Но дольше всех, дальше всех и труднее всех добирался до дома наш товарищ Пешков. Сначала он менял три самолета, чтобы добраться до Якутска, потом катил, на чем придётся еще триста км на север, а уж в заключение мчался на родных сердцу олешках! На самых настоящих! Другого транспорта там вовек не дождёшься! Потому и выходило у нашего товарища – туда минимум неделя, да обратно не меньше. Это – еще в лучшем случае! А то ведь как забуранит, как заметелит среди лета, так даже олени забастуют, не побегут. Придётся пережидать там, где непогода затормозила, считая утекающие денёчки отпуска или нарываясь на опоздание из него!
В общем, что тут рассуждать! Для любого курсанта невозможно сыскать ничего важнее, нежели возможность очутиться дома. И когда она появлялась, даже голова кружилась от предчувствия встреч и душа неистово пела, сердце стучало учащенно, наполеоновские планы рвались наружу из натруженных за полгода мозгов. Знаю, что эти планы всегда рождались по ночам, ибо днём приходилось думать только о деле…
Но в тот раз перед рывком из казармы в аэропорт мне сообщили, вроде как в шутку, что на взлёте слева от взлетной полосы можно будет при благоприятных условиях разглядеть удивительный сюрприз, припасенный лично для меня! И никаких разъяснений! В общем, новая загадка!
Конечно же, то же самое, как я догадался, говорили каждому, потому не только меня разбирало любопытство: какой ещё нам придумали сюрприз? Да еще, видимый лишь из самолета! Не потрогать, не повертеть! Заинтриговали! Ясно, что розыгрыш, но в чём его смысл? Интересно.
Но в тот день никто эту загадку не разгадал, а те, кто всё знал заранее, никому не проговорились, как шутниками и было задумано.
73
Искренне каюсь, но не припомню ни одного случая, чтобы я встретил тебя как положено, у трапа самолёта и с цветами. Каждый раз, то я занят был по самую макушку, то встречная телеграмма с номером твоего рейса безнадёжно опаздывала… В общем, я никогда не оправдывал твоих ожиданий. Даже в тех случаях, когда ты десантировалась совсем в неизвестном тебе городе и не знала, куда и как добраться.
За годы учёбы ты срывалась ко мне три раза в удачно выгаданные праздничные деньки. А летом и зимой уже я прилетал к тебе на каникулы. И нашим родителям от зависти (я-то улетал к тебе, и совсем ненадолго заглядывал к ним) казалось, будто мы виделись чересчур часто и слишком долго. Так казалось кому угодно, только не нам!
Ты однажды даже выговор от своих родителей заработала, когда продала подаренные ими модные сапоги, лишь бы купить билет на самолёт! Ко мне, конечно!
– Он тебе кто? – упрекала любящая и переживающая за тебя мама. – Кто он такой? Не муж ведь, чтобы ты стремилась к нему всякий миг, на всё готовая!
– Мама! Ну, зачем ты так?! Ты же сама всё знаешь! Он мне жених! И скоро мы поженимся! Мы так решили!
– Пока всё это – лишь планы и обещания, которым грош цена! А я тебе так скажу, доченька! Много еще у тебя будет женихов – к каждому не налетаешься! И что делать станешь, когда он там, вдали, себе другую найдёт? А это у них быстро получается!
– Мама! Ну, что ты говоришь?! Зачем ты так! Он же не такой!
– Ну, ну! Так все поначалу говорят, доченька! А потом локти кусают и проклинают судьбу, на чём свет стоит! Особенно, когда в положении оказываются!
– Мамочка моя! Ты не поверишь, но у нас это невозможно!
– Это почему ещё? – встревожилась мама. – Больные, что ли?
– Нет! Но всё равно – невозможно и всё!
– Ну, ну! – закончила разговор мама. – Поглядим ещё, как оно дальше сложится!
