А мне сразу вспомнились курсантские витамины.
В нашем училище, чтобы о нем ни говорили из-за предвзятости, был настоящий культ учёбы. Почти никто из должностных лиц не имел права отрывать курсантов от самостоятельной подготовки. Считалось, будто курсанты в это время настойчиво занимались учебными делами, а уж чем в действительности, никого не интересовало! Тем не менее, по пустякам нас никогда не беспокоили, и мы по очереди бесстрашно сбегали на каток к девчатам, что-то читали художественное или писали письма родным и любимым. Не всегда, конечно, но время находили для всего!
Самостоятельная подготовка ежедневно начиналась после обеда и продолжалась до ужина. Кроме субботы и выходных. Но не бывает правил без исключений. В первую очередь это касалось так называемого дежурного подразделения. Оно тоже жило по общему распорядку дня, ходило на занятия, потом убирало территорию, обедало со всеми, но при необходимости затыкало собой некоторые аварийные «дыры», заранее не предусмотренные всякими планами и графиками.
Именно так однажды с нами и случилось. Пять человек из моего взвода, считавшегося в тот день дежурным подразделением, попали на разгрузку вагона воинского назначения. Среди пятерых оказался и я.
В тупике железнодорожной станции Казань-сортировочная нас уже дожидался обещанный крытый вагон с настежь распахнутой дверью. Мы догадались, что груз принят, коль пломбы сорваны, а нам оставалось лишь перекидать всё имущество в автомобиль, которого рядом не было. Зато там уже находилась женщина, обрадовавшаяся нашему появлению. Видимо, давно ждала.
Она назвалась провизором и на правах хозяйки груза поставила нам задачу:
– В первую очередь, ребята, чтобы не допустить штрафа за простой, надо освободить вагон. Всё разгружайте сначала на снег. А уже потом – в машину, которая должна скоро подъехать! И будете свободны!
В пустом наполовину вагоне оказались фанерные ящики и большие картонные коробки, в меру тяжёлые. Для пятерых – не столь уж много работы.
Мороз под вечер набирал силу и, кажется, давно опустился ниже двадцати, потому затягивать своё дело мы не собирались. Распределились по точкам. Кто-то работал в вагоне, кантуя груз к двери и подавая его вниз, кто-то укладывал ящики на улице. Заодно и согрелись.
И хорошо ещё, что вовремя заметили, насколько сильно была деформирована одна из коробок, но ещё до нас. Причем при каждом толчке из нее вываливались аккуратненькие упаковочки с одинаковыми лекарствами. Женщину провизора, как ни странно, это не расстроило:
– А! – махнула она рукой. – Ничего, мальчишки! Переверните коробку на бок, чтобы больше ничего не высыпалось, а потом акт составим. Это же обычные витамины, причём, дешёвые. Было бы хуже, если дефицитные лекарства…
Немало упаковочек с витаминами уже валялось на полу вагона. Пару штук мы случайно раздавили сапогами. По полу покатились желтые шарики. Нам их стало жалко. Спросили провизора:
– Если скоро спишут, то, может, мы их попробуем? – спросил розовощёкий Толька Клименков.
Совсем недавно его, как донора, подходящего по группе крови, ночью увозили в госпиталь для прямого переливания крови какому-то подполковнику. Прямо в реанимацию. Вроде бы, больше пол-литра тогда взяли. Толян сам согласился, вечный доброволец, хоть куда! Потом, как и всегда после сдачи крови, ему дали и отдохнуть, и накормили до отвала сгущёнкой и конфетами.
– Да, на здоровье, ребята! – благословила нас провизор. – Ешьте, сколько угодно!
– Такой большой! – подколол Клименкова Толян Щуплецов. – А надеешься витаминками поправить подорванное вином здоровье?
– А почему бы и нет?! – запальчиво ответил Клименков и пару желтых шариков отправил в рот. – Сойдут! Кисленькие!
Не все разделяли его решимость. Мало ли что из этого получится? Всё-таки, лекарство – не конфеты.
– Неужели их можно много съесть? И не вредно? – не поверил Володька Ермаков.
– Ешьте, ребята! Ешьте, не бойтесь! – с доброжелательной усмешкой убедила всех провизор. – Это же витамин «П». Он вам только на пользу пойдёт!
– Неужели, сколько угодно? – продолжали сомневаться мы.
– Да, да! Ничего плохого не случится!
В общем-то, к этому времени наша разгрузка была закончена. Мы сложили ящики рядом с вагоном и ждали машину. А тем временем горстями разжевывали и рассасывали витаминки, гоняясь друг за другом, чтобы согреться. Особенно мёрзли ступни. Не рассчитывая долго работать на улице, мы прикатили на станцию в летних портянках, вот и пришлось энергично пританцовывать, чтобы не простыть.
Через десяток минут я почувствовал что-то неладное. Мне почему-то стало жарко, а руки сами собой потянулись к пылающим бровям. Они нестерпимо зачесались. То же самое началось на месте усов и подмышек. Следом воспламенилась грудь, затем и спина в районе лопаток!
Тайно от всех я почесывался, но всё сильнее беспокоился о причинах неожиданной чесотки и странного горения. «Прямо-таки жар! Воспаление чего-то? Неужели отравился этими чёртовыми витаминами?»
Подобную растерянность я заметил на лицах своих товарищей. Они тоже усиленно чесались и удивлялись, ничего не понимая. Меня это слегка успокоило. Выходило, не мне одному стало не по себе!
Скоро наши лица покрылись отчётливыми красными пятнами. Глядя на товарищей, я представлял, что такие же пятна выступили и на моём лице. Беда! Стало ясно, что мы отравились этими дармовыми витаминами. Перебрали, что ли?
