникова, аккомпанируют ученики муниципальной музыкальной школы из Финистер Пойнта – воспитанники детских домов! Поприветствуем артистов, а также их наставницу мадам Марин Олив-Талье!
Им густо захлопали, и Ольга ступила вперед, не чувствуя ног под собой, при этом она неведомым чудом не растянулась на виду у всех, потому что какой-то дебил чертов забыл убрать свои дебильные коробки из тесного и затененного прохода. Она никогда не видела столько голых женских плеч одновременно, если не считать раздевалки школьного спортзала. Оркестр уже дал вступительные аккорды. Мадам Олив плыла по сцене, словно в медленном и невозмутимом танце, ее движения были скупы и точны. Она задавала генеральный ритм переборами струн. Банджо, казалось бы, до чего простецкий инструмент - но ведь он в тонких пальцах мадам Олив он звучит, словно музыка фей. Оказывается, банджо, когда его применяют правильно, способен звучать строго и красиво.
Ольга встала посередине сцены. Надо было начинать. Она обернулась. Вытянутое лицо аккордеонистки Дейрдре было каменно-испуганным и сосредоточенным до предела. Ее руки выводили мелодию ловко, складно, и оркестр звучал негромко в унисон, разгоняясь исподволь, словно перед массовым прыжком в штыковую атаку.
Ольга увидела темные глаза учительницы, мадам Олив с бесшабашным озорством подмигнула ей, и Ольге стало легче, ее отпустило, страх растворился полностью, уступив место отчаянной дерзости. И произошло далее нечто странное. Ольга по неизвестной ей причине увидела происходившее со стороны, как будто ее невидимое «я» отделилось от сцены и отступило, чтобы окинуть взглядом всю картину. Она увидела затопленную водопадом театрального света дощатую сцену и девушку-подростка в платье красивом, пусть и недорогом. Волна дерзновенного взлета, хорошо знакомая всякому выступавшему перед залом в первый раз, подхватила ее под руки и наполнила грудь небывалым новым ветром. И Ольга запела:
Моим стань виденьем,
Венец всей земли,
Дай сердцу мгновенье
И чувству внутри.
Стань мыслью безмолвной
Дней и ночей
И душу наполни
Любовью твоей.
В пустыне безводной,
Пожалуйста, будь
Звездой путеводной,
Не дай нам свернуть.
Стань матерью нежной,
Навечно храня
В сердце безбрежном
Уголок для меня.
В зале висела мертвая тьма. Ольга опустила голову и низко опустилась в поклоне, с предельной ясностью осознав, что все кончено и в ее жизни наступил край. Слез не было, глаза ее оставались абсолютно сухими. Она плохо слышала завершающие аккорды. Кровь колокольным боем стучала в виски. А на финальную коду смешная и круглая Хава-Хромоножка урезала на волынке так сильно, что посрамила весь оркестр, потопив его низко ревущими аккордами.
И тут Ольгу будто стукнуло прямо макушку. Из зала, с кресел, из проходов к ней скакнул кипящий гром, будто в гневе зашкворчало масло на гигантской сковороде. НО это не был гнев – напротив, это оказался шквал аплодисментов, каких она в жизни не видела даже в кино.
– ААА! – нечленораздельно орали оттуда, лишь позднее она сумела разобрать «браво» и «молодец». Увидела еще, как незнакомая женщина ряду в четвертом-пятом утирала слезы. Они лились ручьем, словно крупные и прозрачные горошины.
Не помня себя, Ольга снова оказалась за кулисами. Ей жали руки и хлопали по спине. Прибежала мадам Олив, на ней лица не было. Она вцепилась в Ольгу и зачем-то снова поволокла на сцену, там они снова кланялись, причем зал ревел не хуже, чем шторм в заливе Финистер Бэй.
- Ты поняла, дорогая дебютантка, что тебе оказали честь? – кричала мадам Олив Ольге прямо в ухо, хлопая в ладоши и улыбаясь, как на пасху. – Ты только послушай, что она говорит!
Пышная прическа дамы-конфераньсе между тем вещала задушевно:
- Поздравляем, ура!..
Но слова ее, что называется, тонули в радостных криках, до сих пор аплодировали бурно. А Ольга в беспамятстве откланялась и окончательно смылась за кулисы, помчалась по незнакомому темному коридору, потому что ей хотелось спрятаться, чтобы в тишине переварить разрывавшие ее эмоции. Все двери в полутемном проходе оказались заперты, кроме одной. Ольга скользнула туда и попала в безлюдную приемную. Внутри нее имелась еще одна дверь, и Ольга постучала. Не получив ответа, приоткрыла осторожно и с колотящимся сердцем заглянула в кабинет. Он был практически пуст. Ее встретило голое окно без штор и жалюзи, за ним горело огнями иллюминованное к празднику озеро. Но самое интересное обнаружилось на голом офисном столе. Ольге почему-то сразу стало ясно, что это не просто телефон, случайно забытый кем-то из персонала. Этот гаджет лежал на широченной столешнице, приветливо подмигивая ей крошечным индикатором сетевого соединения. До чего это была крошечная бисеринка-искра. Он поблескивала, словно дьявольское искушение.
