И всё же много чем и вполне обоснованно удавалось гордиться Советскому Союзу. А достигнуто всё было только за счёт успехов в массовом образовании. Именно, в массовом! А массовое образование позволяло из большого количества обычных выпускников извлекать множество уникальных талантов! Ну, а теперь, когда переняли западную систему псевдо образования, гордиться стало нечем, как бы не пыжились! Снова надо поздравить наших врагов! Они опять удачно подсуетились! Даже на бакалавриат страну посадили, а он не даёт выпускникам специальности.
Честно признаюсь, что не знаю, как там с образованием в МВТУ им. Баумана. Тоже, видимо, плоховато. Во-первых, потому что за лучшие вузы наши враги сразу и взялись, чтобы их подорвать в первую очередь и навсегда. А во-вторых, даже знаменитое название этого училища заменили. Неспроста же! Уже не училищем оно называется, как было с далёких царских времён, а университетом. То есть сравнялось с полутора тысячами остальных, в основном, совершенно никчемных вузов, россиянских вузов, которые государством содержатся лишь для того, чтобы хоть на время куда-то пристроить незанятую в производстве молодежь с ее неукротимой бесполезной и часто бешеной энергией. Молодёжь ведь от безнадёги, скорее всего, перетечёт в массовую преступность. Как говорится: за что боролись, на то и напоролись…
80
Пусть всё так и было, как мне вспомнилось, но ведь любой может меня спросить: были ли, в конце концов, и в моём вузе преподаватели высокого уровня или никто кроме Робинзона или Бочковой не вспоминается?
Были, конечно! Ещё какие были! Но я совсем неумышленно так всё запутал, что с моей подачи эти люди остались в тени. Даже сам не пойму, как такое вышло! Но постараюсь исправить!
Например, абсолютным образцом преподавателя с гражданских, то есть с общеобразовательных кафедр я всегда считал доктора физико-математических наук профессора Терегулова. У нас он читал лекции и вел практические занятия по «Теоретической механике». Наука его сложна и для преподавания, и для понимания обучаемыми, но свою работу он исполнял, как и положено настоящему профессору – блестяще!
При мне Терегулов был доктором физико-математических наук, как говорится, в самом расцвете сил. Всего-то тридцать восемь! Лекции читал без запинки и только по памяти! И насколько же мастерски он это делал! Залюбуешься! Наши конспекты становились буквально идеальными! Логика, стройность, немногословность и чёткость во всём. Погрешностей в изложении, либо какой-то путаницы Терегулов никогда не допускал. И даже в самые сложные для понимания моменты никаких отступлений от темы якобы для эмоциональной разрядки у него не было, что часто практиковали многие преподаватели по иным дисциплинам!
Только в ходе знакомства на первой лекции профессор Терегулов извинился:
– Я знаю, что военные люди не приемлют, когда кто-то держит руки в карманах. У вас это не положено! Считается неряшливостью и неуважением. Я знаю, и всё же вам придется мою привычку потерпеть! Понимаете ли, я когда-то давно, на самой первой своей лекции, так разволновался, что мои руки гуляли сами по себе. Одна из них схватила оголенный провод, который оказался под напряжением. Меня хорошо тряхануло. С той поры в правой руке у меня всегда мел, а левую я на всякий случай прячу в карман. Такая вот история. Так что, не взыщите!
Как-то наш уважаемый профессор забыл, на чём остановился в прошлый раз. Мы заинтересованно ждали развития того лёгкого конфуза, ведь такое случилось впервые. Однако ничего не произошло. Он лишь взял в свои руки чей-то конспект и тут же изрёк:
– Запишите следующий учебный вопрос… – и далее всё продолжилось как обычно.
Но однажды в ходе какой-то лекции наш Терегулов вдруг замер так, будто в стену упёрся. Он почему-то замолчал, глядя на недописанную на доске математическую зависимость. И молчал долго. Слишком долго, чтобы это не показалось нам странным. «Что это с ним?»
Вообще-то, существует, пожалуй, некая теоретическая продолжительность паузы для любого преподавателя, которая не воспринимается, как забывчивость, угрожающая обычному ходу занятия.
А вообще-то, что же такого, если преподаватель замолчал на десять секунд. Или на двадцать. Пусть даже на минуту. Дыхание переводит или в горле пересохло. Мало ли что случается с человеком?
Но наш профессор был недвижим и минуту, и другую, и более того. Он молча поддерживал кулаком подбородок, молча глядел на исписанную им же доску, и о чём-то думал, не обращая на нас внимания.
Всем стало ясно, что он позорно забыл доказательство сложной теоремы. Порвалась логическая нить. И мы, довольные, отдыхали, глядя на него несколько снисходительно. «С кем не бывает?!»
Конспекты терпеливо ждали продолжения лекции. Профессор продолжал молчать. Пауза затянулась до бесконечности, а мы будто остались без преподавателя, улетевшего в своих мыслях восвояси. Он вообще о нас забыл, уткнувшись в исписанную мелом доску.
И тогда с задних столов послышалась ехидная фраза, которая многим пришла в голову, но ведь только один не сдержался:
– Ну, конечно! Даже академик в теореме путается, а с нас три шкуры сдерёт, едва что-то забудем!
