без Солнца и как Солнце гаснет. И тогда становилось темно, и приходил вечер, и вечер умирал, и наступала ночь»...
Он, быстро вспомнив всё это, встряхнулся и приосанился по-молодецки, виршами древними, святорусскими как от поцелуя милой взбодрился, духом и телом как после ледяного душа окреп. После чего, перекрестившись ещё раз на дорожку, он потеплее оделся, обулся, собрал еды на разок, чтобы, в случае чего непредвиденного, где-нибудь наспех перекусить, и помчался к Белому дому опрометью, где его уже поджидали товарищи-“фронтовики”, как и он решительно настроившиеся на борьбу, на госпожу-удачу…
12
Ровно две недели длилась борьба президента с парламентом, в которой поначалу всё как нельзя лучше складывалось для депутатов и их защитников. В их дружной и сплочённой среде царили бурный восторг и радужные надежды в первые после указа дни, когда до победы, казалось, было уже рукой подать. И скоро можно будет дотронуться и пощупать её, как яркому солнцу порадоваться.
В самом деле, уже самим фактом выхода в свет указа №1400 о роспуске Съезда и Верховного Совета РФ Ельцин нарушил 121.6 статью действовавшей Конституции и этим как бы автоматически отрешил себя самого от должности президента. Это если судить его действия согласно духу и букве Закона… Поэтому-то собравшийся в тот же день на экстренное заседание Президиум Верховного Совета, осуществлявший контроль над соблюдением Конституции, констатировал и зафиксировал на бумаге данное юридическое преступление высшего должностного лица государства. А уже вечером 21 сентября и Конституционный Суд Российской Федерации вынес заключение о не конституционности действий Президента.
Поэтому-то справедливыми, честрыми и правильными с любой стороны, и абсолютно законными, что существенно, были и все дальнейшие действия депутатов, которые состояли в следующем.
Исходя из заключения Конституционного Суда и полностью опираясь на него, сообразуясь с ним, держа его перед глазами, уже на другой день, 22 сентября, Верховный Совет РФ, «на основании статей 121.6 и 121.11 Конституции, принимает постановление о прекращении полномочий Президента Ельцина с момента издания указа №1400 и переходе их к вице-президенту А.В.Руцкому; и объявляет созыв Х (Чрезвычайного) Съезда народных депутатов».
Даже и самый дотошный юрист-буквоед не найдёт тут перегибов, неточностей и изъянов. К руководителям Верховного Совета претензии предъявить невозможно…
Собравшиеся возле Белого Дома защитники Конституции и народовластия, которых насчитывалось уже десятки тысяч человек, встретили это решение бурным рукоплесканием и громовыми криками «ура», что разнеслись далеко окрест и были слышны даже и возле станций метро «Краснопресненская» и «Баррикадная».
23 сентября 1993 года в Москве открылся Х (Чрезвычайный) Съезд народных депутатов, которым понадобился всего лишь день, чтобы разобраться в происходящем и попутно решить все организационно-регистрационные вопросы. И уже в ночь с 23 на 24 сентября Съезд, при наличии необходимого кворума, большинством голосов выносит историческое решение - «утверждает постановление Верховного Совета о прекращении президентских полномочий Ельцина и переходе их к вице-президенту Руцкому, а действия Ельцина квалифицирует как государственный переворот».
В этом народных избранников единодушно поддержали присутствовавшие в зале Председатель Конституционного Суда Зорькин и Генеральный прокурор Степанков, сразу же, и вполне осознанно и основательно, перешедшие на сторону парламента и Съезда. А по сути - на сторону ЗАКОНА...
13
Утвердив Руцкого на должность Президента России, прибывшие в Москву делегаты назначили, по его представлению, и новых министров-силовиков: Владислава Ачалова, Андрея Дунаева и Виктора Баранникова, - которых наделили самыми широкими полномочиями - вплоть до ареста “узурпатора власти Ельцина”. Чем вызвали бурю восторгов, опять-таки, в среде рядовых защитников народовластия и Конституции, которые круглосуточно дежурили тогда на площади перед балконом Белого Дома, жгли костры из подручных средств, грелись около них и радостных вестей ждали, депутатских приказов и съездовских властных постановлений, предельно жёстких, решительных и бескомпромиссных. Ибо по-другому, по-доброму в той ситуации было уже нельзя - неправильно и нелогично! Президент “перешёл Рубикон” - и надо было его, зарвавшегося, останавливать и призывать к порядку… Для чего как раз и требовались постановления Высшего органа власти, Съезда, которые не дали бы кремлёвским дельцам-прохиндеям никаких шансов “выжить”, посты свои сохранить.
Этого-то собравшиеся люди и ждали, разводя во дворе костры. Единственно для того только, чтобы разнести потом эти победные известия-реляции по столице сначала, а после - и по всей стране.
Праздник царил непередаваемый весь день и вечер 24-го в их разношерстной и разноликой среде. Казалось всем, и Стеблову - в том числе, что им надо ещё немного, ещё чуть-чуть подождать, постоять-потерпеть на парламентской площади, собравшихся депутатов радостным рёвом одобрить и поддержать, - и ненавистного Ельцина арестуют и посадят в тюрьму. Как и всю его кремлёвскую камарилью. После чего заставят их, реформаторов недоделанных, перед народом ответ держать - суровый, но справедливый...
14
В ожидание этого знакового события, помнится, Стеблов на радостях вновь домой ночевать не поехал: остался с Садовским дежурить возле парламентских стен, четвёртую ночь подряд не смыкать зорких глаз, у многочисленных костров греться. Чтобы не пропустить ненароком самого главного, самого желанного и дорогого сердцу обоих действа-явления - низвержения “бывшего” президента страны и его вороватой клики.
