вести?─ встревожено переглянулся Нагой с опричником.
─ Два дня назад Саид брал меня в свой дувал, и я слышал, как он говорил о готовке похода своим сыновьям. Но не всегда простые слова можно взять за веру, но дела в первую очередь.
─Какие же дела?─ нетерпеливо спросил Нагой.
─Татары согнали отборных лошадей в конюшни и стали кормить их овсом.
Нагой сощурился и тревожная улыбка тронула его губы, в глазах вспыхнул огонь недоверия.
─Тебе сии вести принес ангел?
─ Со слов Саида я вывел, что овсом татары кормят коней только перед набегом для выносливости. В набеге за одно солнце они покрывают десятикратный путь пешца. Каждый нукер имеет запасным три коня для смены, полона и награбленного добра. Кормить коней овсом они будут полторы луны. В середине мая пойдет изгон.
Нагой знал о подобной подготовке лошадей к набегу из уст беев Сулешевых, которые особо задаривались государем дорогими подарками для получения известий о Крыме, о его царе, царевичах и первостепенных вельможах, о набегах, с какими странами хан ведет мирные переговоры. Особенно государя беспокоило то, как влияет на хана захватническая политика Оттоманской Порты, насколько властелин Крыма зависим от султана? Последнее время Сулешевы стали скупы на язык. Боятся ханского гнева. Девлет-Гирей жестко пресек смуту в царстве, получил крепкую поддержку ногайской орды и стал ежегодно обрушивать на Русь, Польщу, Молдову, Валахию набеги, обогащаясь за счет грабежа, помышляя вернуть Казанские и Астраханские юрты. Только богатые поминки от государей сдерживали его на время от пустошения земель щедрого данника. Вот и о начале подготовки к нынешнему набегу пока молчат Сулеши, не разговорятся без новых подарков. Девлет-Гирей стал подозрителен к своим вельможам, особенно после того, как приблизил к себе Дивея. Нагой дважды встречался с мурзой, увидел в нем хитрого и опасного советника с богатым опытом набегов, знанием наших оборонительных засечных линий. Мурза склонен, в отличие от хана, к применению огнестрельного оружия. Просьба Семена дает возможность еще раз встретиться с мурзой, глубже понять его характер и его полководческие способности.
─ Твои слова мне понравились, я лично встречусь с мурзой и поговорю о твоем выкупе.
─ Благодарствую, батюшка посол,─ Семен упал перед ним на колени,─ замолвите слово о Весняне. Дайте мне несколько монет, чтобы я сейчас же мог заплатить Саиду, и тогда он наш союзник.
─ Верно, получи,─ посол достал из стола кошель и вытряхнул из него несколько ефимок, передал Семену.─ А теперь иди и о кормлении лошадей овсом никому ни слова. Иначе не сносить тебе головы. Мурзе скажешь, если будет пытать, что тебя на базаре увидел вот этот Федор и признал в тебе сына своего товарища Головина, а ты к нам не приходил. Федор проводи гостя, проследи, как он пристанет к Саиду.
Семен и Федор ушли, а посол погрузился в невеселую думу. Он видел: новые невзгоды скоро упадут на русские земли. Его тайные шептуны должны проверить весть Семена, и тогда в Москву уйдут несколько тайных гонцов по всем основным дорогам. Одни напрямик через Перекоп в верхи Дона и на Серпухов, другие – на остров Хортицу на Днепре к казачьим атаманам и дальше с их поддержкой. Еще через Азов по Дону есть путь проторенный татарами на рязанские земли. Какому гонцу удача выпадет: велика и опасна Дикая степь. Послу надо знать, сколько туменов пойдут в набег, какую дорогу выберет крымец?
Ногой видел, что государь стремится сохранить мир с Оттоманской Портой, через послов поздравлял султана Селима с воцарением, желал большой торговли и дружбы. Султан не хотел мира, воевал Астрахань, но неудачно, просил у польского короля Сигизмунда Киев для нападения оттуда на Русь. Велел султан на Дунае строить мосты и запасать хлеб для великого войска. Крымского хана Девлет-Гирея правитель турский постоянно толкает к набегам на наши земли. И к горечи государя и посла царевич крымский Адил-Гирей весной 1570 года в предгорьях Кавказа разбил рать тестя Иоанна Темрюка Айдарова, взял не только большой полон, но и двух его сыновей. Поражение кабардинского князя сильно ослабило позиции России на Северном Кавказе, лишало союзников в борьбе с татарами. На западе и севере союзников вовсе никогда не было. То затухая, то разгораясь, там шла Ливонская война. С соседней Польшей так и не сложился военно-политический союз, хотя польские земли постоянно подвергались татарским набегам.
Совсем недавно крымский царь призвал его, Афанасия Нагого, к себе во дворец на пир, хвалился своей победой над кавказскими союзниками Московии и говорил ему, что Иоанн не по праву владеет батыевыми завоеваниями и должен отдать Казань и Астрахань, тогда он не будет тревожить государевы земли. Нагой писал Иоанну грамоту, сообщал о требовании крымского царя. Трепетал и боялся его гнева. Теперь он снова трепещет от новой невзгоды. Не дай Бог, подтвердиться вестям полонянина Семена. Торг за знатного сына дворянского покажет царскому советнику в военных делах Дивею-мурзе, что посол занят безделицей и ничего не знает о готовящемся набеге, хотя скрыть до конца подготовку не удастся. Но будет поздно: татарская конница пойдет быстрее, чем посыльные с Тавриды к московскому государю.
Не ведал посол Афанасий Нагой, как и никто на святой Руси, что принесет русичам этот готовящийся весной 1571 года татарский изгон, с сильной поддержкой султана Селима.
