Образ мышления преподавателей, известных мне с тех пор, описывался всего несколькими принципами: «Первый. Зачем портить отношения с начальством? Второй. Своя рубашка ближе к телу, а своя зарплата ещё ближе! Третий! Жизнь прекрасна, но была бы гораздо лучше, если бы не было студентов! Четвёртый. Но если уж студенты есть, то их следует доить, кто как сможет, себе на пользу!»
Чтобы хоть частично оправдаться самому за столь неприятные свои наблюдения, напомню всем, что гражданские вузы всегда были сильны круговой порукой в среде преподавателей! Это же общеизвестно! Они никогда и ни при каких условиях не выносили собственный мусор на всеобщее обозрение, не выносят и не вынесут! Даже если этот мусор прямо-таки душит любое проявление жизни в вузе!
В гражданских вузах всегда одна рука другую руку моет. Тамошние псевдоучёные обязательно под себя готовят себе и замену. Можно смело утверждать, что старые кадры воспроизводят себя во всей своей неприглядности! Точно также они воспроизводят и свои прежние традиции, и свои прежние «порядки», вернее, беспорядки и правонарушения.
Такую преемственность традиций в лучшем виде принято называть научными школами! Во главе каждой из них стоит некий заслуженный-перезаслуженный аксакал, доктор каких-нибудь наук, выпестовавший множество кандидатов и докторов.
Все они по гроб благодарны своему научному руководителю и никогда ни в чём против него не пойдут. Он для них, большей частью, образец во всём, в том числе, и в организации проведения занятий со студентами. Они с трепетом повторяют даже его недостатки! Потому я не питаю надежд на то, что в гражданских вузах хоть когда-то станет чище, если только от верхов до низов в вузах не будет объявлена самая настоящая война расплодившейся всюду профессиональной и моральной нечистоплотности. Но на это даже рассчитывать не приходится – нынешние тенденции совсем иные.
В одном случайном споре с описанными выше корифеями некого гражданского вуза я сам нашёл, как мне показалось, достаточно точную формулировку состояния современной системы высшего образования в стране. Звучит она так: «Даже самый плохой военный вуз, лучше любого самого хорошего гражданского!»
Может быть, со временем этот тезис и перестанет быть абсолютной истиной, но только не сегодня! К тому же, он для нашей страны не так уж плох! Ведь подсказывает, где искать здоровое семя! Подсказывает, где нужно землю рыть, чтобы вырастить для страны нечто достойное!
И не надо нападать на меня, обвиняя, будто много на себя беру! Таких обвинений я не заслужил, хотя и говорю о том, что другие замалчивают, хотя бы для того, чтобы их самих в ответ не испачкали!
И можете быть уверены, что я совершенно искренен и заговоров не плету, вбрасывая якобы выгодную мне дезу! Я не защищаю честь мундира и вполне отдаю себе отчёт в сказанном. Мне, знаете ли, давно статистическая ерунда в виде количества профессоров и докторов в неком прославленном вузе не может закрыть глаза на истинное в нем положение! Насмотрелся я вдоволь на то, что скрывают в любом вузе, стараясь создать впечатление, будто всё у них на высшем уровне! Но если смело их перелопатить…
А теперь сообщу основания для моей формулировки, только что приведенной.
Мне действительно представляется так, будто в любом военном вузе организация проведения занятий на голову выше! Почему? Хотя бы потому, что она строго контролируется! Потому всегда лучше и результаты, показываемые выпускниками, хотя в военных вузах выдающиеся таланты среди обучаемых попадаются реже. В гражданских вузах их значительно больше, особенно, в прославленных университетах, куда стремятся, понятное дело, наиболее подготовленные и талантливые ребята! Так было во все времена. Но подготовка специалистов там ориентирована на единичные экземпляры, на выдающихся студентов, на вовлечение их в науку, а подготовка остальных выпускников происходит по остаточному принципу.
Выдающиеся ребята достаются профессорам, чтобы они могли подготовить себе смену, выращивая кандидатов и докторов. Чтобы могли включать их в состав своих научных школ. С выдающимися-то значительно меньше забот, а результаты звонче!
Такова вузовская жизнь! О производстве и прочих сферах деятельности, для которых вузы якобы работают, профессора думают в последнюю очередь!
В армии же – всё наоборот! Там преподаватели работают на каждого курсанта и на всех одновременно! Гении, конечно, тоже нужны! Но в армии выдающиеся одиночки должны сами демонстрировать свой высочайший уровень, а не с помощью преподавателей. Ведь войскам во все времена нужны не выдающиеся одиночки, а многочисленные толковые и отлично подготовленные для службы офицеры, способные наверняка выполнять свои обязанности в самых сложных условиях современного боя, а не в статистических отчетах вузов!
Выходит так, что военные училища не очень-то заинтересованы в оставлении в своём распоряжении лучших выпускников. Для их пристраивания обычно слишком мало «теплых мест». Да сильные выпускники обычно и сами рвутся в войска, так сказать, на оперативный простор, где смогут себя показать в полной красе, а в перспективе стать генералами! Им теплые местечки в городах и вузах не по нраву!