Ольга как в бреду схватила смартфон, он вмиг засветился, на экране открылись разные меню. В несколько секунд вошла в свою почту, созданную родителями еще в те времена, когда она была ребенком. Связь функционировала, в ящике накопилась уйма всего, но Ольге совсем некогда было этим сейчас заниматься. Она вбила почтовый адрес, который ее заставил заучить наизусть отец в далекие детские дни, и в поле сообщения написала: «Папа, мама нездорова. Она в больнице у сестер. Я живу в городе Финистер Пойнт»…
***
Дело приняло очень неприятный оборот. Во-первых, интендант-сестра была доставлена в Плазу правительственным вертолетом (несмотря на ухудшение погоды и приближающийся град) в течение часа и сидела в кабинете, как промерзшая мраморная статуя, не глядя по сторонам. По оконному стеклопакету уже постукивали водяные потеки – снаружи разразился дикий ледяной дождь, и озерное зеркало все замутилось рябью, а китайские фонари погасли, погрузив все в ночной мрак. Во-вторых, хозяин недоукомплектованного кабинета господин Лофтус в крайней задумчивости прохаживался из угла в угол, бешено вращая указательными пальцами, торчавшими из двойного кулака, и время от времени говорил «гм». Ольга решила не сдаваться и готовилась дорого отдать жизнь.
- Что ты такое только творишь! – с мукой в голосе прошипела настоятельница миссии, глядя мимо нее. – Питомица пансиона святой Урсулы, называется! Приняли как родную! И вдруг - воровка!
- Не нужно драматизировать! – оборвал ее господин Лофтус. - Девочка всего лишь пыталась написать пару слов отцу, а если кто виноват – так это я и моя собственная рассеянность. Не нужно было разбрасываться вещами!
Далее произошел во многом непонятный для Ольги разговор, из него она сумела разобрать лишь немногое: воспитанница монастырского приюта прочитала половину приютской библиотеки за месяц с небольшим. Она читает как машина.
Сообщив это, сестра Клэр снова замерла в морозной неподвижности и, казалось, не интересовалась более ни комнатой, ни собеседниками. Ее точеные скулы лучились ледяным осуждением на 360 градусов.
- Что вы говорите! – воскликнул мистер Лофтус. – Какое любопытное обстоятельство!
После этого он опять замолчал и еще некоторое время разгуливал в размышлениях.
- Ну что ж, молодая, леди, добро пожаловать в большую жизнь! – весело промолвил он, наконец, и взъерошил волосы на ольгиной макушке.
Вслед за этим мистер Лофтус надел перчатки и немедленно стал элегантным. Он взял зонт и сказал:
- В хмурый весенний день, как видно, одного меня не хватало, чтобы пролиться граду. Что же касается нас всех - то мы сегодня нашли сокровище. Позвольте проводить вас в машину, сударыни!
Ольга тогда ничего не поняла. Ее и сестру Клэр отвезли по ночному шоссе из Эфраима в Финистер Пойнт и она отправилась спать. Но ей долго не спалось. Ночью в кампусе отросшие по весне яблоневые ветви скреблись в окно, как память о загубленных в доме доверчивых мышах.
А наутро начались события. Первым делом, по распоряжению начальства, сестра Клэр утеплившись стеганым поролоновым жилетом, чтобы не продуло, вскарабкалась наверх и подметала кровлю.
- Что там чистить? - крикнула ей Ольга, поздоровавшись.
- Голуби и чайки, - крикнула сестра Агата. - Тут память о них полдюйма толщиной, наказанье прямо. Да, кстати, тебя зовут сама знаешь куда.
Кроме сестры Клэр, в кабинете находилась дебелая дама из муниципального отдела образования, наверняка из тех, над кем подтрунивали недавно в кабинете с зеленым распятием. С лацкана ее жакета посылал вам блики непосредственно в глаза бело-сине-красный триколор. Он был сделан в форме прямоугольной броши приблизительно со спичечный коробок величиной.
- Подойдите и сядьте, - сухо приветствовала Ольгу интендант-сестра. Она строго глянула и очень веско продолжила:
- Послушайте официальное извещение, сударыня. Настоящим
Игорь, вдохновения Вам, и удачи!