– Лыжню!
Тут уж я предусмотрительно отполз в сторонку, насколько смог, и всё же одна палка задержалась на лыжне. Слышу её прощальный хруст... А с одной-единственной палкой рекордов не поставишь! Пока снег с ушей стряхивал, слышу очередное приближение тяжелого дыхания и протяжный срывающийся от напряжения вопль:
– Лыжню-ю-ю-ю!
Ну, думаю, если каждому благоприятные условия создавать, то до финиша мне вовек не добраться. Не пущу больше никого! Какая всё же несправедливость! Знает ведь, что сильный обязан помогать слабому, а сам слабого третирует! Несправедливо!
Пока я искал правду в происходящем за моей спиной, получил новый пинок в зад и насыщенное эмоциями пожелание.
Я опять зарылся в снег. И обе лыжи воткнулись в него же крест-накрест! Откатившуюся далеко шапку пришлось подтягивать единственной палкой, встав на колени. А в шапке поместилась жменя снега!
Да что же с этим поделаешь? Большой спорт, это вам не физкультура! Он всегда такой! Сильных выжимает, а слабых засушивает! Слабаки большому спорту не интересны! Я бы ещё точнее сказал: слабакам большой спорт не интересен! Им место на трибунах! Пусть глядят, пусть свистят, шумят и мнят себя такими же неумными, но полными сил спортсменами, будь им всем неладно! Но мне-то зачем с ними?
Не стал я тогда на весь мир обижаться, хотя немало набрал для того оснований, натянул шапку с остатками снега и уже задумал вернуться на лыжню, да только сзади опять знакомое… Ну, сколько можно людей с дороги сбивать?!
В общем, я случайно очутился в той своеобразной очереди, в которой все меня гоняли по своему разумению. Видимо, своего места мне в той очереди иметь не полагалось!
Однако и я был не лыком шит! Как-никак, а часть дистанции прошлёпал самостоятельно, значит, кое-что на ус намотал, чему-то научился в непростом лыжном деле!
А вот и заветное слово в моих глазах зарябило. Оно на длинной красной растяжке крупными буквами привлекает – «Финиш», видимо, для тех, кто до сих пор не догадался, куда его занесло. И уже оркестр своей мазуркой по ушам дубасит. Метров сто мне, пожалуй, осталось. Или двести? С непривычки не понять.
Тут-то я с испугом и сообразил, что слишком рано финиширую. Очень уж странно это будет выглядеть, если учесть технику моего передвижения! Не ровен час, судьи решат, будто и я раненный лось! Кто их знает? Но кто же в здравом уме поверит, что на первый разряд пробежал тот, кто едва ногами сучит? Разоблачат и опозорят!
И что мне, в общем-то, оставалось в той ситуации делать? Не задний же ход включать?! Вот я и продолжал пилить, правда, всё медленнее, отталкиваясь единственной палкой, как битый француз.
Тем не менее, к финишу и к своему позору я приближался непомерно быстро. Беда пугала меня своей неотвратимостью! Но и отсидеться больше было негде. Всё на виду! Хоть обратно лыжи разворачивай или в снег с головой закапывайся!
Оглянулся я и с последней надеждой на чудо, вижу, что меня догоняет большая группа наших ребят. Тогда и пришло ко мне спасительное решение. Под прикрытием нагнавшей меня группы я стукнул себе по переносице ребром ладони, да, видно, пожалел.
«Когда не надо, кровь сама хлыщет, а теперь не допросишься! Больно бить по замёрзшему носу, но как же иначе? Иначе – только позор!»
Стукнул ещё раз. Кровь хлынула, горячая и солоноватая! Всё хорошо! Этого достаточно!
И принялся я ногами елозить по лыжне, изображая ускоренный бег. В итоге даже приноровился, заскользил слегка, но финиш приближался с фатальной неизбежностью. Запрокинул я голову назад, чтобы кровь сэкономить, но когда оркестр в мою честь загремел, дернулся-таки на радостях и опять в своих же лыжах запутался. Однако вскочил, будто куда-то опаздывал, и давай ногами по лыжне стучать! Рвусь к финишу, будто злой пёс с цепи сорвался! Оркестр мне помогает, громко по ушам дубасит, может, только для меня одного! Кажется, добился-таки я и почёта и уважения!
И даже сзади больше никто мне не мешал. Давно бы так! Никто не рявкал в спину, чтобы освободил ему лыжню! Никто не суетился! Потом мне объяснили, что перед самым финишем лыжню можно не уступать.
Каких-то метров десять я не дотянул до своего триумфа и опять, зацепившись за лыжную палку, рухнул, весь в крови. На встречающих, вижу, это произвело задуманное мной впечатление: «Умирает, но не сдаётся!»
Меня торопливо подняли, довели под руки до финишной черты и зафиксировали почти рекордное время за все мои последующие лыжные кроссы в Казани.
Сразу подбежал озабоченный санинструктор. Уложил он меня на матрас вдали от финишной суеты, сунул нашатырь под нос, ваткой со спиртом удалил кровоподтёки. Всё сделал, как ему и положено!
Слегка отлежался я на санитарном матрасе, пока интерес ко мне не угас, а потом заковылял к большому армейскому термосу, чтобы горячего чайку хлебнуть. Очень уж хотелось. Только тогда и заметил, что согрелся. Странно, но даже пальцы отошли! Чудеса, да и только! Может, кровопускание помогло? А как теперь проверишь? Но самое главное, что именно оно смыло мой позор! Из-за пролитой крови никто не воспринимал меня как дезертира, беспомощно сошедшего с дистанции! Никто не упрекал, что я схалтурил! Никто меня не расстреливал! «Ведь дотянул, бедолага, до своего аэродрома, хотя подбит и ранен!»