Теперь, когда ты уже сама прабабушка, мне осталось лишь усмехнуться, ведь я тогда, как и ты, хорошо знал, почему твоё интересное положение до поры невозможно! Просто, я так сильно тебя любил, что это определяло и всё остальное в наших отношениях. Я не считал возможным рисковать твоей судьбой, пока ты не стала моей женой.
Но я отклонился от того, что стал вспоминать, отклонился от Петра Пантелеевича.
Всякий раз, когда ты прилетала ко мне, я, волнуясь, спешил с этой новостью к нему, к своему начальнику курса.
«А вдруг не отпустит? Объективных причин для отказа было вполне достаточно – их и выдумывать не надо! Учёба, наряды, отсутствие свидетельства о браке!»
Но отказа никогда не случалось. Оно и понятно. Лишенный родителей в малолетстве (они были, кажется, репрессированы) маленький Петя воспитывался в детском доме и потому хорошо понимал цену притяжения любящих душ. Он знал, что разлука для них так же тяжела, как огнестрельное ранение в сердце! Любящим душам следует помогать соединяться. Так он и поступал.
Петр Пантелеевич не задавал много вопросов. Не проверял меня на лукавство! Не инструктировал, не лез в душу. Он ко мне, как и ко всем в подобных ситуациях, относился по-человечески. Просто, выслушав просьбу, доставал чистый бланк увольнительной записки и, заполняя ее, объяснял свои возможности:
– От занятий освободить не могу, сам понимаешь, а потом будешь свободен до утра!
Утром я докладывал о своём прибытии, соображая, как же завтра стану провожать тебя в аэропорту в учебное время, а Петр Пантелеевич этим и сам интересовался:
– Когда невеста улетает? В Ашхабад?
– В Ашхабад через Москву! Самолёт завтра утром! Около десяти утра.
– Сложное время! – вполне обоснованно сетовал Петр Пантелеевич. – Занятия! Да уж ладно! Сегодня после занятий и до утра – свободен! А завтра, как проводишь, так сразу – на занятия! Вопросы?
– Благодарю, товарищ капитан! Разрешите идти?
– Своей невесте привет от меня передавайте! По всему видно, решительная у нее натура!
Что тут скажешь? Человек! Человек с большой буквы!
Как-то во время проводов, ещё в старом аэропорту Казани, мы с тобой досиживали последние минутки перед объявлением посадки на твой рейс. Сквозь слезы ты почувствовала приятный пищевой аромат. Мы повертели носами. Оказалось, что за нами сидел упитанный мальчуган, который лопал одну зефирину за другой.
– Зефир? – удивилась ты. – Откуда?
– Скорее всего, в буфете? – предположил я, хорошо зная, как тебе нравится бело-розовый зефир.
Следующее действие оказалось роковым:
– Успеешь? – спросила ты, понимая, что я сделаю для тебя, всё что угодно, даже самолёт задержу. – Тогда возьми мой кошелёк! – протянула ты.
Я взял (я тогда получал около восьми рублей – не пошикуешь! В общем, денег у меня не было) и пошёл на запах.
Зефир по четыре штучки был упакован в пенальчик из плотной бумаги с прозрачной целлофановой крышкой. Я купил три упаковки.
Ты обрадовалась как ребёнок, но не успела попробовать, как объявили посадку. От волнения мы обо всём позабыли, разволновались, сообразив, что наше совместное время истекло, и стали продвигаться к указанному выходу. В твоих руках оставалась женская сумочка, в которой лежал талон на сданный в багаж чемоданчик и всякие мелочи. В нее же мы втиснули зефир.
Через несколько минут нас разлучили, и я еще долго наблюдал, как ты уходила на посадку, как по трапу поднималась в самолёт… И всё! Нас снова разлучали. Ты опять улетала. Когда увидимся снова?
Через двадцать минут я взглядом проводил рванувший в небо самолёт и помчался в училище. По дороге, засунув руку в карман, обнаружил твой кошелёк и все твои деньги. Других ты не имела!
