непристойных шуток и стриптиза в образе молодых барышень, разгуливающих по склепу в чем мать родила. Под ритмичные звуки своеобразных инструментов, которые вряд ли можно было бы назвать музыкальными, исполняемые трио мертвецов на специальном помосте в центре склепа, нагие девицы плавно изгибали свои тела, зарабатывая одобрительные и восторженные возгласы полуобнаженных мужчин за игровыми столами и простыми сидячими диванами и креслами. Здесь царила домашняя обстановка, легкая и непринужденная. Все присутствующие приходились друг другу родственниками, если не по крови то в силу взаимного доверия и уважения. Мне было неловко быть здесь, в их Доме, потому что это место и было Домом, в который пришел чужак. Хоть и Герой, но, все-таки, чужак.
Шах Темный, однако, ожидал нас в другой части склепа, по ту сторону неприметной двери в одной из стен. За дверью находилась небольшая темная комната с холодным каменным постаментом посредине. Шах лежал на нем абсолютно нагой, а-ля избранный на жертвеннике. Его крупное мускулистое тело было исполосовано свежими шрамами и порезами с головы до пят. Похоже, Шах только-только выбрался из жесткой переделки и в данную минуту восстанавливал силы. Мне даже стало неловко просить его вновь лезть на рожон.
-Я лично похоронил две дюжины своих командиров, Герой. С некоторыми из них приходилось пройти через мясорубку по три-четыре раза в день. В отличие от большинства воинов Нежити, я знаю, что такое физическая боль, - негромко, но как-то неприятно заговорил Шах, не открывая глаз, - А сколько сражений провел ты, Герой?
Я как переступил порог этого места, так и остался стоять на одном месте ****юком от старой трубки. На смену неловкости пришел страх перед серьезным и сильным воином, немало повидавшем на своем веку. И еще привычная обида как рефлекс на весь комизм попытки прихватить этого воина с собой. Я не имел оснований даже приходить сюда.
-Так ты говоришь «нет»? – сразу спросил я.
-Кто назвал тебе мое имя? – вместо ответа поинтересовался Шах.
-Серафим.
-Этот химик еще не сдох? – растянул в улыбке посиневшие губы Шах, - Не сомневаюсь, что он назвал тебе не одно имя. У нас была дружная команда, Герой. Серафим повидал не меньше меня… как и Орин III-ий, как и Мефус IV-ый Младший, как и Дариус Лотос, как и остальные. Все они скажут тебе то же самое, что и я, Герой. Сколько бы ты не предлагал за мое согласие идти с тобой, я откажусь. Просто потому что ты пока никто.
Все было понятно и без этих ненужных пояснений.
-Я еще не закончил, - добавил Шах мне в спину, - Серафим говорил со мной о тебе, Афтер. Незадолго до твоего прихода сюда. Можешь мне поверить, он видел много Героев, приходивших к нему в поисках первых денег. Он всегда называет наши имена если есть повод. Понимаешь, что я говорю?
-Чего ты хочешь? – уточнил я, уже понимая, что Шах собирается устроить мне проверку на прочность.
И весь вопрос заключался только в самом испытании. В ответ на мой вопрос Шах медленно слез с занимаемого ложа, оставляя на нем капельки и полоски свежей крови. Выглядел он совсем неважно, несмотря на внушительные габариты. Вроде бы зажившие раны вновь открылись, уродуя гладкое тело. Вот так могла умереть и Кайла, порезанная и оставленная Теодором истекать кровью специально для меня в знак напоминания о своем существовании.
-Как насчет того, чтобы скоротать время лежа на этом камне, Герой? - предложил Шах.
Его предложение мне сразу не понравилось. Я еще не знал, через что мне предстоит пройти, чтобы подняться в глазах Шаха, но понимал, что просто не будет. Конечно, ничто не мешало послать Шаха куда подальше вместе с его выпендрежем.
-И как долго мне лежать?
-Сколько сможешь, - пожал плечами Шах, не двигаясь с места, и добавил неожиданно, - Быть жертвенным агнцем тебе не впервой, не так ли?