Но даже после той провокации ничего не изменилось. Терегулов по-прежнему стоял, уставившись на заполненную формулами доску, словно она могла подсказать ему нечто важное, а мы заинтересованно ждали хоть какой-то развязки. Становилось даже слегка весело – что это с ним? Опять за оголенный провод…
Наконец профессор, будто ничего и не происходило в течение добрых пяти минут, обычным голосом, повышения которого мы никогда не слышали, произнёс:
– Есть ещё одно и очень интересное доказательство этой теоремы. Но чтобы не портить ваши конспекты, я покажу его позже. А теперь продолжим начатое.
«Ага! – усомнились многие из нас. – Красивая отговорка, не более того!»
Каково же было наше изумление, когда, закончив доказательство той теоремы, предусмотренное тематическим планом, профессор Терегулов предупредил нас:
– А теперь поглядите на второе доказательство. От вас я его требовать не буду, но хотя бы поглядите, насколько красивыми бывают некоторые случайные находки математиков!
Мы тогда не знали, что теми словами он весьма скромно хвалил самого себя. Только спустя несколько дней на доске объявлений его кафедры мы обнаружили поздравительную грамоту. Грамоту, адресованную Академией наук Татарской Автономной ССР доктору физико-математических наук Терегулову Ильтузару Гизатовичу, как «одному из видных представителей казанской школы механики деформируемого твердого тела, механики пластин и оболочек, а также за новое изящное доказательство известной ранее фундаментальной теоремы для расчёта оболочек».
А расчёт оболочек, между прочим, – это очень важное направление теоретической механики. Это и ракеты, и цистерны, и различные баки, и трубопроводы, и корпуса самолётов и подводных лодок…
Стало быть, наш Терегулов оказался первопроходцем в очень важных направлениях этой науки! А мы-то считали, будто в ней уже давно всё разработано, исследовано и доказано, и нам остаётся это лишь запомнить!
Кстати, как я узнал много позже самого события, с 1992 года доктор физико-математических наук профессор Терегулов И.Г. заведующий сразу несколькими кафедрами ведущих казанских вузов был избран действительным членом Академии наук Республики Татарстан и руководителем Отделения математики, механики и машиноведения Академии Наук Республики Татарстан.
Наш Терегулов стал действительным академиком! Умница!
Такие у нас были преподаватели! Не все, конечно, но ведь был и настоящий академик!
А надо сказать, в те времена и докторов наук-то было маловато. Не в каждом институте они водились. Кандидатов-то и тогда было полно, а доктора считались штучным товаром. Это уже потом их настрогали, из кого попало! В результате, получился настоящий стыд и срам, а не доктора! Это мне хорошо известно – сам такой!
Будто совсем перевелись сегодня настоящие доктора, потому не стало и «новых направлений в науке», которые должны появляться после каждой защиты докторской диссертации! Так уж предписано руководящими документами, чтобы всякая докторская диссертация открывала новое направление в науке!
Да где там! Новых направлений нет и нет, зато докторские диссертации плодятся без конца!
Дошло до того, что при мне декан одного из технических факультетов сельскохозяйственного вуза защищал докторскую диссертацию по теме «Метод разбрасывания дерьма по полям!» Правда, она была сформулирована более «научно», но суть-то я передал точно! Та тема, если оценивать ее без подхалимажа к декану, то есть к начальнику, не только не тянула на докторскую диссертацию, она и для студенческой курсовой работы не очень-то годилась! Засмеяли бы, если бы не льстили!
Но новоиспечённого доктора наук все заискивающе поздравляли с «большим вкладом»… Думаю, вкладом того самого дерьма! Однако все поздравляющие, умудренные опасной научной жизнью, давно изучили самые важные для себя принципы работы в вузе. Чтобы избежать неприятностей, любое дерьмо своего начальника следует восторженно уважать! Они его и уважили!
Помнится мне, что сдавать экзамены академику было легко, если, конечно, были какие-то знания! Обычно Терегулов через плечо курсанта, не мешая ему, заглядывал в листок для подготовки, задавал малозначащий вопросик, и если ответ его устраивал, тут же заключал:
– Ставлю вам «отлично»!
Если же не «отлично», то обязательно уточнял:
– Вас четвёрка устроит или ответите ещё на один вопрос?
Или:
– Могу вам поставить только «удовлетворительно»! Вы согласны или продолжим?
А в самых неприятных случаях он говорил обычно так:
– Сможете вывести уравнения двойного маятника? Нет? Тогда вопрос решается однозначно!
И, не сюсюкая, отдавал курсанту незаполненную зачётную книжку.
Наш профессор и академик ни себе, ни нам нервов понапрасну не портил. Не пустословил. Во всём был – хоть куда! И преподаватель прекрасный, и ученый настоящий, проложивший заметный путь в важной инженерной науке. И по тому пути потом пошли многие учёные, развивая далее предложенную Терегуловым теорию оболочек.
81
И всё же среди штатских преподавателей, даже без учёных званий и степеней, в нашем училище было немало чудесных педагогов.
Например, помню нравившуюся мне всегда умницу! Её фамилия в ту пору была Лукьянова. Теперь – не знаю, ведь женщины иной раз свои фамилии меняют на фамилию мужа.
[justify]При нас Сильва Васильевна была
