Никто не знал, как на это реагировать, а полковник Пущай продолжил:
– Вот вам, ребята, одна маленькая правда о войне! Но она настоящая! Она сразу переворачивает многие представления о войне, потому многие ее знать и не хотят! Ну а фронтовики большей частью, как молчали, так и молчат! Ведь они не в силах объяснить самое главное! – сказал полковник и опять замолчал, подбирая слова, что ли?
– Во-во! В чём же оно, это самое главное? – ещё сильнее напряглись мы.
– Да, в том! – теперь уверенно и громко произнёс Пущай. – Что нечем бывает фронтовикам, даже истинным героям, хвастаться! Почти на всех есть чужая кровь! А от этого жить им страшно. Очень страшно! И не только по ночам! Почти каждый виновен, хотя бы косвенно, в гибели своих товарищей! Казалось, мог спасти кого-то, а на деле-то не вышло! И у всех, хоть короткое, но собственное малодушие случалось! И нестерпимое желание выжить, тоже никого не покидало! А уж оно само искало любые выходы! Не всегда героические, не всегда достойные. Разве об этом всем расскажешь? Теперь мне кажется, сколько людей тогда выжило, столько новых искалеченных судеб и появилось! Вроде бы им радоваться надо, что повезло в живых остаться, да память эту радость омрачает! Столько всякого война наворочала, что лишь в кино выходит красиво! Такая уж она, война, знаете ли, пакостная штука, что трудно понять, чему на ней и после нее следует радоваться! – остановил себя полковник, уже заметно волнуясь.
Все смотрели на него, не отрывая глаз, молчали и что-то в своих мозгах переваривали.
Полковник оголил наручные часы из-под длинного рукава шинели и удивился:
– Видать нас совсем забыли!? Вот вам и пример правды, прямо как на фронте! Не могли ведь забыть, но забыли! Всех бросили в поле на произвол судьбы! Вечером машина не пришла – мы с этим как-то справились, так ее и утром нет! Что у них там произошло?
– Может, ещё придёт! – успокоил всех Клименков.
– Да, беда же не в том, что машины до сих пор нет! Беда в том, что она опоздала! Опоздала! А за такое опоздание люди на войне кровью расплачивались! Но там причины чаще были веские. Там многое зависело не от нас, а от немцев, которые умели мешать, поскольку умели воевать. А если было иначе? Если сами знают, что виноваты? Кто же потом таким как вы расскажет, как он своей забывчивостью или халатностью людей погубил?! Вот и машина была обязана в 6.30 приехать, чтобы вы успели до завтрака сдать на кафедру полученное вчера имущество, позавтракать, а уж потом отдыхать до обеда, и далее – по распорядку дня. Сейчас как раз 6.30, но ни одна машина, сколько видит глаз, в нашем направлении не движется. А время-то вышло! Считайте, наш враг победил!
– Подождём! Мы ещё всюду успеем! – послышались реплики.
– Нет, товарищи курсанты! Ждать мы не будем! Надо действовать! Старший сержант Панкратов! Взводу разобрать имущество и приготовиться к пешему маршу в училище. Расстояние до города – 28 километров. Малый привал будет через каждый час движения. На пять минут. Проверяйте людей, имущество и выдвинемся на маршрут!
– Есть, товарищ полковник! Взвод, в две шеренги становись…
– Однако круто нас полковник отгоризонтировал! – крякнул кто-то недовольно. – Не лучше ли подождать, спокойненько перекурить до приезда машины? Не навсегда же нас здесь оставили, чтобы мы тут корни пускали!?
– Помолчите! – приструнил замкомвзвода. – Оставаться здесь без дела нам ни к чему! Почему нас забыли, мы в училище разберёмся! А сейчас, всем разобрать имущество, привести его в походное положение! Командиры отделений! Всё проверить и приготовиться к построению в походную колонну. Имущество, полученное на кафедре топогеодезии, старшие групп будут сдавать лично. Разойдись!
Запоздавшую машину мы встретили по пути, уже прошагав в течение двух часов что-то около десяти километров.
Надо сказать, что некоторые обстоятельства той ночи и последующего марша нам очень помогли понять «ногами», что такое военная жизнь, приближенная к боевым условиям. Одно дело – любые планы, и совсем другое дело – их выполнение или невыполнение! А понимание оказалось и поучительным, и надолго прочистило нам мозги от блаженных иллюзий и фантазий.
Когда все основательно устали, и кто-то предложил устроить еще один привал, полковник Пущай громко усмехнулся, обращаясь ко всем:
– Вот вам и маленькая война! Уставшие, измученные, голодные, не спавшие ночь, злые… Будете вы о такой войне с гордостью рассказывать, как настоящие победители или захотите забыть? Ваше дело! А для привала время еще не пришло!
Оставшись без ужина, прокладывая всю ночь буссольные ходы совсем не в тепличных условиях, вымотавшись сверх предела, мы тащили на себе тяжёлые буссоли в полном комплекте, дальномерные рейки, дополнительные аккумуляторы, личное имущество и шинели, без которых с подъемом солнца уже вполне могли обойтись! Но какой же солдат проживёт без шинели?! Хотя мы давно согрелись и даже вспотели от приличной физической нагрузки, но не прошли и полпути.
Только в 9.20 на дороге встретилась спешащая за нами машина. Развернув ее, мы на ней и въехали в училище.
