прячутся в своих норах, а, собравшись в крепость, дают хороший отпор огнем из пищалей. Он не будет задерживаться в этих степях, это же советует ему и верный Дивей-мурза. Как только подойдут ногаи, ночь на отдых, и утром его неудержимая конница быстро покроет просторы и окажется у стен Москвы. Он избрал путь на Новосиль, Мценск, Козельск. Если удастся быстро перелезть через Оку в знакомых местах под Белевом, потом Жиздру, обойдет Калугу и выйдет в тыл русским полкам. Он знает их постоянное место стояния для обороны реки по засечной черте. Он будет искать царя Ивана, потребует от него Казань с Астраханью и прежнюю гиреевскую дань.
─Король Сигизмунд упрекал нас, что мы давно не делаем никакой шкоты царю Ивану, не взяли у него ни одной крепости и не отдали королю,─ сказал хан, зная, как ловят каждое его слово царедворцы.─ Земля будет гореть под копытами моей конницы. Пусть король шлет новые поминки за такую шкоту.
─Имея большое войско с ногайской ордой*, мой великий повелитель пленит самого царя Ивана и сорвет с него корону,─ вкрадчиво сказал стоящий рядом Дивей-мурза*, как бы читая мысли своего господина.─ У царя Ивана мало войска. Одни полки добывают Ливонию, другие на засечной черте. Московский люд голодает и не доволен царствованием Ивана, многие не хотят ему служить.
─ Ты обещал найти холопов, которые укажут нам пустые перелазы через Оку и другие реки.
─ Великий царь, такие найдутся.
Справа со стороны восхода солнца, где уже бледно высвечивались редкие фонарики звезд, до острого слуха мурзы донесся визг идущей большой массы всадников.
─ Великий царь, на кромке света люди мурзы Теребердея!* Я слышу их крики!
Хан повернулся направо и увидел в вечерней степи поднимающуюся к небу пыль. Его воевода был прав.
Утром многочисленная лавина всадников и запасных коней, разбитая на тьмы, устремилась на переправы через Северский Донец.
--------------
…войско с ногайской ордой* ─ некоторые историки и краеведы утверждают, что хан в этот поход собирался неохотно, на Москву идти не хотел, ограничившись рядовым набегом. Он был болен и предпочитал получать из Руси богатые поминки и не воевать, но султан Селим постоянно подталкивал крымца в набеги, требовал Казань и Астрахань. Более того, ближайшее окружение, царевичи Девлет-Гирея недовольные сидением в Бахчисарае требовали большой крови Московии.
…стоящий рядом Дивей-Мурза*.─ В документах о 1571 годе не упоминаются военачальники и мурзы кроме самого хана. Но предположим с большой вероятностью, что с ним были царевичи, знать (алпауты) и Дивей-мурза в качестве основного воеводы и советника. То есть свита: цари на битвы в одиночку не ходят. Предположение строится на том, что в будущем году Дивей становится главным воеводой армии. Отсюда вытекает, что хан не мог назначить своей правой рукой случайного человека, а закаленного в походах, хитрого, дерзкого показавшего себя таким раньше, скажем и в том же роковом для Руси набеге.
*…люди мурзы Теребердея!* ─ Историк Ульянов В.П. в диссертации «Князь М.И.Воротынский – военный деятель России XVI в» утверждает, что в нашествии в 1571 году участвовали ногайские мурзы и кабардинские князья.
18.
От ногайской стороны атаманы Юрий Булгаков и Борис Хохлов прислали в Москву вестников о движении ногайской орды, кои спешат в стан к хану, а сакма многотысячная.