-Сфинкс? – мгновенно сорвалось у меня с языка, опережая неприятные догадки.
Стало совсем темно, но через миг перед мной вспыхнули мягкие, не режущие глаза, огни, много огней. Они все светили прямо на меня, однако я не прищуривался и не загораживался от яркого света, глядя на его источник. В том месте где должен был быть Шах, теперь маячила другая фигура. Черный силуэт стоял совсем рядом, если бы я вытянул руку, точно бы его коснулся. Но этот свет служил ему неким щитом, отталкивающим меня при попытках сделать хоть какое-нибудь движение.
-Ты еще не понял, зачем ты здесь, сын? И почему медальон ожидает твоих рук?
-Не смей меня так называть, Сфинкс. Еще раз повторяю, Граусс мертв.
-Прекрати бояться этого имени, - с легкостью вычислил он страх в каждом моем слове, - Я никогда не хотел твоей смерти, ты моя главная и единственная ценность. И ты находишься здесь потому, что заслуживаешь намного больше какой-то микросхемы в голове. Теодор, Оксана, даже «мариэль» - все они и гроша ломаного не стоят; в конечном итоге никого из них не останется. В отличие от тебя, Афтер. С медальоном ты станешь практически недосягаем ни для кого из них… И, хочешь ли ты того или нет, сейчас он нужен тебе как воздух. Если ты покинешь Герои до того как медальон окажется в твоих руках, то просто истечешь кровью в капсуле.
Перед моими глазами замелькали нелицеприятные образы тех минут, часов, тысячелетий, проведенных внутри прозрачного и тесного убежища и могилы одновременно.
-Медальон станет частью тебя, Афтер, - после этой отвратной паузы, взятой им нарочно, чтобы я вновь ощутил все, что чувствовал тогда, продолжил Сфинкс, - Он познает твою боль, твой страх, твою ненависть. Ты покажешь ему все, что он должен знать и запомнить. Ты сделаешь это ради собственного спасения, ради Кайлы и вашего с ней ребенка. И ради меня. И ради медальона ты здесь. Я приготовил тебе особый путь в пески, особое путешествие по Героям.
Вспыхнуло еще несколько огней, выхватив из непроглядной тьмы постамент, на котором ранее лежал Шах. На поверхности оставались свежие капельки крови.
-Я думаю, чего-то явно не хватает, - хмыкнул Сфинкс, едва я лег, сдавшись под натиском фактов с его стороны, - Есть соображения?
-Жреца с клинком, - мрачно усмехнулся я.
Но из темноты к постаменту неспешно выплыла до боли знакомая невысокая фигура в длинном белом балахоне с откинутым капюшоном. Белые волнистые локоны все так же приятно были собраны в хвост. Я не мог поверить своим глазам, вовсю рассматривая каждую черточку ее лица, даже приподнялся на локтях. Нет, это была не Оксана, только если Чужак, с которым я общался раньше. Но тем неожиданнее и значительнее казалась наша новая встреча. Что не могло не сбить меня с толку, отвлекая от верных мыслей и предстоящих ощущений.
Чужак остановился у изголовья постамента в терпеливом ожидании приказов заправлявшего действом Сфинкса.
-Не жрец, и не с клинком, но все же, - заметил он.
-Ты оперируешь моей памятью, - дошло до меня с некоторым запозданием, - Это даже не Чужак.
-Это часть возможностей медальона, - развел он руками, - Будет немножко неприятно, Афтер; заранее прошу прощения.
В самый последний момент я вдруг понял, что меня ожидает. Но даже если бы у меня оставалась лишняя секунда-другая, чтобы воспрепятствовать намерениям Сфинкса, какая-то часть меня продолжала бороться с инстинктивным желанием прервать затеянную им процедуру.
