Марья, заневестившаяся княжна Аграфена с маленьким княжичем Дмитрием, подросший князь Иван, входящий в отрочество, няньки и дядьки все в жалевом платье высыпали на крыльцо. Слезы умиления, поцелуи, объятия, причитания. В теплой и просторной светлице дух обжитого жилья размягчил сердце воеводы, душа окунулась в ласки дорогих домочадцев. Подарки от тульских да серпуховских купцов выложил отец. Княгине Марье платье красной ткани, ушитое серебром, Аграфене серьги с бриллиантами, Дмитрию золотом шитую перевязь с сабелькой, княжичу Ивану настоящую, но по младой руке. Довольны все подарками, слов нет, а больше счастливы от встречи, а после потери матери и вовсе долгожданной. Что и говорить, коль любовь в сердцах томится от разлуки, то при встрече бурной радостью выплескивается, улыбками белозубыми светится, да румянцем на щеках горит. И хоть все это ожидаемо, а льется на душу всякий раз по разному, омывает освежающе, словно сам Господь к твоим ланитам прикоснулся и благословил.
Как водится, по русскому обычаю с дороги накорми, напои, в баньке помой, а потом расспрашивай, княгиня распорядилась накрыть стол в трапезной, а сама к деверю с опасливым вопросом.
─ Не задержала ли тебя, батюшка наш, опрична, как же жить дальше в Москве? Голодно, страшно. Не мило здесь, не съехать ли нам в свой удел?
Просьба оказалась для князя необычной, никогда столь тревожными не были вопросы снохи. Они схожи с вопросами жены в далекой теперь опальной и ссыльной осени. Жизнь словно возвращается со своими невзгодами, хотя укрепляться должна покоем от трудов многих, наполняться богатством, радость нести от детей подрастающих. Но словно небывалое встает за плечами, ливень тревог захлестывает поросль радости и не отвести его рукой могучей, не закрыться от него щитом воинским, как от стрелы ордынской. Где ж та сила, чтобы тревогу побороть, успокоить сноху и детей своих? На устах твоих, князь-воевода, а для себя самого дух крепкий!
─ Хоть и стояли мы о двух днях перегона от Москвы, а не дышала нам в затылок смертью невзгода. Бегущие люди на юг не раз наполняли Серпухов и переправы, с языков слетал гнев бранный, но не казалось нам такой мрачной картина в центре земель наших.
─ Вот и на трапезе узришь, батюшка, что оскудел твой стол не от нехватки серебра, а от пресечения торговли. Не будь старых запасов в кладовых твоих, так и зубы на полку пора складывать.
─ Удел наш новый будто в здравии, голубушка, но туда ныне съезжать не буду. Чужд мне Стародуб Ряполовский, не принимает его ни душа, ни сердце. Разве только весной тронешься с семьей. Государю я вскорости понадоблюсь по важному воинскому делу. Ждать буду призыва, матушка. Ну, да теперь трапезовать будем, чем Господь послал.
Намного позже, перед новым отъездом на берег по призыву государя, князь пожелал взглянуть на свою дочь в праздничном платье, поскольку подходила пора выданья замуж. Уже и сваты намечались, и собирался он осенью бить челом государю, просить позволения на свадьбу. Отец велел всем собраться в горнице.
Ожидать долго не пришлось. В горницу ввели совсем еще малого Дмитрия в узорном кафтане, в шароварах красных и сапожках сафьяновых. Он уже хорошо ходил, забавно топая по крашеному полу ножками, лопоча свои первые слова. За ним павою вошла Аграфена-краса. Коса русая, струясь по груди, ниспадала до пояса, на голове завеса из жемчужных нитей, платье шелковое небесное, расшитое мелким жемчугом, подол оторочен золотым орнаментом, рукава пышные у запястий схвачены бриллиантовыми застежками, на осиной талии опояска парчовая. На ножках туфельки хром, расшитые серебром. Лицом вылитая маманя-княгиня с черными дугами бровей с искристым взглядом больших голубых глаз, наполненные счастьем и дочерней любовью к родным, с ожиданием того чуда, какое подарит неизведанное будущее. А оно истомное охватывает всю тебя, и не знаешь то ли восторгаться этими чувствами, то ли бояться его.
Княгиня Марья тоже в наряде праздничном в парче и жемчугах, платье струится в серебряных узорах, украшая не по годам стройную фигуру, правда, несколько погрузневшую, а в глазах все те же краса и тепло, принесенные из молодости.
Михаил Иванович встал навстречу детям и снохе, взор его загорел любовью. Он распростер руки, растроганный красотою своих детей, молвил:
– Завтра настанет день разлуки, государь призывает отца вашего на службу. Благословляю вас, дети мои, именем Господа нашего на благие дела, на здоровье, богатство, женитьбу и замужество, на служение отчизне и на многие лета, аминь!─ князь перекрестил каждого, начиная с Ивана, поцеловал в лоб, привлек к груди своей дочерь.─ Пора уж, Аграфенушка, невеститься тебе, не приглядела ли жениха? Скажи мне без утайки, вернусь со службы государевой, жениха назову. Глядишь и помолвим.
─ Нет, батюшка,─ зарделась маковым цветом девушка,─ не приглядела, с матушкой рукодельем в светлице была занята, а теперь с крестной.
─ Дом на Москве наш добротный и просторный, ныне призову весь свой двор в столицу. Будешь жить больше здесь, в свет выходить, не засиживаться за рукодельем в светлице, женихам московским показываться, их здесь пруд пруди!─ Михаил Иванович говорил с ласкою, держа руки дочери в своих,─ желаю на твоей свадьбе пировать.
