Он часто заявлял о себе без тени стеснения, будто «он один сделал войну». Дело дошло до того, что его ближайшие коллеги, маршалы Конев и Рокоссовский, возмутились этим фактом и попросили Сталина приструнить Жукова, поскольку он приписывает себе славу победителя даже в тех сражениях, в которых не участвовал, чем позорит всех полководцев.
Тем моим фронтовикам, как я их тогда понял, маршал Жуков во всех известных им ситуациях казался крайне высокомерным, грубым и несправедливым. Особенно несправедливым, по их мнению, он был к офицерам и к генералам, которых при каждом посещении передовой старался снимать с должностей и отдавать под трибунал без веских на то оснований. Так часто и делал. И делал только для того, чтобы все боялись его заранее, едва заслышав фамилию. Тем более, чтобы боялись возразить Жукову хотя бы одним словом.
Получалось так, будто людей перед собой Жуков не видел. А если и видел, то не считал их достойными своего внимания. Будь перед ним красноармеец, офицер или генерал – это же не люди! Это всего-то материал, необходимый ему, Жукову! Материал для поля боя!
И Жуков каждым своим взглядом, словом и жестом властно демонстрировал, будто это он великий, ставший в силу своих неведомых заслуг вершителем миллионов судеб, оказавшийся вправе распоряжаться этим материалом, как ему вздумается. Высокие цели или интересы народа, оправдывающие великие жертвы, им даже не подразумевались. Будто ему всё дозволено! Будто над ним лишь бог, но и бог закроет свои глаза на что угодно, поскольку Жукову дозволено всё! Всё! Ему именно так представлялось, и поступал он всегда в соответствии со своими извращенными представлениями.
Но проходили годы, многое в жизни менялось, а я по-прежнему в глазах своего народа замечал абсолютное почтение к маршалу Жукову. Выходит, народ так ничего и не узнал! Так ни в чём не разобрался! Так ничего и не понял!
Впрочем, и та давняя Великая Отечественная война для народа осталась фактически засекреченной. Каждый видел в ней лишь свои или соседские беды. Даже фронтовики знали о войне лишь то, чему стали свидетелями, но не более. А всё остальное они тоже узнавали из книг, из кинофильмов, возможно, из справочников и «Историй», в которых всё было только о них, о генералах и маршалах! Всё об их подвигах! А где же прятался народ? А народ – он участвовал! Тоже участвовал! Но не о нём же писать и говорить, в конце концов?! О народе не интересно!
Чем дальше во времени мы удалялись от той войны, тем с большим почтением народ относился к Жукову. Образ этого государственного преступника постепенно канонизировали.
И дело было совсем не в том, что вокруг нас почти не осталось фронтовиков, осуждающих Жукова. Дело было в том, что даже наши фронтовики очень уж скоро замолкли. Боязливо замолкли! Глухо замолкли, увидев, что официальная пропаганда внедряет Жукова во все головы как героя! Фронтовики настолько испугались (были основания), что опасались вспоминать любую правду о войне. Да и правдой к тому времени почти все молодые (под влиянием пропаганды) стали считать неправду.
Остаётся только иронизировать! Уж не фронтовикам же с неправдою о войне бороться! Им это не по силам, они ведь люди маленькие! Настолько маленькие, что их и слушать официально никто не хотел, если они отступали от врученной им заранее бумажки. А на той бумажке была «правильная война». Та выправленная важными людьми война, которой в жизни своей фронтовики нигде не видели.
После снятия с должности Хрущёва (октябрь 1964 года) и появления Брежнева в роли Генерального секретаря ЦК КПСС маршала Жукова всё чаще превозносили уже официально! Хрущёв же после снятия Жукова с должности Министра обороны «похоронил» его для всех на даче, как в тюрьме.
При Брежневе Жукова сдержанно, но всё увереннее воспевали в кино, в книгах, во всякого рода льстивых рассказах маршалов, вроде Баграмяна! Того самого маршала Баграмяна, который ужом вертелся, лишь бы скрыть предательство, совершенное его командующим фронтом Кирпоносом в самом начале войны. Ведь Баграмян служил у него начальником штаба, а значит уже в силу своей должности и соответствующей ей компетентности не мог не понимать, не мог не видеть, что генерал Кирпонос пытался сдать свой фронт врагу (как сдал свою армию генерал Власов).
Не мог не понимать! И всё же помогал Кирпоносу, всё же подчинялся его преступным замыслам и приказам! А Кирпонос, разумеется, во всём делился со своим начальником штаба, с Баграмяном! По крайней мере, ставил ему задачи, которые Баграмян и решал! Посему выходит так, что не мог Баграмян не стать безусловным участником готовящегося преступления!
Конечно, Баграмян – государственный преступник! И всё же он сумел выйти сухим из своей же грязной воды. Сумел выйти и во время войны и после ее окончания и далее. Не зря же в народе говорили, что самый хитрый из армян, это маршал Баграмян! Народ знал ему цену, хотя многие подобное утверждение считали лишь удачно зарифмованной шуткой.
А многие солдаты и офицеры о предательстве знали. И как они должны были на это реагировать? Со всем соглашаться? Я думаю, что их выворачивало наизнанку от отвращения, но бороться за восстановление справедливости они не могли из-за совершенно проигрышного для них соотношения сил.