Нас всех бросило в жар и от витаминов, и от осознания, что отравились. Мы даже шинели порасстёгивали, как и кителя, до голого тела, лишь бы проветрить запылавшие жаром организмы. Мы не потели, но всерьёз горели.
«Чертовщина какая-то! На нас эксперименты проводят, что ли?»
– Да, не волнуйтесь вы так! – успокаивала нас провизор, заметив общее беспокойство. – Это витамин «П» так действует. Это же никотиновая кислота! Скоро всё пройдёт!
В это почти не верилось, хотя какой ей интерес нас всех травить? Но настроение упало. Поскорее бы здесь закончить, и домой. Но машины всё нет.
Постепенно мы остывали, а вместе с тем проходило и беспокойство. Мы опять бегали, чтобы согреть ноги. На них витамины не действовали, ноги мерзли по-прежнему.
Генка Панкратов обратил внимание, что и женщина-провизор съежилась. Тоже замёрзла. Он посоветовал ей отогреваться в конторе по соседству. «Мы к этим ящикам никого не подпустим, не беспокойтесь! И хорошо бы вам заодно насчет машины ускорить, позвонить, узнать, что с ней стало. Может, ее сегодня уже не будет».
Получив разрешение от Генки, женщина с благодарностью убежала в тепло. В конторе всё равно всех не разместить, а то, хорошо было бы и нам туда. Если бы не пенсионный возраст хозяйки конторы, то мы, возможно, давно уместились бы там все, а так бегали отогреваться по очереди.
В бегах прошло ещё часа полтора. Много! За это время приходила пожилая весовщица-железнодорожница. Она, бурча, проверила пустой вагон, строго приказала нам вымести мусор и дала отмашку маневровому тепловозу, чтобы он откатил пустой вагон. А мы опять остались мёрзнуть, уже не рискуя согреваться никотиновой кислотой.
Машина за ящиками приехала только после девятнадцати часов. Мы стали ее загружать, а Генка метнулся в контору, откуда связался с дежурным по училищу и попросил срочно прислать за нами машину.
Дежурный по училищу Генку расстроил. Оказалось, что прежняя дежурная машина, которая нас на станцию и привезла, уже отработала своё и ушла в автопарк, а новая недавно повезла ужин караулу на гарнизонную гауптвахту. Стало быть, только часа через два будет у нас!
Генка взвыл от отчаяния:
– Товарищ полковник! Мы здесь почти околели! До приезда вашей дежурной машины мы не доживём!
– Ничего не могу поделать! – ответил дежурный. – Как только, так сразу!
Тогда Генка пошёл ва-банк:
– Хоть подтвердите потом, что мы водкой здесь не баловались, а только согревались!
– Вы что, товарищ сержант? У вас там мозги совсем переморожены?! – закричал в трубку полковник. – Какая водка?! Я вам так подтвержу…
Генка положил трубку и засмеялся:
– Может, хоть теперь ускорит?
Машина пришла очень скоро. Мы не успели погибнуть! Но по приезду дежурный по училищу потребовал нас к себе. Проверял, не пьяные ли мы, но сразу во всем разобрался, чертыхнулся, потом рассмеялся и нас отпустил.
Время ужина давно закончилось, но дежурный по курсу оставил нам так называемый расход. Мы знатно поели на ночь и отправились в казарму.
Вечерняя поверка закончилась совсем недавно. Народ активно готовился к отбою, расхаживая в неглиже, по крайней мере, наполовину.
Кто-то из курсантов, особенно ценивший время сна, не мешкая, сразу же свалился в койку, и через минуту спал, не обращая внимания на шум. Кто-то спешил в умывальник, чтобы поплескаться ледяной водой по пояс. Были у нас и заядлые моржи! Кто-то подшивал свежий подворотничок на завтра, кто-то гладился или чистил сапоги. Ведь на снегу пыли нет, потому сапоги зимой пачкались, в основном, от пола, постепенно становясь красными из-за мастики. Но чистить их приходилось не каждый день, не то, что летом!
В Ленинской комнате любители «забивали» места напротив телевизора, чтобы посмотреть «как живут нормальные люди». В большом казарменном классе несколько человек уже вращали рукоятки трескучих арифмометров «Феликс», рассчитывая систему охлаждения ЖРД для курсового проекта. Кто-то рядом терзал иностранные тексты, накапливая переведенные на русский язык «тысячи знаков» для зачёта, и периодически чертыхался по-русски.
Нас, едва появившихся в казарме, заинтересованно расспрашивали, где мы пропадали до отбоя в такой мороз? А мы щедро делились с желающими витаминами, которыми набили карманы шинелей. Народ с благодарностью получал дармовые конфетки и, довольный, расходился.
Но через несколько минут наиболее чувствительные стали нас атаковать:
– Вы что нам дали? – таращили они глаза. – Не спятили ли, случайно? Не отравили? Ведь чешется всё, как от вшей! Тело гаром горит!
Мы их успокаивали, подавляя свой смех:
– Это ничего! До завтра пройдёт!
Постепенно всё большая часть народа залетала в наш кубрик с крайне встревоженными и раздраженными физиономиями:
– Это шо? Покушение? Мы все в красных пятнах! Отравили, гады? А ну, подъем! Будем вам морды мылить!
– Завтра! Если сами до утра доживёте! – отбивался я.
Перепуганная публика начинала закипать. Приходилось ее успокаивать:
[justify]– Ничего-ничего, ребята! – объяснял, в основном, я, поскольку моя койка располагалась у самого входа в кубрик, и мне претензии предъявлялись в
