Вышло-то в итоге так, будто не только Сталин, но и Хрущёв своего подельника Жукова недооценил, подальше задвинул. Тоже обидел! Тоже с его мнимыми заслугами не посчитался!
Да, нет! Дело оказалось вовсе не в заслугах. Просто оба этих человека (Сталин и Хрущёв) слишком хорошо знали подлый и мстительный характер Жукова. А такие люди любому делу лишь помеха. На них нельзя опираться – они в любой момент могут предать!
Но хватит об этом! Мне вперёд надо смотреть! Сам ведь только что решил, что людей наших нужно объединять, а размышления о Жукове многих разобщают. К тому же, я не хочу свои воспоминания о нём смешивать с воспоминаниями о людях, которых есть за что уважать. Которые не занимали столь высоких должностей как Жуков, и не имели такого множества наград, но в любых ситуациях оставались достойными людьми, полезными своему народу, в отличие от него.
Последнее обстоятельство для меня всегда имело решающее значение. На достойных людей сегодня и надо опираться. В нашем народе их всегда находилось тем больше, чем тяжелее становились времена! Хотя изжить в себе чинопочитание этот народ так и не сумел. Во все времена он считал, будто некто, поднявшийся на высокую должность, безусловно, и как личность во всём выше окружающих, выше всех остальных. Увы! В жизни чаще случается наоборот. И не только в моральном плане, но даже в деловом.
68
Всё же окунусь-ка я в иные воспоминания, более приятные. Во сне всё так просто сбывается! Вернусь в свои чудесные курсантские годы. Они были прекрасны! Молодость! Преодоление! Надежды! Вся огромная жизнь, казалось тогда, ещё впереди, а весь мир у моих ног! Большие возможности, заманчивые перспективы! Всевозможные служебные трудности, настоящая ответственность и опять трудности до головокружения! Но всё это, в общем-то, и составляло моё счастье. Самое настоящее. Другого я и сегодня не признаю!
Вот! Сразу перед глазами возникли наши училищные генералы. С них и начну, хотя не собираюсь и их обругивать. Не все же генералы одинаковы, хотя до сих пор я вспоминал, в основном, недостойных.
В Казанском ракетном училище служили одновременно два генерала, хотя генеральская должность имелась одна-единственная. Объяснение тому было, но о нём позже.
Нам, курсантам, наши генералы казались вылепленными из разного теста, с какой стороны на них не посмотреть! Разные военные судьбы. Разный стиль работы. Разное отношение к подчиненным.
Старшим по должности был, разумеется, начальник училища генерал-майор Ромашкин. В наших представлениях (может, мы со своего уровня и не сумели многого в нём разглядеть) он слыл военным барином.
Все пять лет учёбы мы только и видели его то на трибуне, то невозмутимо проезжавшим мимо нас в персональной «Волге». И хотя в машине он объезжал не столь уж малые территории вверенного ему училища, что было вполне целесообразно, но и в других случаях предпочитал видеть нас на почтительном расстоянии от себя. По душам с ним поговорить никто бы не решался. Да и не хотелось!
Всякие подробности его кабинетной деятельности нам, разумеется, были не доступны. Даже мне! А ведь я много раз нёс службу часовым у Знамени. То есть, провёл огромное количество часов напротив кабинета начальника училища. Днем туда входили самые разные офицеры, потом они выходили в том или ином настроении, и это было всё, что я мог видеть, а вот разведать нечто конкретное мне никогда не удавалось! На своём посту рядом со знаменем и денежным ящиком я нёс службу слепым филином.
«И что с того? – вправе спросить меня каждый. – Почему же курсанты считали генерала Ромашкина барином?»
Так ведь, дистанция! Она всегда отделяла нас от него до бесконечности. К тому же в Ромашкине преобладала некая показная важность! Показная неприступность! И демонстрировалась прямо-таки королевская величественность! Тем не менее, мне не приходилось хоть от кого-то слышать восторги в адрес начальника нашего училища как человека. (Может, мне не повезло?) Более того, у меня сложилось устойчивое впечатление, будто его, если и уважали, то лишь за погоны генерал-майора! Иначе не полагалось, ибо устав требует уважать любого начальника! Но ни одного хорошего слова о нём…
Зато заместителем начальника училища к нам буквально сослали, да еще с понижением в должности, генерал-майора Савельева. Ранее он командовал дивизией РВСН. Это само по себе вызывало к нему наше уважение! И не только это.
Тамошняя сорока принесла на хвосте, будто сняли Савельева с дивизии за тяжелое происшествие с гибелью нескольких человек. Такое в войсках иногда случалось, а ракетные войска оснащались разнообразной сложной техникой, опасной и часто непредсказуемой! Не кондитерская же фабрика! И совсем не факт, что генерал Савельев был хоть сколько-то в той трагедии виновен. Но как командир он обязан быть за всё в ответе! Он и ответил! Наказать-то, как принято в армии, всё равно кого-то следовало! Ведь если кто-то наказан, то считается, будто меры приняты! Значит, и делу конец!
Мы, курсанты училища, Савельева одновременно опасались и любили.
Любить его было за что! Например, за то, что нас не чурался. Был крайне въедливым и знал все скрытые стороны курсантской жизни. Не считал для себя унизительным остановить любой взвод и проверить, словно старшина, обувь, состояние каблуков, чистоту портянок, носовые платки… Его интересовало всё! И не только наш быт, но и умонастроение, потому иной раз задавал неожиданные вопросы, выяснял наши мнения.
