Уже в более поздних разговорах мы с тобой оценили твоё везение, как заботу о тебе самой судьбы! Но это надо пояснить.
Когда ты с небольшим чемоданчиком и неподъемной сумкой, в которой провезла для меня через полстраны знаменитую чарджоускую дыню и туркменский чудо-виноград, вышла из поезда, на убогом перроне Воткинска к тебе подошёл неизвестный мужчина приятного вида:
– Вы Людмила Васильевна? – спросил он вежливо и, видимо, уже хорошо знал, что не ошибся.
– Да… – проронила ты, полная удивления.
Действительно, странно! Кто в этих далёких краях мог знать тебя, да и этого человека ты прежде не встречала!
– Не волнуйтесь, Людмила! Можно так к вам обращаться? Ваш жених меня предупредил, что вы можете приехать сегодня. Я даже обратный билет в Казань на вас уже заказал. Вместе со всеми.
– Так кто вы, всё-таки? – спросила ты с недоверием.
– Большунов! Рэм Петрович Большунов! Руководитель практики большой группы курсантов, в том числе, и вашего жениха. Я ваш разговор с девочкой случайно подслушал, поскольку сидел рядом. Вот какие случайности бывают в жизни! А говорят, будто такое лишь в кино показывают! А теперь, Людмила, держитесь за меня изо всех сил. Автобусик до города здесь ходит маленький, а желающих предостаточно. Придётся брать его штурмом! Давайте мне ваши вещи.
Ты запротивилась, опасаясь, что пострадает виноград.
– Все вещи давайте мне! Все давайте! Вам с ними в автобус не пробиться!
Героизм тебя покинул, когда ты увидала, как давно перекошенный «Пазик» уже отчаянно атаковали недавние пассажиры узкоколейки. Смотреть на это было страшно. Ты сразу оценила, что шансов попасть вовнутрь и, тем более, доехать до меня, у тебя мало.
– Нет! – испуганно отказалась ты. – Нет! Я на следующем! Я не смогу локтями, как они!
– Всё равно придётся! Следующего не будет! Только держитесь за меня! Нам обязательно надо втиснуться!
– Тогда я в зале ожидания посижу…
– Да, нет здесь никакого зала ожидания! Здесь весь вокзал состоит из билетной кассы, но и она на ночь закрывается! Пойдёмте же скорее, иначе нам придётся худо! В этих краях до такси, видимо, не додумались!
Рэм Петрович, основательно нагруженный твоими вещами, подталкивая тебя, что было сил, как-то вдавил тебя в автобус и втиснулся сам. Всмятку вы добрались до места. Более всего пострадал твой красивый зонтик, остававшийся в руках. После того путешествия он ремонту не подлежал. Пришлось выбросить. И виноград сильно помяли, но свой вкус он сохранил! Это отметили все наши ребята. Оно и понятно, ведь с туркменским виноградом другой просто не сравнится!
Потом мы иногда обсуждали твою прошлую ситуацию, пытались представить, что могло произойти, если бы не случайная встреча в том вагоне с Рэмом Петровичем?
Когда я один думаю об этом, я ощущаю свою абсолютную беспомощность перед той устрашающей неизвестностью, которая могла тебя поглотить. Боже мой, ты, конечно же, в тот автобус сама втиснуться не смогла бы. Даже не попыталась бы! Значит, осталась бы? Но где? Рядом ни жилых домов, ни привычного множества нормальных людей. Ты бы оказалась одинока как тополь на Плющихе, у всех на виду. У кого именно? И очевидна была бы твоя абсолютная беззащитность. Было бы ясно каждому, что в тех местах ты оказалась случайно, ничего вокруг не знаешь, не представляешь на кого можно опереться. Одним словом, типичная ловушка. Всякая нечисть на вокзалах именно таких людей, беззащитных и растерявшихся, и ищет для того, чтобы якобы предложить им свою помощь.
Дальше моё воображение приводило меня в такой ужас, что я от безысходности впадал в транс. Я не мог даже мысленно перенести того, что рисовало моё воображение. Ведь ты была совершенно беззащитна в опаснейших обстоятельствах, о которых я в тот миг и не догадывался, и потому нисколько не волновался за тебя, балбес. Я не знал, насколько сильно ты нуждаешься в моей защите, и даже не чувствовал этого на расстоянии. Где она, эта самая телепатия?
В тот момент я ничего не знал! И моё преглупое сердце ничего не подсказывало! Криком не кричало! А ведь должно было, как говорят! Может, промолчало сердце потому, что ты сама в те минуты не волновалась и мысленно не призывала меня на помощь!
Одно я знаю, если бы с тобой тогда что-то случилось, то я не только не простил бы себе своей тупейшей беспечности, но и жить дальше с такой виной не смог. Это уж точно! С таким грузом жить невозможно! Он всё равно задавит!
Потом я не однажды вспоминал ту опасную для тебя ситуацию и никак не мог понять, почему в те дни, в которые ты могла приехать, мои мозги совсем отключились? Почему я даже не предполагал, что ты можешь приехать вот-вот? Почему даже не догадывался?
Какой же я, всё-таки, дурень! Мне следовало отпрашиваться с практики, изворачиваться как угодно, но обязательно встречать каждый поезд из Ижевска до тех пор, пока не встречу тебя, а я… Почему я не додумался до столь простого и правильного решения? Не понимаю! Что задавило моё соображение? Наваждение? Гипноз? Нет, конечно! Никому это не было нужно! Я просто болван!