«Ничего-ничего! - дружно решили оба. - Ночку-другую можно помучиться и не поспать: после победы выспимся».
Что победа непременно будет за ними - оба ни на секунду не сомневались; как и все остальные защитники Верховного Совета России. Ведь Правда-то была на их стороне, за которой, как известно, стоит сила Божия.
А то, что все деньги страны были по-прежнему в руках и под полным контролем “отстранённого” Бориса Ельцина, а значит де-факто - и власть. И все прежние и реальные, а не игрушечные, не бутафорские, не самозваные, министры-силовики: Коржаков с Барсуковым, Ерин с Грачёвым и их вооружённые до зубов подчинённые, - у Ельцина же получали зарплату и, соответственно, подчинялись только ему одному - ни Руцкому, ни Хасбулатову, ни Ачалову, - до защитников Дома Советов плохо тогда доходило. Если доходило вообще. Они, защитники Конституции, в те бурные осенние дни были целиком во власти эмоций и эйфории…
15
И вот прошёл день после бурного на события 24-го сентября, прошёл второй, прошёл третий. А вокруг ничего не менялось, совсем ничего: будто заела пластинка под громким названием “переворот”, после чего начала раз за разом без пользы крутиться по кругу, да ещё и надоедливо при этом скрипеть и шуршать - так, что становилось противно. Собравшиеся у стен Дома Советов люди стали нервничать и уставать - чувствовать, что до победы-то ещё далеко, что ею пока и не пахнет.
Избранные министры показывались иногда в толпе в окружении вооружённых охранников, но ничего решительного не предпринимали, чем вызывали всеобщее недоумение и протест.
«Чего Вы Ельцина-то не едите и не арестовываете, как делегаты постановили, коли он, иуда, антигосударственный переворот совершил?! - обращались восставшие москвичи к тому же Ачалову, например, когда он мимо них проходил в новенькой полевой форме, в до блеска начищенных хромовых сапогах, по-хозяйски казачьи добровольческие посты охраны осматривая. - Чего медлите?! чего тянете?! чего на месте топчетесь?! Разъясните, пожалуйста, нам, товарищ генерал-полковник, такую Вашу нерешительность непонятную и медлительность, сделайте милость!»
«Подождите, подождите, - важно отвечал на это новый министр обороны сквозь зубы. - Всё в своё время будет, когда срок придёт. Нельзя же так сразу - рубить с плеча и очумело кидаться в атаку, не подумавши. Это политика, а не драка: тут надо хорошенько всё взвесить и просчитать. Вот они, - взглядом кивал он на зашторенные окна кабинета председателя Хасбулатова, - там сидят и высчитывают, прикидывают: кто - “против”, кто - “за”…»
«Поймите же, - на секунду задерживаясь в толпе, добавлял он для пущей важности, чтобы выглядеть перед народом этаким удальцом-молодцом, от которого что-то и вправду тогда зависело. - Если я позвоню в какую-нибудь часть, к примеру, и вызову сюда войска на подмогу во главе с каким-нибудь лично преданным мне командиром, - то нас же и обвинят на Западе в вооружённом захвате власти, как в августе 91-го было, помните? Всех собак тогда повесят на нас, с дерьмом смешают так, что век потом не отмоемся как те же гэкачеписты».
«Так раньше б надо было прикидывать и считать, - в ответ раздавалось язвительное из толпы уходящему к себе в кабинет генералу. - А потом затевать всю эту бодягу с восстанием, людей сюда собирать, шум поднимать вселенский. Стратеги!...»
А новоизбранный президент Руцкой и вовсе несколько дней не показывался на людях, не выходил к защищавшим его москвичам, не объяснял ситуацию и программу действий. Говорили помощники-депутаты с трибуны, что он, дескать, очень занят, что постоянно с кем-то какие-то конфиденциальные телефонные переговоры ведёт, точки над “и” расставляет.
Потом он вдруг появился как-то под вечер, весь вздрюченный и усталый, выступил перед собравшимися на площади сторонниками с нервной речью, в которой стал уверять простой люд, что, дескать, не сдастся без боя, коли что, будет отстреливаться до последнего патрона в его наградном пистолете. Последний же патрон он “героически” и прилюдно пообещал пустить себе прямо в лоб в случае проигрыша. И этим сильно всех присутствующих озадачил.
«Что-то у них там определённо не складывается, - тихо и грустно шепнул Стеблову на ухо мудрый и старый Садовский. - Такие слова отчаянно-истеричные без-причинно на людях не произносятся. Это у него от слабости и от страха».
Потом Александр Владимирович взял за моду вокруг здания парламента кругами по нескольку раз на дню очумело носиться. И при этом обязательно подходить с окружавшей его толпою защитников к соседнему зданию мэрии, к гостинице «Мир», и орать перед окнами в мегафон засевшим там омоновцам и спецназовцам, чтобы те переходили на его сторону дружно и не слушали узурпатора и провокатора Ельцина, не выполняли его преступных команд. Чувствовалось по всему, что он действительно сильно нервничал и не знал, что ему дальше делать. И начальник Стеблова был здесь абсолютно прав: дело у новых вождей и вправду не складывалось, не выгорало…
16
Про то же самое убедительно говорили и люди в дорогих кожаных чёрных плащах, что приходили к Белому Дому почти ежедневно, становились где-нибудь в сторонке под деревом и всё внимательно слушали, за всем наблюдали с прищуром, о чём-то тихо между собой перешёптывались: обстановку по-видимому обсуждали и текущее положение дел. По тому, как они солидно себя всегда вели, с каким достоинством и самообладанием на происходящее вокруг взирали; как дерзко
