И это как будто очень правильно. При Сталине это было правильно, ибо всё в стране делалось в интересах восстановления мирной жизни, в интересах улучшения жизни народа, много вынесшего на себе, а не для затушёвывания чьей-то подлой вины. Зато после смерти Сталина именно с этой целью и началось затушёвывание генеральских «подвигов». При Брежневе Жукова снова стали носить на руках! Кинофильм «Освобождение» прерывался аплодисментами в зале, когда показывали Жукова! Слепцы стали его воспринимать как освободителя, незаконно обиженного извергом Сталиным, не сумевшим оценить гения, не сумевшим смириться с его славой!
Явный признак того, что сознание народа уже вывернули наизнанку! Вывернули навсегда, ибо правды узнать он уже не мог! Всё вокруг зачистили, как люди сами теперь говорят!
Ну, ладно! Не все же генералы были мерзавцами, – скажут мне уверенно!
Допустим, – отвечу я. – А если вникнуть в детали… Например, кто и когда мне объяснит, почему немецкие офицеры и генералы питались по общей норме из одного котла со своими солдатами, а к нашим выходцам из народа, если они в звании полковник и выше, приставляли отдельного повара!
Разве в этом случае они не мерзавцы? Или их можно простить, поскольку они и не просили прикреплять к ним того повара? Так взяли бы его и отправили воевать, а не прислуживать – ан, нет! Самим пригодится! Война войной, а обед по распорядку!
А ведь из тех поваров по всей Красной Армии удалось бы не один боевой полк сформировать, который бы с оружием в руках отстаивал интересы Родины, а не прислуживал «красным командирам из народа».
И ещё! Судя по всему, офицерская честь не позволяла немецким генералам на фронте у себя под бочком содержать полевых жен или любовниц. Не знаю, может, у них так выходило лишь потому, что немецкие генералы и офицеры оказались слишком далеки от своего народа? Или они лишь по недомыслию своему полагали, будто на фронте все силы следует отдавать для победы над врагом, а не для всяческих утех, забывая хотя бы на короткое время о жизнях своих подчиненных?
Бог им судья, этим непонятливым немцам! Они же бездумные исполнители чужой воли! Они же недочеловеки, презревшие мораль!
Зато наши, молодцы какие! Наши всё успевали! И всё себе позволяли! И у всех на виду! А кто из подчиненных их осмелится обвинить? Многие своих законных жён на фронте поменяли! Исключительно ради дела, разумеется!
И как нам, простолюдинам, по-человечески их не понять! У них ведь жизнь одна!
Но мне всё же очень интересно, сколько же их на фронте было, таких вот морально и нравственно «высоких» красных командиров? Предполагаю, что всех нам и не счесть, как не счесть и суммарный вред от них! Но при этом везде считалось, будто они, эти генералы, – выходцы из народа! Стало быть, все тяготы своего многострадального народа остро чувствуют, понимают и по-отечески относятся к подчиненным, особенно, к красноармейцам и краснофлотцам!
Ну, да! Вместе с народом они якобы страдают! Кровь людскую якобы берегут, ибо без неё не будет им жизни в нашей стране!
Даже интересно – из какого только народа тех выходцев в Красную Армию призывали? Не похоже, что из нашего? У того народа до сих пор в ходу иные принципы в чести!
Нет! Вру я себе! Пожалуй, всё же из нашего народа все эти барчуки выходили, полагавшие, будто их должности давали им право нарушать законы морали, нравственности и даже уголовные. О совести и вспоминать в этих случаях не приходится!
Но кто создавал условия, когда подобные отклонения становились возможны? Ведь те и виноваты, кто создавал условия! Но они, нам говорят, сидят высоко! Они себя никогда не обидят!
Вот вам и корни советской буржуазии! Вот и корни буржуазной морали, проросшие потом всюду в здоровой когда-то советской среде. А уж после войны они стали только силу набирать, эти буржуазные корни. Стали врастаться, укрепляться и разрастаться!
66
Признаюсь как на духу, очень мне не хотелось самому это старое дерьмо ворошить! Но ведь оно – всего-то продолжение моих воспоминаний о командирах военной поры, об их истинной сути! (Я и сам такой!) Как же не отдать им должное, не разобравшись в этой сути? Вот и помяну кого-то по ходу добрым словом, пусть и с опозданием, а кого-то – словом совсем иным, но его вполне достойным.
Однако, вспоминая настоящую войну, мне придётся плясать от самой печки, выявляя в войне истоки той распоясавшейся «жуковщины».
Понимаю, кому-то это безразлично. Кто-то озабочен чем-то другим, да и мораль считает обузой, но мне представляется так, будто это надо сделать обязательно. Сделать для того хотя бы, чтобы люди в повседневной жизни не путали истинных героев с приспособленцами и негодяями. А ещё, чтобы большие начальники, да всякие КГБ и прокуратуры хоть с опозданием, но задумались, почему многое тогда у нас делалось совсем не для победы, а вопреки ей! И делалось-то совсем не по глупости, а умно делалось, значит, всё творилось умышленно, с вредительскими целями. Пятая колона исправно делала своё дело. В том числе, кто-то специально подстрекал предательство высшего командного состава. Потому и случились у нас огромные и ничем неоправданные потери. Особенно, в самом начале войны.
