за собой на битву, на штурм продавшегося Кремля. Не хотят москвичи за Хасбулатовым и Руцким идти, вот в чём вся загвоздка-то. Не хотят. Не те это люди - не русские. Поэтому-то такая апатия со стороны народа и наблюдается, апатия и пофигизм… Может, это и правильно. Как знать…
Садовский ничего не сказал на это: тоже стоял и молчал с кислым видом, думая о своём… А потом, спохватившись, спросил ещё напоследок Стеблова, перед тем, как расстаться: пойдёт ли он на воскресный митинг 3 октября, что должен был состояться на Калужской площади возле памятника Ленина?
- А кто его проводить-то станет, не понял, митинг этот? - пуще прежнего удивился Вадим услышанной новостью. - Все же лидеры оппозиционные в Белом доме сидят, за колючей проволокой, как в зверинце.
- «Союз офицеров» Станислава Терехова, сторонники ФНС, «Трудовая Россия» Анпилова, - перечислил Садовский всех, кого знал. - Слава Богу, есть ещё митинг кому провести: не всех в парламенте заперли и огородили.
-…Да-а-а даже и не знаю, Владимир Александрович, не знаю, - помявшись и пожав плечами, затруднился с ответом Вадим, настроение у которого было под стать сырой осенней погоде, самое что ни на есть мерзопакостное, который всю последнюю неделю почти что не спал: всё про осаду здания парламента думал, про поведение “сугубого демократа” Ельцина и колючую проволоку в особенности, которой словно бешеных псов обнесли депутатов по его приказу, и которая за живое задела Стеблова, всё в нём до последней клеточки растревожив и перевернув.
- Чего уж теперь-то митинговать, глотку драть без толку, честной народ смешить? - нахмурившись, произнёс он сквозь зубы, - когда такое случилось… Митингуй теперь, не митингуй - толку от этого пустозвонства мало. Народных избранников, вон, скрутили и заперли в “клетку” как “волков позорных” на глазах всей Москвы, никого не побоявшись и не постеснявшись. А уж нас-то они теперь как назойливых мух по стенке размажут - и не заметят этого… Не знаю… А во сколько его провести-то хотят?
- Ориентировочно в два часа дня, - ответил ему Садовский чуть слышно… и потом, помедлив, добавил: - Ну-у-у, не хочешь если - не приходи, коли нет настроения. Я-то схожу туда, послушаю постою, посмотрю, разведаю обстановку: дома-то мне всё равно делать нечего… А там… там может новенькое чего узнаю: про запертых депутатов-то.
Ничего более не сказав и не став настаивать как обычно, он развернулся и тяжёлым старческим шагом побрёл в свою комнату, понурив голову, - домой собираться. Настроение и у него было скверное, хуже и не бывает...
37
Но как ни уговаривал сам себя Стеблов не ходить и не участвовать в очередном оппозиционном митинге в воскресенье, мысленно предрекая и прогнозируя всю бессмысленность и ненужность в сложившейся ситуации подобного мероприятия, - ноги сами собой принесли его 3 октября на Калужскую (тогда Октябрьскую) площадь Москвы, с товарищами по ФНС на встречу. Произошло это с некоторым опозданием, правда: жена тогда, помнится, задержала его, попросив помочь ей по дому.
«Сделаем всё, - сказала решительно, - а потом мчись, куда хочешь, и митингуй на здоровье хоть до самого вечера, коли ума у тебя нет совсем, коли ты и твои дружки упёртые ничего до сих пор не поняли и понимать не желаете. Вот “намылит” вам Ельцин шеи - будете знать! Я бы вам, дурачкам, точно “намылила”…»
38
Приехал Вадим на площадь приблизительно около трёх часов пополудни и, едва отойдя от метро по направлению к памятнику вождю мирового пролетариата, увидел следующую картину. Площадь была пуста, и была сильно замусорена. По ней из конца в конец гулял пронизывающий осенний ветер, по-детски резвясь и играя разбросанными повсюду обрывками плакатов, газет и прочим бытовым мусором в виде пустых бутылок из-под воды и пластиковых стаканов. Больше на площади ничего и никого не было, будто вымерло всё. Даже и машин легковых нельзя было нигде разглядеть, а ведь это было пересечение Садового кольца с широченным Ленинским проспектом - людное и бойкое место, столичный транспортный узел по сути, где в обычное время машины кишмя кишат, соперничая и сталкиваясь друг с дружкой.