«Костры в ночи пылают заревом, их много, что звезд на небе. Быть потоптанной земле русской копытами воинских лошадей»,─ доносили казаки-атаманы. Обеспокоенный прибывающими все новыми вестями о многочисленном татарском войске, идущего, как всегда стремительно через Дикое поле, государь двинулся с опричною из Александровской слободы безлюдными дорогами в Серпухов. Оскудевшие земли от недорода, голода и язвы молчаливо пропускали войско. Кто и выезжал столбовой дорогой, увидев пыль, шарахались в страхе в лесную глухомань. Но на крымском шляхе стали попадаться толпы крестьян с подмосковных земель, да посадские люди со всей приокской стороны. Грозное войско старались обойти и объехать, хоронились в дебрях лесных да в ракитах пойм рек. Иоанн велел у иных крестьян дознаться: по какой нужде бегут в Москву?
Малюта Скуратов тяжелой рукой толкнул вперед средних лет мужика в добротном кафтане, на голове отороченный мехом картуз, на ногах сапоги. Чуть в сторонке, падая на колени с челобитьем, его баба и четверо малолеток. Справная сряда удивила государя.
─ Чей будешь, куда ноги несут?─ пронзая взглядом мужика, спросил Иоанн, когда тот поднялся с колен, принуждаемый Малютой.
─Мы Никишины, царь-батюшка. В пойме Нары за нами несколько десятин пашни. Отсеялись ныне, да под стены московские подались. Шибко боязно под татарином оказаться.
─Сорока на хвосте принесла тебе про татарина?─ усмехаясь, молвил государь.
─Дык, царь-батюшка, земля слухом полнится, катится несметной ордой поганый. Козельские посадские мужики весточку подали, вон откель, а поперед нас бегут, вот мы и снялись с добром своим. У Москвы града гуртом супостата бить выйдет сподручнее. В телеге, чай, бердыш, рогатина да боевой топор и кольчужка под рогожей. Хаживал в ополчении, да вот устарел.
Государь пристально вгляделся в мужика-хлебороба, ища в нем свое душевное упокоение от впадения в русские земли крымцев, но не найдя его, махнул рукой и колесница его покатила вперед. Напротив, тревога пуще вгрызалась в душу. Не внял турский Селим его челобитью через послов, не принял в жертву взорванную крепость в Кабарде. Ему подавай Казань да Астрахань, а если не их, то требует быть данником Порты. Оскорбительна сия нелепость для Иоанна, когда грады те саблей взяты. Поспешим же к засечной Окской линии, где стоят его верные полки. И «…Тово же лета майя в 16 день государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии и сын его государев царевичь князь Иван Ивановичь пошли из Слободы на берег». С государем воеводы были по полкам: в передовом полку князь Михайло Темрюкович Черкасский*, да боярин и воевода князь Василей Иванович Темкин Ростовской, да окольничий князь Дмитрий Иванович Хворостинин. В сторожевом полку князь Петр Тутаевич Шейдяков, да боярин князь Василий Петрович Яковлев, да боярин князь Василий Андреевич Сицкой. Дворовые воеводы князь Федор Михайлович Трубецкой да князь Федор Иванович Хворостинин и многие царские оруженосцы « государев полк»».
Рать отборная. Один ─ десятка стоит.
«…в походной сряде в боевых доспехах, готовые разить врага с большою силою и напором неостановочным»*.
В эту напряженную пору между приближенными в войске у государя не было единодушия. Боговерующие, но невежественные некоторые вельможи нарушали одну из божеских заповедей: завидовали занятому месту в свите государя, били ему челом с жалобой, что стоит ниже по чину своего сотоварища. И государь потакал челобитью, хотя обстановка не располагала временем, не создавала боевой настрой в войске. Иоанн не пресекал жалобы, доносчики чаще всего выигрывали спор, а самодержец не медлил с опалой неугодных. Так «бил челом государю Яков Афанасьев сын Годунов, что велено быти у государя на его государевой службе в рындах Роману Бутурлину, а у копья князю Петру Хворостинину, а ему, Якову Годунову с рогатиною меньше Романа Бутурлина и князя Петра Хворостинина быти невмесно»*.