Меня охватил ужас. Я представил тебя на пересадке в Москве. Хорошо, хоть прилетала ты в Домодедово, и из него же улетала в Баку. В Москве в другой аэропорт переезжать не приходилось. Транзитный билет у тебя уже был. Но предстояла пересадка в Баку. Там транзитный билет тоже имел силу, но ждать в аэропорту своего рейса в Ашхабад предстояло весь день. Без денег! А как в Ашхабаде? Даже на автобус мелочи нет!
Что я наделал! Как ты через это прорвёшься?! Какой же я болван! Так тебя подвёл! До чего же верно сказано в пошленьком анекдоте, что «мужчина, это тот, кто имеет деньги! Остальные – просто самцы!» Ухажёр, называется! Не только сам без денег, так еще и тебя подставил! В общем, позор на мою не седую голову!
Уже потом ты в письме описала свои мытарства. Как я и предполагал, пропажу ты заметила только в Москве, когда надумала сдать чемодан в камеру хранения. Тогда и выяснилось, что даже пятнадцати копеек, нужных для этого, у тебя не оказалось! Пришлось не расставаться с чемоданом до регистрации своего рейса.
Ещё хуже оказалось в Баку. Ты засела в зале ожидания на много часов без движения. Хорошо хоть соседи по креслам попались хорошие:
– Девушка! – обратилась к тебе, в конце концов, одна из женщин большой азербайджанской семьи, тоже давно ждавшей своего рейса. – Мы уже два раза поели, а ты всё сидишь и сидишь… Неужели не голодна?
– Спасибо, я не хочу! – застеснялась ты своей ситуации.
– Ой, не обманывай меня, дочка! Ты за это время даже в туалет ни разу не сходила! Или за чемодан свой боишься? Так, иди! Мы приглядим! Не волнуйся!
Пришлось ей объяснять, что случилось, ведь просто так она бы не успокоилась.
– Ах, как обидно вышло! – заволновалась женщина и по-своему защебетала что-то мужу, а потом вручила тебе целых пять рублей. – Это тебе, дочка! Сходи, что-нибудь поешь!
Пять рублей! – подумал теперь я. – Тогда это было много! Люди, получавшие минималку, то есть, шестьдесят рублей, жили на два рубля в день! Студент жил на рубль, а тут – целых пять! Дай бог здоровья той женщине и всей ее семье! Они не только вошли в твоё положение, но и весьма ощутимо помогли! Всё-таки советские тогда были люди!
Ещё вспомнилось нечто, связанное с нашим начальником курса.
Когда в 69-м ты прилетела ко мне на Октябрьские праздники (информация для молодых: так назывались дни рождения советской власти, 7-е и 8-е ноября), Петр Пантелеевич специально для тебя достал особый (красный) пригласительный пропуск на главную трибуну Казани! «Невесте передайте! Пусть на вас с трибуны поглядит, а то ее в толпе по незнанию Казани легко затрут!»
С тем могучим пропуском ты легко преодолела все милицейские заслоны и действительно весь парад простояла чуть ли не в центре гостевой трибуны. Можно сказать, сама парад и принимала! Но меня всё равно не разглядела.
Да и как было разглядеть? Столько парадных коробок мимо прошагало под оркестр! Восемь на восемь! По шестьдесят четыре человека в каждой! Одна за другой! Сначала наше ракетное прошло – все десять коробок! Потом так же танковое училище промаршировало, а за ними остальные части гарнизона. И в каждой парадной коробке буквально все на одно лицо, все в одинаковых серых шинелях, для тебя неразличимых! Кроме суворовцев, конечно! Те маршировали в своих черных шинелях с красно-желтыми нашивками, да еще с лампасами! Совсем как настоящие, но крохотные генералы!
[justify]Потом ты даже плакала от обиды, что так и не смогла