Когда наш взвод собрался на финише в полном составе, когда все отдышались и чайку пивнули, захотелось нам домой, захотелось в свою тёплую казарму.
Стали собираться. Просунул и я одну лыжу в крепление другой, как все это делали, туда же пристроил сохранившуюся палку, а тут, как раз, старший лейтенант Володин построение объявил.
Вижу, он, нет-нет, да глянет в мою сторону. Сначала я думал, будто он беспокоился о моём здоровье, о пролитой в лыжном сражении крови, но скоро догадался, что всё совсем даже иначе, ведь слишком хитро командир взвода улыбался!
«Теперь точно опозорит! – думал я. – Потом никогда не отмоюсь!»
Сержант Панкратов доложил Володину о наличии людей в строю и о готовности взвода к возвращению домой. Володин по-доброму усмехнулся, поздравил нас с первым крещением, добрыми словами смягчив строгости военных ритуалов, и объявил, что одно хорошее дело нами уже сделано! И хотя окончательных результатов забега пока нет, но уже ясно, что все постарались на совесть! Не уронили ни честь взвода, ни свою собственную!
– Помните, – добавил Володин, – как я вам перед стартом приказывал кровь из носу, но первый разряд сделать… И кое-кто это воспринял чересчур буквально!
Наши ребята, видевшие меня на финише во всей красе, засмеялись, а командир взвода продолжил, одобрительно глянув в мою сторону:
– Прекрасный дебют! Едва первый разряд не выполнил! Такими темпами мы скоро и мастеров наделаем!
Теперь все поглядели на меня, понимая эту похвалу каждый по-своему, а я совсем растерялся. «Какой уж там первый разряд, если за бугром отлежался! Скоро кафедра физподготовки предоставит списки тех, кого так и не дождались на повороте, и об этом узнают все! Тогда, как говорится, что скажут в коллективе!? Какой позор!»
– Сержант Панкратов, ведите взвод в казарму! До обеда можно приводить себя в порядок и отдыхать! – скомандовал Володин.
По приходу мы расслабились, занявшись своими делами. Я подгадал момент, когда из канцелярии вышли все, кроме самого Володина, и постучался:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите войти?
– А! Герой дня! – с улыбкой приветствовал меня командир взвода. – Проходи! И садись поближе! – пригласил он. – Кровь-то перестала идти? Часто у тебя такое?
Я не стал садиться и отвечать на его вопросы, а сразу взял быка за рога:
– Товарищ старший лейтенант, я вас обманул… Я на развороте не отмечался. Не добежал… – моя воля с каждой секундой размягчалась, но всё-таки я свалил с себя невыносимую тяжесть.
– Я это знаю! – подтвердил Виктор Александрович, не проявляя эмоций, будто мои слова вообще не имели никакого значения.
– Тогда зачем вы так… Ещё и героем обозвали!
– Ты садись… Садись к столу! – опять пригласил командир взвода и продолжил, видя, что я не шелохнулся. – Ладно уж, стой, если не устал! – я дернулся от его насмешки, с чего же мне было уставать, но он примирительно махнул рукой. – Ты же из города Байрам-Али призывался? Там ещё наша 111-я ракетная бригада дислоцируется! Верно? И в Каракумах лыж, конечно, никогда не видел? Так ведь? Вот я и подозреваю, что ты в пустыне мог на верблюдах кататься, но только не на лыжах! Так?
У меня отлегло. «Он всё правильно понял!»
– В общем-то, и на верблюдах не пришлось! – засмеялся я.
– И в этом, значит, не повезло? – весело среагировал командир. – Пустяки! Ещё наверстаешь! Я думаю, что сегодня тебе достаточно и такого результата! Первая пристрелка часто бывает неудачной! – утвердительно произнёс Володин. – Не унывай! Наша служба всему научит! Но к лыжам и к морозу привыкать придётся! Надо закаляться! Сегодня всего-то пятнадцать градусов, но скоро ударит двадцать пять. А потом и сорок пять, но бегать на лыжах по плану всё равно придётся! А ты этого не пугайся – многие на моих глазах к морозам привыкали. Сам ведь знаешь, сколько твоих товарищей из Краснодара в училище поступали, из Нальчика или Ставрополя, где зим тоже не бывает, но полгода обычно хватает всем, кто по тёплым щелям не прячется! Значит, и тебе хватит! Сам-то как думаешь?
Я неопределенно пожал плечами, но с тех пор уже знал, как мне быть дальше.
47
Надо сказать, что самый обычный зимний мороз я считаю весьма важным фактором существования человечества. Он в жизни людей многое определяет, а не только одежду и отопление. Говорят даже, будто наши деревья, сбрасывающие листву осенью и посаженные в теплых краях, без холодной зимы погибают. Так и с людьми бывает.
Впрочем, для людей, как и зимние морозы, важны и прочие обстоятельства, иногда ставящие любого человека в безвыходное положение, иногда заставляющие его действовать неистово в самом непривычном направлении. Эти обстоятельства способны из кого угодно сделать либо борца, либо низвести его до ничтожества, или вовсе вытеснить из жизни.
Но чрезвычайные обстоятельства проверяют не только тех, кто попался им под руку. Заодно они проверяют и совсем уж посторонних, как казалось поначалу, людей. И они тоже раскрываются. По-разному, но всё же раскрываются и оттого становятся более понятными.
[justify]Мне же под монотонный гул авиационных моторов сейчас вот что