Полковник Пущай попрощался с нами в строю, напомнив, что скоро в таком же составе мы встретимся на ночном занятии по прокладыванию уже теодолитных ходов, значительно более точных.
Мы с шуточками сдали топогеодезическое имущество, сразу на зарядку определили хилые аккумуляторы и отправились в казарму. В столовой, как и положено, для нас оставили расход, то есть нашу еду. Разумеется, только завтрак (остальное столь долго хранить запрещалось), который для всех по распорядку дня закончился полтора часа назад.
Пока Генка Панкратов докладывал в канцелярии начальнику курса капитану Титову о наших приключениях, мы успели скинуть шинели, умыться и присесть на свои прикроватные табуретки, втянув натруженные ноги. Всё-таки, мы основательно устали за это время.
Наконец Генка появился. Он сообщил, что до обеда всем разрешено отдыхать лежа, поскольку именно такой отдых для нас и был запланирован по расписанию.
«В общем, – скомандовал он, – отбой до 14 часов! В нашем распоряжении почти два часа!»
Думаю, остальное не стоит чьего-то внимания. Ведь итак понятно, что наша жизнь и далее продолжилась в правильном направлении, не нами заданном!
Но я помню, что полковник Пущай, которому мы были искренне благодарны за науку, кое в чём всё-таки ошибся! Мы совсем не стыдились ни нашего с ним ночного занятия, превратившегося из-за некоторых случайностей в приключение, ни своих ролей в этом занятии. Ведь мы учились воевать без поблажек!
Именно таким образом мы нарабатывали нужный нам практический опыт! Спасибо за это и вам, товарищ полковник!
А до меня только теперь дошло! Это через пятьдесят-то лет! Я вдруг ухватил смысл того, что, пожалуй, хотел донести до нас полковник Пущай.
«Вот, глядите, товарищи курсанты, не пришла за вами машина! Это сорвало вам ужин. Утром опять же из-за отсутствия машины нарушено учебное расписание. Для вуза – это ЧП! Тем не менее, как только по моему рапорту начнётся служебное расследование, совершенно все окажутся ни при чем! У всех найдутся уважительные причины, чтобы остаться в стороне! Но машины-то не было! Занятие сорвано! А виновных всё равно не установят! Все выкрутятся! А вы спрашиваете, почему фронтовики молчат!? Так же и на фронте случалось – виновные не только не отвечали ни за что, но ещё и награды получали! Потому что кому-то наверху так было удобнее, нежели копаться во всяком дерьме!»
Может полковник силился до нас донести, что аналогично тормозили истину всякие жуковы и прочие с ним генералы-пораженцы, не верившие в способность Красной Армии победить, потому намеревавшиеся сдаваться в плен. Ведь это из-за них начало войны стало для СССР столь трагичным! Они были преступниками и по военным законам и по советским! И сами генералы это хорошо знали!
Это из-за них немцы смели 22 июня основное препятствие на главном направлении удара – опасный для них в сражении, но мирно спящий Западный Особый военный округ. Из-за некоторых генералов этот округ так и не был приведен в полную боевую готовность, не стал Западным фронтом и был полностью раздавлен.
Генералы потом оправдывались, будто не получали директивы. Это – конечно же, ложь во спасение! Но пусть даже так! Тогда почему же в готовность были приведены другие округа, находившиеся даже на второстепенных стратегических направлениях?
За доведение директивы и контроль ее исполнения отвечал лично Начальник генштаба. И если директива всё же не была выполнена, то виновен в этом только он, как бы там ни было! Он был обязан проконтролировать, заставить, исправить, но даже не пошевелился! Уже тогда его следовало отдать под трибунал. Вместе с генералом Павловым, командующим Западным Особым военным округом.
Всё получилось провально, конечно, из-за него, из-за Жукова! Это из-за его преступного и, скорее всего, умышленного бездействия не был приведен в полную боевую готовность Западный Особый военный округ! Ведь развертывание войск в соответствии с директивой его же штаба было самой главной и непосредственной задачей Жукова, как начальника Генерального штаба РККА. Он эту задачу завалил! А вдоль границ СССР, когда Западный Особый военный округ спокойно спал, уже изготовились для первого броска сто девяносто немецких дивизий! Как же трудно и с какой кровью пришлось их останавливать! Это удалось лишь в июле 1943-го!
Разве разгромное для Красной Армии начало войны могло произойти случайно? Разве могло организоваться само собой?!
Конечно, нет! Жуков, как мне представляется, именно так всё и спланировал, как оно произошло.
И, надо же! Семьдесят лет подряд народу загаживают мозги пресловутым вопросом – кто виноват в том, что произошло 22 июня?
А это и не требуется выяснять, ведь абсолютно ясно, кто? Все факты налицо! И истина лежит на поверхности, но она, по большому счёту, давно никого не интересует! Вопросы заинтересованных в истине лиц всегда повисают в воздухе без ответа. Почему так?
Но и без разговоров ясно, кто постарался, чтобы истину о провальном начале войны потом замолчали и утопили во лжи!
Конечно, тот, кто во всём и виноват! Тот, кто заинтересован в оправдательной для себя лжи! Тот, кто подло перекидывал свою вину на других! Тот, кто, заполучив высокие государственные посты, использовал их в своих интересах, чтобы силой государственных органов заставить молчать осведомлённых и честных свидетелей его преступления!
[justify]Оно и понятно! Чем ужаснее последствия, тем глубже прячут истину! Тем больше крови может пролиться, чтобы она не стала