«…Вот это да! - удивился увиденному Вадим, широким шагом направляясь к гранитному памятнику Владимиру Ильичу и то и дело по сторонам озираясь. - А куда все демонстранты-то делись? Чудно!... Или всё-таки отменили митинг?...»
Дойдя до центра площади довольно скоро, разгорячённый и раскрасневшийся, он остановился и инстинктивно оглянулся налево, в сторону Крымского моста и ЦПКиО им.Горького, - и увидел там ещё более поразительную, сюрреалистическую картину, прямо-таки ошарашившую его. Начало и середина моста, почему-то также абсолютно свободного от машин, как и сама Октябрьская площадь и прилегающие к ней улицы, были густо усеяны солдатскими касками и омоновскими щитами. Возле них стояли удивлённые редкие люди, прохожие и просто зеваки, не зная, что им со всем этим бесхозным добром делать и куда звонить, сообщать о находке. Самые отчаянные и деловые, как можно было видеть со стороны, поднимали брошенную амуницию, и украдкой тащили всё это домой. Непонятно даже, для каких целей…
«Что за диво?!» - подумал Вадим, не веря глазам своим. После чего развернулся стремительно, машинально, и, поддавшись порыву чувств, понёсся туда по Крымскому валу самым широким шагом, на какой только был способен, порою не сдерживаясь и переходя на бег, благо что был в кроссовках.
Минут через пять он уже подскочил к первому, встреченному на мосту, зеваке, крутившему тяжёлую стальную каску в руке, спросил у того:
«Что тут случилось-то, друг, расскажи? А то я на митинг пришёл: туда вон - на Октябрьскую площадь. Митинг там сегодня должен был проводиться в два часа дня лидерами ФНС. Я хотел поучаствовать в нём - но опоздал. А теперь вот ни черта из происходящего не понимаю!»
«Да митингующие на площади люди, твои дружки, - стал объяснять ему новый хозяин каски, - вдруг решили идти выручать депутатов к Белому дому; направились сюда, к мосту. А тут ОМОН им дорогу перегородил, который на мост ещё с утра поставили… Ну-у-у, озлобленные демонстранты и набросились на ментов и давай их тут молотить-колошматить. Наваляли по полной им всем, козлам! Молодцы, ребята! Бойцы настоящие! Менты перебздели, естественно, и разбежались кто куда, по кустам попрятались. И даже и каски свои потеряли от страха, дубинки резиновые и щиты. А демонстранты, прорвав оцепление, прямиком дунули к Дому Советов по Садовому кольцу. Теперь уж, наверное, туда подходят. Сейчас, небось, и там драчка начнётся - только держись! - и там ментам будут п…зды давать, кузькину мать показывать. Демонстранты-то все озверелые и возбуждённые первой победой: кого угодно теперь порвут и сметут. Такое начнётся там - мало никому не покажется»...
39
Не дослушав рассказ до конца и даже и не поблагодарив рассказчика, Вадим, которому кровь ударила в голову от услышанного, который весь аж побагровел, сорвался с места и как ужаленный кинулся вдогонку за товарищами по борьбе, по ФНС, не веря ушам и глазам своим. И только одно по дороге шептал потрескавшимися губами:
«Омоновцев победили, а! Ну молодцы! ну красавцы, герои прямо! Теперь бы ещё к депутатам прорваться, их бы из плена освободить - и будет полный порядок!...»