Но, Боже мой, передай, если можешь, мой низкий поклон нашему ангелу, прекрасному человеку и отличному преподавателю Рэму Петровичу Большунову! Передай за его чуткость и, в общем-то, за вполне заурядный мужской поступок, но так много значивший в нашей с тобой, Людок, жизни!
87
Ну, вот! Мою память, наконец, раскочегарило! Вспомнился ещё один интересный преподаватель. Признаюсь, что встречаться с ним даже в мыслях мне совсем не хотелось. Не хотелось вспоминать и связанные с ним неприятности, но придётся, коль уж та история опять сама собою навязалась!
С тем преподавателем у меня случился неожиданный и совершенно необычный конфликт. Но видит бог, не я его разжёг. Я лишь оборонялся.
Наш новый преподаватель представился нам подполковником Абдразяковым. Потом он весь семестр вёл практические занятия по системам управления штатных ракет и казался (на наш взгляд, разумеется) человеком технически грамотным, знающим свою дисциплину и материальную часть ракет назубок.
При этом его отличала неизменная уравновешенность и снисходительный юмор. Такой, знаете ли, свысока. Он не упускал случая, чтобы продемонстрировать нам то ли свою гипертрофированную самоуверенность, то ли самодовольную браваду. Зачем это нам? Но, как ни странно, даже такие качества в наших глазах обращались в его достоинство. Можно было предположить, что он везде и всюду остаётся хозяином положения. И привык из любых ситуаций выходить победителем. Именно это всем своим видом он и внушал своему окружению.
Возможно, он действительно всегда был хозяином положения. К тому же старшекурсники, удовлетворяя наш предварительный интерес о преподавателе, мол, чего нам от него ждать, по своему прошлогоднему опыту намекали, будто он – кум королю. Зять высокого партийного начальника. Не знаю, правда ли то, поскольку ни я, ни сам Абдразяков с нами этот вопрос не обсуждал.
В общем, подполковник Абдразяков как преподаватель нам вполне нравился. А почему бы нет? Объяснял он всё толково, подробно, последовательно, не мельтешил, следил за тем, чтобы мы успевали записывать. То есть делал всё, как и следовало, но часто, хотя всё казалось вполне уместным и достойным, он иронизировал или шутил, чем, впрочем, ещё сильнее располагал к себе.
Да и его учебная дисциплина сама по себе была для нас не только важной, но и весьма интересной. Это, разумеется, не его заслуга, но всё-таки объясняло, почему на занятия Абдразякова мы ходили с удовольствием.
Надо сказать, что на его кафедре перед нами действительно раскрывались удивительные технические решения, воплощенные в приборах, отвечающих за ориентацию ракеты в полёте, за ее устойчивость, за стабилизацию центра масс, за программный разворот. Многие те решения нас просто восхищали. Оно и понятно! Множество миниатюрных гироскопов, измерителей ускорений и измерителей углов, электронные реле времени, бортовые компьютеры, коммутаторы, посеребрённые и позолоченные контакты, ого!, чтобы со временем не окислялись… Это же так интересно!
И где мы могли увидеть столько ракетного оборудования, покрытого завесой особой секретности! Всё самое современное! Всё самое передовое! Но ведь и для нас на той кафедре проводилась не какая-то заурядная экскурсия – нам следовало всё досконально изучить для последующей эксплуатации ракет.
88
Нас, двадцатилетних мальчишек, тогда захватил мощный водоворот военного и научно-технического противостояния двух непримиримых общественно-экономических систем. И не углубляться в тот водоворот мы просто не могли. Ведь само противостояние очень многое определяло в нашей последующей военной жизни. Мы готовились встать на первых рубежах этого противостояния.
То, что могли запросто пропускать мимо себя студенты гражданских вузов и, тем более, студенточки, жившие совсем иными ценностями, становилось сутью нашей службы, всей нашей военной жизни. Мы старались вникать в международную обстановку и делать из неё выводов значительно больше, нежели кому-то на гражданке это удавалось.
Мы стремились знать всё, что происходило в мире, чтобы предугадывать события. Мы коллективно обсуждали и анализировали возникавшие в мире острые ситуации. Кроме того, для нас еженедельно организовывали очень толковые политические информации, сейчас я назвал бы их аналитическими.
Мы старались глубже вникать в существо войн, которых в мире тогда велось немало, но преподаватели на них почти не останавливались, работая с нами по не слишком оперативной программе. Разве только по собственной инициативе делились своими соображениями или, отвечая на наши вопросы. Это было упущением воспитательной системы, мы ведь тоже готовились воевать, и нам полагалось знать о современных войнах шире и глубже.
В те годы политическая ситуация в мире часто обострялась и, можно сказать, даже разнообразила нашу жизнь, часто делая ее весьма неспокойной. То где-то там что-то случилось, то здесь нечто заварилось, а завтра ещё где-нибудь на нашей планете прорвёт!
Чего только не происходило! Я и теперь многое помню, будто всё случилось вчера. Может, в это трудно поверить, но если напрягусь, могу восстановить основные события, которые определяли ситуацию в мире в каждый год моей учёбы, то есть с 67-го по 72-й годы. Может, теперь слегка перепутаю даты, но в месяцах вряд ли ошибусь. Тем более, хорошо помню года. Они связаны с моими переживаниями, размышлениями, прогнозами и ошибками.
В общем, разное со мной происходило, потому сегодня даже интересно проверить себя. Неужели ещё живёт во мне пережитое когда-то восприятие событий или всё переосмыслено? Или смысл тех событий вообще утрачен?
Итак, вспоминаю, так сказать, на спор с самим собой! Ха, ха!
[justify]Начну с