Государь по указу удовлетворил просьбу Годунова, согласился с ним, лишив названных оруженосцев должностей.
Но еще хватало времени, чтобы собраться с духом, возглавить береговое войско, усиленное опричными полками и отразить набег татарской орды. У Москвы выставить ополчение из стихийно сбегавшегося в столицу окрестного многочисленного люда, дать ему опытного воеводу со славою, коих можно было быстро сыскать на великих просторах Руси, или на Окском рубеже не порубленных и не удушенных петлей опричнины. Но словоохотливый крестьянин Никишин не надоумил пойти на такой шаг государя. Он ограничился обычным, освежил в памяти полковую роспись, и прежний приговор оставил в силе: в большом полку Иван Бельской, Михайло Морозов; в передовом полку Михайло Воротынский, Петр Татев, в правой руке – Иван Мстиславский, Иван Шереметев... К сожалению, князь Петр Татев поддался искушению зависти и бил челом государю в отечестве на Михаила Морозова. Иоанн не пресек битие, а пожаловал на Морозова грамоту невместную. Тут же выбыл из состава полка сей знаменитый по Казани муж, искусный пушкарь, коему надлежало с прежней сноровкой и отвагой управлять огнестрельным нарядом, что придан большому полку.
Государь разослал по полкам гонцов и велел стоять на переправах. Воеводы поспешили занять свои места на засечной черте по росписи. И стояли там на изготовке. Тревога о подходе татарской конницы огненным смерчем витала по берегам Оки. Одни слышали весть, что далеко крымский царь, почти в верховьях Оки. Другие подтверждали, что поганый встал под Козельском, вспоминали долгую зимнюю осаду крепости Батыем. О том, как потомок покорителя вселенной не мог справиться с упорными русичами семь недель, как проломили пороками крепостную стену, но в рукопашной сече полегло множество врагов и три сына темника, как были изрублены потом все козельцы от мала до велика. И прозвали монголы Козельск злым городом. Прикидывали, вряд ли нынче крымец решится брать город приступом, терять людей и выгоду от внезапного и быстрого продвижения к Окскому рубежу.
Молчала разведка большого полка. Князь Иван Бельский, зная, что сам государь двинулся в Серпухов, пасовал, мыл бороду в Оке, ждал его указов.
Тревога за исход мощного вторжения татар в южные пределы страны заставила Воротынского быстро и решительно приводить в боевую готовность передовой полк размещенный в Серпухове. По сложившейся военной доктрине полк был обязан встать первым на пути движения татар, наглухо закрыть собою удобную для перелаза реки переправу, находящуюся в трех верстах ниже по течению от крепости. Подновлялся частокол на левом берегу напротив переправы, добавлялись засеки на опасных участках. Князь проводил смотр полка, вооружение, пополнял скудные запасы продовольствия. Его в голодный год взять было трудно, негде. Брал рыбу, солил и вялил. Полнил запасы зелья для стрельцов и казаков, вооруженных пищалями, подбирал надежных вестников из князей, бояр, дворян, ибо придавал особое значение связи с государем, с большим воеводой, знаниям о намерениях и движении противника. Сам был всегда собран, деловит, успевал всюду.
Вспомнил о своем завещании. Дописать его после смерти жены, занятый государственными делами он так и не собрался. Теперь же военная обстановка обязывала позаботиться и о своих детях. Ходит-то рядом со смертью. Извещенный, что в Серпухов движется сам государь, Михаил Иванович взволновался и 15 мая продиктовал новую припись в завещании своему человеку Матюшке Куровскому. Присутствовал его духовный отец Троицкий протопоп Киприан серпуховский. Диктовал кратко, основное.
«А что отписал я раньше в сей духовной жене своей Стефаниде сел и деревень до ее кончины, и вот ее не стало, и та моя вотчина переходит детям моим Ивану да Дмитрию».
В этот напряженный час