─ Пусть Ванюша, братец, первой женится. Первостепенный наш сокол,─ отвечала в смущении Аграфена, глядя в очи отцу, а потом повела взор на брата, что стоял подле во всей своей красе отроческой с очами зоркими, на ногах резвых.
─Что скажешь, княгиня-крестная?
─ Прав, батюшка, прав! Надобно показать свою красу. Как бы в девках не засиделась. Только год больно для нас тяжкий, траурный, да Бог даст, переживем.
─Истину глаголешь, матушка,─ согласился князь,─ на то и уповать будем.
─ На Москве, князь-батюшка, ради детей я готова сидеть.
Так шел неспешный разговор в семье воеводы с надеждой на будущее, а будущее в надежде всегда мнится счастливее прошлого.
Воротынский ждал с нетерпением дальнейшее продолжение разговора с государем. Будучи воеводой на южных границах, он по-прежнему оставался членом Боярской и ближней воинской думы, часто бывал в Кремле, принимал участие в заседаниях. Приближался январь, а царского слова о новой сторожевой службе все не было. Извелся князь ожиданием томительным, из столицы никуда не выезжал и однажды государь позвал к себе. Принял милостиво в своей тронной палате.
─Заждался, князь, моего слова о сторожах, так вот оно,─ и присутствующий при разговоре дьяк Разрядного приказа Андрей Клобуков, человек в годах, с энергичным и волевым лицом, но с немалой бледностью от сидений в помещении, развернул грамоту и торжественно прочитал:
─ Царский приказ о назначении князя Михаила Ивановича Воротынского ведать станицы и сторожи, и о созыве в Москву станичных голов, воевод и сторожей для расспроса.
«Лета 7079 генваря в 1 д. приказал государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Pycи боярину своему князю Михаилу Ивановичу Воротынскому ведати станицы и сторожи и всякие свои государевы полские службы..., велел государь поустроити станицы и сторожи и доискатись станичных прежних списков».
Предстояла ответственная, напряженная работа под рукой царского слуги, боярина, князя Воротынского. Со всех южных городов и станиц, а также городов, через которые проходила засечная черта были вызваны бывалые порубежники, те кто нес сторожевую службу, но и те, кто оставил ее от увечий в схватках с татарами или по возрасту. Служилые люди съезжались быстро, их расспрашивали об опыте несения сторожевой службы, записывали, держали совет, как устроить дозоры, чтобы не застал татарин врасплох ни одного сторожевого поста? Разрядный приказ гудел простуженными голосами, наполнялся запахами кислой овчины от полушубков, мужичьим потом. От казаков, что прибыли с Дона, несло сивушным самогоном из буряка. Седые воины удивлялись:
─ Гляди, братове, и на нас у государя спрос поимелся.
─ Знать, не лыком шиты, старый конь борозды не портит.
─ Я князя давно знаю, но как не умна одна голова, а две лучше.
─ И я ж про то: на свой ум надейся, а с чужим советуйся.
─ Вот-вот за советом к народу пали, знать припекло.
Михаил Иванович сам говорил со многими, слушал их реплики и дивился их мудрости. Он старался со служилыми людьми держаться в обращении проще, в той равности, что бывает в сече, когда рядом с тобой простые мужики, прикрытые кольчугой, но с одинаковым мужеством принимая на себя удары кривых сабель или певучих острых стрел. И смерть не разбирает кто ты – князь, боярин или поместный воин, крестьянин-чернопашец ли? Объяснял, для чего понадобился совет убеленных сединой воинов. Те с понятием соглашались, иные задумывались, не спешили слова ронять, другие горячились, но сходились к тому, что землю русскую надо стеречь денно и нощно, а сторожи возводить с самых дальних украин. А коль так, то ставить заставы прочные с землями и дворами, с тяглом пахотным и инвентарем богатым, лугами тучными, где бы скот пасти и на зиму корм готовить. Тогда только станичник будет блюсти пограничные свои земли, как свое око, от ворога защищать и гонцов слать исправно. На заставах иметь конные разъезды, но считать их государевыми и казну получать от царя-батюшки. Тогда будет с кого спросить за недогляд.
Через полтора месяца князь Воротынский вместе с дьяком Клобуковым написали важнейший для воинской службы документ и представили на рассмотрение Боярской думы во главе с государем. Он был одобрен, принят и явился первым в истории России пограничным Уставом: «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». Суть его, прежде всего, состояла в ответственности станичных голов за своевременное и правдивое упреждение о выступлении вражеской конницы, о ее численности и направлении движения. Для стратега Воротынского приговор имел важнейшее значение: правильно расположить главные силы войска, не распылять их, а, встретив врага, дать ему генеральное сражение на удобной для себя позиции.
─ Войско должно всегда готово ударить сжатым кулаком, а не растопыренной пятерней,─ подчеркивал князь Михаил свою мысль при беседах с государем во время составления первейшего документа.─ История битв нам говорит как раз об этом. Три Мстиславича были разбиты только потому, что не объединились в одно войско, не выбрали единого воеводу. Александр Невский бил единым кулаком и шведов, и псов-рыцарей с напором решительным неостановочным. При взятии Казани мы тоже били одним кулаком.
─ Но и хитростью,─ охотно включался в разговор государь,─ у Дмитрия Донского воинская хитрость вылилась в засадный полк. Стояние на Угре принесло победу Ивану Васильевичу, мнится мне еще и потому, что он пустил по реке множество стругов с ратниками. Видя сие, татары всполошились, как бы эта рать не зашла в тыл и бежали.
─ Для рати важно, государь, кто ею управляет. Войско более стойко, когда видит рядом овеянного походами и славою полководца. Рать под Казанью всегда воодушевлялась и грозно напирала, когда ты на боевом коне с хоругвями появлялся у нее на глазах.
Государь соглашался с князем и был неузнаваемо великодушен и милостив, велел оставить под документом