Неужели до сих пор понять не могут или не хотят, что трагическое начало войны и было, как раз, следствием невиданного по размерам предательства генералов.
Наркомат внутренних дел сразу после войны этим занимался и успешно выяснял, кто сотрудничал с захватчиками явно или тайно. Виновные в пособничестве и измене попадали под суд и получали сроки заключения. Но до суда доходили сравнительно мелкие сошки. Да и саму практику восстановления справедливости постепенно давили, давили, да и совсем упразднили! То ли для общего спокойствия, то ли для спокойствия прятавшихся где-то пособников. Отчитались! Всё стало хорошо!
Как бы ни так!
Основная деятельность наших генералов-пораженцев после победы так и осталась в плотной тени. И даже более того! Оказалась под надёжным прикрытием таких же виновников трагического начала войны, которые потом заняли высоченные посты. Генералы-пораженцы уже на мирном поприще удобно пристроились, сделали карьеру и потому смогли влиять на официальное представление о прошедшей войне по своему усмотрению, силой своего служебного авторитета. Могли кое-что в истории затушёвывать, а кое-что, напротив, выпячивать для привлечения общественного внимания или его деформации.
Особенно просто это делалось через художественную литературу, генеральские мемуары и кинематограф. А население, не подозревая возможностей подобного кощунства, всё переваривало, впитывало и принимало за чистую монету. «А как же иначе, ведь всё, связанное с войной, это же святое для нашего народа! А в святых вопросах никто солгать не посмеет!»
Всё же очень наивными были советские люди! Они сами жили честно и потому верили, будто также и вокруг все живут. Но ситуация в стране быстро менялась. Особенно, после убийства Сталина.
На вершине пирамиды, с которой велось наблюдение за «правильностью понимания хода войны», уверенно водрузился маршал Жуков. Тот самый, вроде бы и опальный, который в значительной степени и повинен в страшных поражениях Красной Армии в начале войны, ибо сам их, видимо, и организовал или же прошлёпал, а потом, при Хрущёве, вообще постарался свои грязные деяния свалить на мертвого Сталина!
Полагаю, что и Павлов, и Кирпонос, и множество других генералов должностями пониже именно с благословления начальника генерального штаба Красной Армии Георгия Жукова открывали вермахту все пути-дороги вглубь страны. Но слышал я будто потом без его рецензии, без его правки или рекомендаций никакие книги о войне, даже чьи-то персональные воспоминания, в свет не выходили.
Разумеется, таким путём всё, неугодное Жукову и генеральской пятой колонне, из истории войны вычёркивалось, зато многое надуманное, прославляющее пятую колонну, напротив, вписывалось!
И я, кажется, ничего не придумываю. Ведь именно в таких грехах Жукова после войны открыто обвиняли его ближайшие коллеги Конев и Рокоссовский.
Но неплохо помогали Жукову в этом деле и остальные маршалы, прикрывая друг друга и искажая былую реальность в своих интересах. Одна лишь постыдная сдача Севастополя чего стоит!? А действительную правду о предательстве рядовых защитников Севастополя всеми командующими и командирами, всеми политработниками и старшими офицерами, которые удрали на большую землю, спасая свои шкуры, потом выдали за непревзойдённый героизм всех подряд! В том числе, и позорно сбежавших на большую землю! Всё это предательство и трусость командования провозгласили всенародным подвигом!
Подлинными героями Севастополя оказались только красноармейцы и краснофлотцы, сражавшиеся на позициях артиллерийских батарей большой мощности до последней капли своей крови! Они на тех позициях и остались. Все!
Теперь концы сброшены в воду! Позорно сбежавшие командиры и политработники, потому и оставшиеся живыми, официально тоже объявлены героями. Вместо того чтобы всех их, как и надлежит по законам военного времени, расстрелять! Но ведь у нас героев, даже липовых, обижать нельзя!
После победы некрасивая правда измен, трусости и предательств в ходе долгой и трудной войны, ее невидимая многим оборотная сторона, целенаправленно и усиленно подменялась героизацией самой войны. В итоге этой кампании неискушенному читателю или зрителю представало некое героическое приключение на фоне войны. А настоящая правда столь чудовищного явления как война была задвинута на самый дальний план. И такой убогий процесс многим казался полезным для воспитания патриотизма у молодёжи, хотя в действительности он был крайне вредоносным, поскольку радикально искажал представления не воевавших людей о самой сути войны, о ее многочисленных гранях.
Война во всех пластах советской культуры умышленно изображалась трудным, но прекрасным временем и пространством для величественных подвигов и героических свершений!
Молодёжи в неявном виде внушалось, будто ей весьма не повезло родиться и жить уже после войны. Мол, молодёжь многое потеряла из-за того, что теперь ей негде проявить себя в полной мере, а вот на фронте можно было развернуться во всю ширь… Там можно было стать героем!
[justify]Всё это постепенно становилось совсем не безобидным. Война чуть ли не воспевалась! Массовая культура слишком часто пыталась вызывать тоску молодежи по войне, по настоящей жизни, которая якобы была бы у них на фронте. Разумеется, молодые люди сами не начинали где-нибудь войну, но терпимость к войнам у них формировалась. Не сама собой формировалась – то пятая колонна, незаметно вжившаяся в культуру и