Пока он нёсся по Крымскому мосту в сторону метро «Парк культуры» сначала, а от него - в сторону Зубовской и Смоленской площади по обезлюдевшему Садовому кольцу, в сторону Калининского проспекта, он одну и ту же картину везде наблюдал, на всём пути не менявшуюся. Совершенно пустое шоссе в самом центре столицы - без гаишников, автомобилей и светофоров, которые были выключенными почему-то, - а также разбросанный повсюду мусор и толпы зевак по обочинам и на тротуарах, с удивлением взиравших на происходящее и не понимавших, как и он сам, что в тот момент такое в Москве творилось.
«А где машины-то все?! - вместе с зеваками недоумевал и Стеблов, не сбавлявший скорости и ширины шага; наоборот, учащая и увеличивая его, переходя на бег раз за разом, когда позволяли силы. - Первый раз в жизни Садовое кольцо пустым и свободным вижу - прямо как пленные немцы в 43-ем году, которые вот так же вот шествовали, наверное, и удивлялись масштабам московским, столичной градостроительной моще и красоте, которую они разрушить намеревались, гады».
Промчавшись в районе 15.30-15.40 по времени мимо знаменитой сталинской высотки, что на Смоленке, и лишь мельком взглянув на неё, без почтительного внутреннего восторга, как прежде, быстроногий шустрый Стеблов через десяток-другой минут после прохождения здания МИДа был уже на Калининском проспекте. И, едва вступив на него и повернувшись налево, внизу он увидел заветную площадь перед Домом Советом, до краёв заполненную ликующими людьми, героями-демонстрантами из ФНС, успевшими уже и тут, как выяснилось, смять все омоновские кордоны и заграждения. И заставить ельцинских холуёв попрятаться, по тёмным углам разбежаться, побросать дубинки, каски, щиты. И даже и грузовые армейские машины «ЗИЛ-131» с зачехлёнными кузовами оставить в спешке, на которых спецназовцы к Белому Дому приехали по приказу начальства несколько дней назад, когда плотным кольцом парламентариев оцепляли.
Триумф взбунтовавшейся черни, таким образом, был полный и безоговорочный. Ибо демонстранты, прорвав кольцо оцепления, выпустили всех депутатов Верховного Совета России из плена, в котором те находились аж с 27-го сентября, то есть ровно неделю по сроку. Оттого-то радость на лицах и в глазах митингующих была безграничной как мир: люди шумно поздравляли друг друга с победой, точь-в-точь как в памятном 1945-ом году, целовались и обнимались без устали и без счёта, плакали, бравые песни пели, марши. И были бесконечно счастливы и горды собой - что не испугались коварного Ельцина, не поддались ему и его провокациям, а дружно ломанулись живой стеной на вооружённых до зубов омоновцев - и победили…
40
Естественно, радовался вместе со всеми и активный член ФНС Стеблов, который с полчаса, наверное, бегал по площади из конца в конец: всё искал своего начальника-заводилу Садовского. Наконец-таки нашёл, бросился на него с объятьями, расцеловал крепко-крепко, как родного отца, поздравил с неслыханным успехом.
«А ты говорил, что напрасен митинг, что Ельцина нельзя победить, что он, мол, как Дьявол сильный! - с широкой, счастливой улыбкой кричал помолодевший и посветлевший Владимир Александрович своему молодому товарищу и коллеге в самое ухо, стараясь перекричать других. - А мы вот пришли и победили его, чёрта рогатого, одним махом, решительным волевым броском! Как дали этим трусливым омоновцам по мордасам ещё там, на Крымском мосту, - так они врассыпную и разбежались все, только их и видели! А потом и на Зубовской площади им ещё тумаков добавили, и на Смоленской, где они нас, сволочи, пытались остановить. И здесь под нашим напором разбежались сразу же, как крысы по подъездам окрестным попрятались! Хотя и попробовали в нас из автоматов несколько раз пальнуть из здания мэрии - для проверки на стойкость, наверное, или на вшивость».
«Поначалу-то мы перетрусили и назад попятились: честно тебе признаюсь, не утаю. Страшновато было, действительно, под пули-то