Думается мне, генерал по своему богатому фронтовому опыту давно усвоил, что самые ничтожные мелочи подчас определяют исход весьма важных дел, вот и нас подводил к тому же выводу. Ни на что не следует смотреть свысока – лучше смотреть вглубь!
Савельев на аллеях училища, по которым строем перемещались курсантские подразделения, всегда появлялся неожиданно. Он не следил и не выслеживал нас, нет, он просто жил нуждами училища и потому считал необходимым знать всё в нём и обо всём. И он действительно знал.
Если между занятиями мы замечали его на главной аллее, когда взвода строем переходили из одного учебного корпуса в другой, то нами поднималась «тревога» и все ускоренно перетекали на параллельную аллею. Куда угодно, лишь бы с глаз долой! Ведь почти наверняка остановит и начнёт выяснять, почему, например, заместитель командира взвода идёт не впереди строя, а сбоку, хотя именно так ему удобнее. Или почему последняя шеренга не заполнена? Или почему не у всех курсантов надеты перчатки? В строю все должны быть одеты одинаково. И почему старшина до сих пор не наказал курсанта за утрату выданных ему ранее перчаток и не выдал другие? Или сделает замечание, чтобы свои портфели и папки мы убрали внутрь строя… Мы и сами это знали, но из-за усталости руки иногда нарушали. Если никто не видел. Но Савельев, нам казалось, видел любые мелочи, как их ни скрывай.
Мелочи? Конечно, мелочи! Но таков уж воинский порядок! Что будет с армией, если мелочи разрушат этот порядок? В мирное время вполне возможно, опять кто-то погибнет на стартовой позиции, как случилось когда-то у генерала Савельева. А в военное время – там вообще возможны грандиозные катастрофы. Савельев не мог такого допустить.
Генерал наши приёмы с увиливанием от него, конечно же, всегда разгадывал. Случалось и так, что взвод едва свернёт за спасительный угол учебного корпуса, как сразу с генералом и повстречается! Откуда он только взялся? А Савельев с доброй усмешкой уже поджидал за углом! «Попались, голубчики?!»
Но генерал не имел обыкновения выискивать, к чему бы придраться, коль уж встретились. Он не выдумывал недостатки, если их не было в реальности. Наоборот, в таких случаях даже хвалил. Ему не нужно было выискивать недостатки. Напортив, он стремился к их отсутствию. Ему во всём требовался уставной порядок. Как хорошая хозяйка не потерпит в своём доме того, что способно её опорочить, так и генерал Савельев очищал тот большой армейский дом, за которым ему было поручено следить. И делал это всегда добродушно и с уважением к нам, что всех подкупало.
Вспоминаю рассказ своего однокашника Юрия Сухова. Однажды он нёс службу дневальным по курсу. И в какой-то момент на входе в казарму возник генерал Савельев. Обычно нас заранее предупреждали с других курсов: «К вам направился…» А в тот раз полезное правило не сработало; вынырнул прямо перед носом.
Курсант Сухов, как и подобало дневальному, громко подал команду: «Курс! Смирно! Дежурный – на выход!»
Генерал остановился перед ним и спокойно поинтересовался: «Зачем шумишь? Кто ещё в учебное время есть в казарме?»
– Товарищ генерал! – доложил Сухов. – Весь личный состав находится на занятиях! В казарме остался только наряд. Если считать со мной, то три человека! Из командования курса присутствует только старшина Бушуев. Сейчас он в каптёрке.
– Вольно! Оставайтесь! – разрешил Савельев и сам направился по длинному коридору вглубь казармы, попутно ее осматривая.
Через секунду перед ним в соответствии с уставом внутренней службы предстал с докладом дежурный по курсу младший сержант Дегтярёв. Взмахом руки генерал прервал его доклад и велел проводить в каптёрку.
Дверь в нее в конце коридора была распахнута, но старшины Бушуева на месте не оказалось.
«Странно, – молча удивился дежурный Дегтярёв, – ведь в каптёрке много материальных средств, потому оставлять всё без надзора старшина бы не стал. Да и был он здесь минуту назад!»
Но та ситуация оказалась весьма показательной для понимания нашего генерала. Иначе говоря, если угодно понять, какой ужас охватывал кое-кого при встрече с ним, достаточно вспомнить ту незапертую дверь в каптёрку и последующее поведение нашего бравого старшины Бушуева.
– Так, где же ваш старшина? Испарился он, что ли? – усмехнулся генерал Савельев в сторону младшего сержанта Дегтярёва.
– Не знаю! – растерялся дежурный. – Только что был здесь!
– Ладно! – опять усмехнулся генерал, поглядывая на открытую форточку. – Плохо вы, товарищ младший сержант, знаете обстановку на курсе. – А теперь проводите меня в умывальник и туалет!
Там, благодаря обычным усилиям наряда, всё оказалось в порядке. Но старшину не нашли и там.
[justify]На обратном пути генерал обстоятельно осмотрел все курсантские кубрики. Проверил прикроватные тумбочки, в которых редко бывал образцовый порядок. Всяко ведь бывало: то голый обмылок прилипнет к