Важнейшую роль в любом вузе, хоть в гражданском, хоть в военном, играет система контроля качества занятий, проводимых преподавателями. Но она не должна быть формальной, как в гражданских вузах обычно и бывает. Она должна работать принципиально, не затирая недостатки, но обобщая и широко распространяя передовой опыт лучших преподавателей.
В военной системе образования такая система контроля есть. Она не идеальна, и всё же не позволяет халтурить пройдохам и лентяям, затесавшимся в среду преподавателей военных училищ и академий. Ведь, если честно, то училища и академии, это весьма «тёплая» среда, расположенная в крупных городах. Она привлекает многих офицеров, не желающих скитаться по далёким и глухим гарнизонам, желающим осесть в тиши и забыть о сапогах и грязи.
В штатских вузах – всё наоборот! Там, как мне удалось выяснить на собственном опыте, фактически нет ни подобной системы контроля занятий, ни элементарного контроля вообще! Я помню, сколько усилий мне понадобилось на кафедре одного из гражданских вузов, чтобы затащить к себе на формально запланированное показное занятие заведующего кафедрой и хотя бы половину преподавателей кафедры! Ведь положено присутствовать всем, не имеющим уважительных причин. Моя настойчивость для всех коллег оказалась неожиданностью, таящей в себе опасности для их будущего! «Это ещё зачем?! А потом ты ко мне попросишься, на мою же голову? Нет уж! Будем тебя тормозить!»
Ранее там такого, как затеял я, никто не практиковал, хотя я не понимаю, как можно проводить спланированное кафедрой показное занятие без присутствия на нём всех преподавателей и последующего принципиального обсуждения. Обсуждения и самого занятия и действий преподавателя, когда ему припоминают любое невыразительное слово, любую неубедительную формулировку, любое неудачное расположение плаката или разворот к обучаемым спиной, не говоря уже о не достижении учебных целей занятия.
При мне в военных вузах ко всему подходили весьма серьёзно и заинтересованно. Потому любой преподаватель, скверно знающий учебные материалы или неуверенно их излагающий, в военном вузе брался на карандаш до очередного контроля (один раз в год). Если же он опять показывал себя неудовлетворительно, то его, так или иначе, но с кафедры убирали. Это неприятно, но ведь не все способны преподавать на высоком уровне, что следует принимать не как оскорбление, а как аксиому!
Но на кафедре гражданского вуза качество занятий никого не волновало. Ни заведующего, ни старших преподавателей, никого вообще! Всех устраивало гнилое болото – лишь бы воду никто не мутил, не мешал жить без волнений!
Бабушка мне будто о такой организации труда и говорила, усмехаясь: «Пустили козла в огород!»
Так вот! Подполковник Гамазов преподавал нам «Теорию полёта». Это та, можно сказать, звёздная наука, которую начинал разрабатывать ещё Константин Эдуардович, узнаваемый теперь, как мне кажется, всюду по имени-отчеству, потому фамилию его не называю!
Правда, ещё одного ученого мирового масштаба, впервые рассчитавшего все космические скорости и очень много сделавшего для нашей и мировой космонавтики, Ари Штернфельда, даже мы, ракетчики, в своё время не слышали.
Видимо, кто-то решил, будто знать о нем нам не стоит! Что скрывалось за таким решением? Может, его еврейство польского происхождения? Или учеба в престижной парижской Сорбонне? Да! Было у Ари и такое! Он, одиночка, вырвавшийся на просторы только зарождающейся ракетной теории и практики, лишь в середине тридцатых годов эмигрировал в СССР, да и то в виду полной не востребованности этой науки на просвещенном якобы Западе.
Теория полёта – это та самая наука, которая оперирует всевозможными углами рыскания, тангажа, вращения, углами атаки, космическими скоростями, устойчивостью и неустойчивостью полета, управлением летательными аппаратами переменной массы и так далее.
Поначалу всё это оказалось для нас полным кошмаром! Но ничего! Скоро нас многому обучили! Со временем всё, что требовалось в будущем, улеглось и в наших головах!
А каждое занятие подполковника Гамазова было действительно блестящим! И, надо сказать, его горячее стремление нас образовать как можно лучше даром не пропало. Он действительно многому нас научил. И потом мы вспоминали добрым словом и его великолепно отработанные занятия, и его самого.
85
А чего стоит такая учебная дисциплина, как топогеодезия! Это же удивительная наука. Она не обходится без мощной научной подкладки, без математики, без сложных оптических приборов, без специальной геодезической сети везде и всюду, без утомительных перемещений по пересечённой местности от одной точки измерений до другой. Да, мало ли без чего?!
Серьёзная наука! Говорю это без натяжек! И совершенно необходимая артиллеристам и ракетчикам. Им без неё – прямо-таки, никуда не попасть! Каждый выстрел, каждый пуск ракеты требует сложных измерений на местности и сложных расчётов, иначе поразить цель, часто удалённую на сотни км, практически невозможно!
Мне врезался в память наш самый первый буссольный ход. Занятие тогда проводил полковник Пущай. Он служил на кафедре топогеодезии и тоже запомнился мне наилучшим образом.
[justify]Календарь в