14.
Наберемся же мужества и поведаем о том горьком дне и великом горе, что постигли Москву, береговую армию и народ московский. Всегда легче повествовать о делах славных, победных, чем о поражении, наголову разбитых полках, о страданиях плененных, унынии всенародном и гневе монаршем. Но тем ярче засверкает в лучах славы будущая виктория и возвеличит значение для Русского государства, а имена полководцев – сынов отечества навсегда останутся в памяти благодарных потомков.
Легче одолеть горе с верными товарищами, с краюхой хлеба, щепотью соли и жбаном кваса, с молитвой к Господу и его поддержкой, чем одному голодному и холодному, покинутому и забытому без надежды на помощь Господнюю.
Давайте помолимся и обопремся на плечи товарищей своих, как на правду, ибо только она дает нам силу понять ошибки прошлые и не повторять их в будущем. Но и память стоит призвать нам в услужение, ибо ошибки прошлого легко предаются забвению, и тогда человек-творец или властитель-самодержец, возложивший на себя ответственность за нацию и государство не сможет извлечь из него урок, а общество, изнуренное страхом деспотизма, не найдет сил упредить о неверных шагах его и будет наказано по старым росписям, что приносили беды.
Осень одаривает человека плодами, так и седина ─ мудростью. Но не всякий плод сладок, так и не всякая мудрость от седин.
Любой младенец не порочен душой и телом, если даже зачат во грехе и насилии. Порочность наступает в делах зрелости, а чаще в безделице. Как в умелых руках кресало источает искру и зажигает трут, так от любви материнской ─ истока доброты, питаться тому младенцу себе на счастье, а людям на пользу.
Не поддавайся сомнению в искренности друзей своих, если в трудный час делят они с тобой хлеб-соль, а в счастье твоем тебя забывают. Пусть каждый заглянет с любовью в душу каждого, тогда увидит ту же любовь, что в тебе самом, а тот несчастный, что не узрел ее, пусть обратится за помощью к Всевышнему, и Он одарит такого своею милостью.
Для жита необходима чистая пашня, тепло светила и обильные слезы Всевышнего, так и людям необходим мир, тепло души и сердца вождя своего. Будет тепло, раскроется цветок, а затем и плод нарастет...
Очертим более подробно в каком состоянии находилось государство к тому роковому дню, каково душевное состояние как приближенных кругов к самодержцу, обеспеченных и зажиточных граждан, так и простого народа, добывающего хлеб и иные богатства? Не будем кривить душой, скажем, что оно виделось как пустынное болото с чахлыми деревьями, да тлеющими в глубине мощными пластами торфяника. Расположение духа, как приближенных кругов к самодержцу, знатных граждан, так и простого народа сравнимо с некогда благоухающим садом, готового к цветению, но с подрубленными корнями и от того угнетенного. И сад чах, угрожая не принести плодов, которым питался благоверный люд. Объяснялось такое содержание нарисованной картины действием Иоанна со своей отборной стаей кромешников, как называл народ опричников. А народ в оценках не ошибается. Некто волынский вездесущий Петр, обиженный новгородцами, указал самодержцу на письмо, спрятанное в Новгороде в церкви Святой Софии за образами. В грамоте той сказано, что весь народ новгородский от архиепископа до простого чиновника и смерда, готов отдаться Литве. Сие письмо обнаружили и доставили государю верные его люди. Иоанн убедился в сказанной человеком правде и неслыханной измене. Вызревающая в его душе подозрительность в ненадежности бывших свободных граждан и вечевиков утвердилась окончательно, и он приговорил новгородцев на гибель. Но крушить изменников, догадавшихся спрятать смертоносное письмо за образами, самодержец начал с тверской земли, присоединенной к Московии его дедом, но по-прежнему мнимой Иоанном, как тайные ненавистники, о чем мы повествовали выше. Но о великой беде, исходящей от деяний самодержца не грех еще раз напомнить. Первым был разорен Клин, люд от мала до велика побит. Оставив за собой пустыню, истребители шли дальше с огнем и мечами, обагряя их в крови невинных и безропотных подданных во всех городах бывшего великого княжества, а также в самой Твери дальше до Ильменя. Улицы и дома были завалены трупами, дороги опустели. Если случайно попадался проезжий купец, убивали и его, чтобы весть об избиении своего народа не проникла за пределы разоряемого богатого уголка своего царства. На дорогах стояли заслоны.
Но все тайное скоро становится явным. Страшные известия прорывались сквозь кордоны. Приближение карателей новгородцы ждали, оцепенев от ужаса. Второго января 1570 года кромешники вошли в город, оцепив его сильными заставами, чтобы никто не смог убежать, приступили к избиению граждан, грабежу церквей, монастырей, дворов новгородских. Жителей семьями топили в Волхове, и он не мог пронести трупы в Ладожское озеро. Вода покраснела от крови изрубленных. Расправа, неведомая за что, длилась шесть недель. Многочисленный ремеслами и купечеством город опустел, никто не торговал, не вел своих ремесел, люди не выходили из домов, но в них врывались кромешники и гнали в реку. Опустошение низверглось и на все обители вокруг города. Грабили подчистую, что не могли увезти, крушили и жгли, истребляли хлеб, лошадей, скот. Только 12 февраля на самодержца снизошла благодать, и он даровал оставшимся новгородцам живота, велел жить далее и благоденствовать в сем граде. Не будем описывать дальнейшие многочисленные казни в самой Москве. Не такова наша цель, а только скажем, что погромы в тверской и новгородских землях, публичные муки бояр, князей, дворян поколебали