Она началась с быстро нараставшего давления света у меня над головой. Свет быстро расслаблял тело, закрывал веки, стараясь погрузить в крепкий сон. В какой-то момент его заслонила голова Оксаны Чужака («-Все будет хорошо, мой маленький», - негромко прошептала она с ласковой улыбкой), а через миг кислородная маска мягко опустилась мне на лицо. Хватило одного вдоха, чтобы давивший свет постепенно рассеялся в сияющую пелену. Вроде бы я и не спал, даже постарался обратиться к Сфинксу с намерением высказать в его адрес несколько нелицеприятных слов. Но вот сквозь пелену отчетливо проступила знакомая высоченная фигура Солдата Чужака. Потом еще одна, за ней еще одна. Трое на одного, совсем как тогда. Чужаки заняли места вокруг меня; я попытался встать, и не смог.
-Сфинкс, мать твою, что…
Чужаки набросились на мое тело, не дав мне договорить. Они не желали моей смерти, но боль, разом вспыхнувшая во всех частях тела, была просто убийственной. Боль резала, жгла, пульсировала, ныла, сводила мышцы, выворачивала наизнанку. Мой разум яростно сопротивлялся намерению Чужаков выгнать его из родного тела и расширить до размеров бесконечности. Я всегда считал себя Воином, я всегда принадлежал Реальностям. Я всегда был убежден в том, что меня зачали естественным путем. Мое тело никогда не могло стать бесчисленным множеством форм в бесконечности пространств одновременно. Я не был Чужаком, и не мог стать им. Только Чужаки, почему-то, считали меня своим. По этой причине их солдаты оставили меня тогда, а сейчас пытались вызволить меня из двуногого и двурукого заточения. Я не знал как и мог ли вообще сопротивляться этой страшной силе, корежившей мое тело в агонии. Я орал, как не орал, наверное, никогда в жизни. В тот момент мое временное и привычное за несколько тысячелетий тела объединились.
Мне показалось, что я видел себя в заляпанной кровью капсуле резонатора. Но что было на самом деле, так это лица. Множество лиц мелькало перед глазами; лица проносились, даже не задерживаясь, чтобы быть лучше рассмотренными. Все это были Воины, падшие перед Туманом, хотя я никогда не видел их прежде, все это были Реальности размытые Туманом, в которых я не был ни разу, все это были эпохи, соединенные и стертые Туманом, не пережитые мной. Сияющая пелена, окружавшая меня пришла в движение, по мере того как видения сменяли друг друга в такт каждому моему шагу, шагу Судьи. И каждый шаг был переполнен несусветной болью. Я бы попробовал сравнить ее с болью на дне «оврага Куккинена», хотя выбраться из той смертельной ловушки мне вовремя помогли очень добрые люди, и на лужайку я тогда не попал. Точно такую же боль испытывал сейчас подлинный Кемаль Афтер, питавший Судью, это была его боль.
Я сдался Чужакам, позволив им, наконец, вытолкнуть собственный рассудок навстречу движущейся сияющей пелене. Она поглотила его, впитала и мгновенно расширила, влилась вместо него обратно в мою плоть. Но это только добавило новой боли. Кемаль Афтер повалился на пол, в лужу собственной крови, хлынувшей из всех отверстий, извивался ужом и судорожно дергался, а через какое-то время затих, потеряв сознание. Именно тогда и произошло Разделение, именно тогда Сфинкс забрал часть моей памяти. Именно тогда сработал стабилизатор, одна третья часть электроники, скрытой в моей голове под левой височной костью.
Боль отпустила внезапно. Сияющая пелена потускнела, а затем и вовсе уступила место тьме, нарушенной несколькими, не режущими глаза огнями.
-Быть спасителем не столь уж приятно, сын, - сказал Сфинкс в полной тишине, - Никому невдомек, что он чувствует, исполняя возложенную на него миссию. Хотя, всем просто чхать.
После пережитых ощущений его голос был противен до невозможности. Впрочем, как и смысл сказанного. А уж его «сын» так и стремилось вывернуть наизнанку.
-Они забудут о тебе, сын. Когда ты будешь умирать, спасая их «бесценные» жизни, твоя боль останется только с тобой. Никто не придет, чтобы облегчить ее. Такова