Лживые воспевания баграмянами Жукова и иже с ним, пожалуй, надёжно заглушили фронтовую правду и о Жукове, и о подобных ему «героях» с лампасами. После войны с их подачи в ход пошла совсем другая правда – правда самих генералов и маршалов, в которой они всюду выставляли себя безусловными героями.
Да и как могло быть иначе, если после убийства Сталина эти «герои», опираясь на свои влиятельные должности, заняли мощную оборону против тех, кто всё же пытался сказать правду о деятельности некоторых из них на фронтах. Высказать ее публично в своих книгах и фильмах, чтобы донести до народа. Ни у кого не получилось!
Сразу оговорюсь, чтобы сохранить объективность. В послевоенной жизни, почти спокойной жизни, очень не многие фронтовики осуждали Жукова хоть за что-то. Почти все они в нём заблуждались, но заблуждались честно!
Очень не многие вообще знали о Жукове хоть какую-то правду. А из-за давления на мозги лживой пропаганды, прошедшей цензуру уважающих Жукова генералов, относились к нему с великим почтением.
Да и как могло быть иначе?! Как-никак, целый Маршал Советского Союза! Да еще четырежды Герой! Разве для советских людей эти звания и награды не являлись безусловным доказательством подлинных заслуг Жукова? Разве этого мало? Потому даже малейшие сомнения в величии Жукова, которого в народе воспринимали частью непогрешимого Сталина, считались происками, направленными на подрыв авторитета великого полководца, да и самого Сталина. И не иначе!
Идти кому-то с истиной против столь убежденной в своей правоте силы, какой казались послевоенные народные массы, было не только страшно и опасно, но и бесполезно! Эту толщу даже самым горячим словом не прошибёшь!
Справедливости ради замечу, что иногда и при мне фронтовики из числа бывших красноармейцев или младших командиров не то что бы ругали, но прямо-таки боготворили Жукова.
Да! Встречалось и такое! Боготворили, хотя обосновать по моей просьбе подобное отношение к нему хоть какими-то аргументами они не могли. Они просто верили в то, что им внушили, а историю реальной войны они не знали и, чего уж теперь скрывать, и не собирались узнавать. Зато в них крепко въелась услышанная не однажды официальная пропаганда о войне. Потому иначе, как о герое, они о Жукове и подумать не могли, повторяя то, что видели в кино или читали в художественной литературе, но, не зная его существа! Я тоже, не скрою, прошёл этот бесславный этап незнания, но, слава богу, самостоятельно преодолел навязываемые мне заблуждения.
И теперь мне хочется сказать всем нашим людям:
– Уважаемые! Я объясню вам лишь то, в чём сам с трудом разобрался! Так вот! Знаете вы о фактической сущности Жукова или не знаете, это ваше личное дело. Более того, закон защищает это ваше право знать или не знать, потому вы не пострадаете никак, чтобы не думали или не говорили о Жукове. Можете высказывать любое своё мнение совершенно свободно. Однако если вы станете прославлять этого человека после того, как узнаете, что по своим деяниям он по факту являлся особо опасным государственным преступником СССР, то ваше восхваление преступника поставит и вас на одну с ним чашу весов. И тогда возникнет уже не вопрос вашего знания или незнания. Тогда возникнет вопрос о поддержке или не поддержке вами особо опасного государственного преступника.
Каково? Пусть неожиданно, зато верно!
И всё же тех сограждан (товарищами их не назову), которые после моего предупреждения всерьёз испугались за свою судьбу, я вынужден успокоить. Дело в том, что бы я ни говорил, но Жукова советским судом так и не судили, хотя он этого заслуживал. А поскольку по нашим лукавым законам только суд может признать человека виновным или невиновным, честным или преступником, тем более, особо опасным государственным преступником, то Жуков до сих пор считается честным советским гражданином. И, разумеется, четырежды героем.
И хотя это не соответствует ни справедливости, ни нормам морали, действующим в нашем обществе, но вы, восхваляя Жукова, можете за себя не волноваться. Никто вас за это не осудит. За исключением вашей совести, конечно. За исключением искорёженной ложью памяти вашего народа, лишившегося стараниями Жукова миллионов своих соотечественников, возможно, родителей ваших родителей. За исключением народа, осознавшего, что действиями Жукова и его подельников, он потерял свою настоящую советскую Родину.
Эта Родина перестала быть советской с приходом в СССР к высшей власти Никиты Хрущёва. По его указанию даже диктатуру пролетариата в Программе КПСС тихой сапой отменили. Её место в жизни, как и предсказывал Ленин, немедленно заняла диктатура буржуазии (партаппаратчики, руководящие работники министерств и ведомств, крупные руководители народного хозяйства, высокопоставленные работники профсоюзов, члены союзов писателей, композиторов и прочие). Но без помощи Жукова Хрущёв бы высшую власть в стране не захватил и социализм не разрушил!
Правда, официально гражданам советской страны про буржуазию ничего не разъясняли. Дабы не будить спящего зверя! Но об этом нужен особый разговор.
Я же сейчас (хорошо бы всем понять меня, заранее не обвиняя в очернительстве, в посягательстве и т.д.) не имею цели без оснований опорочить ни Жукова, ни вообще кого-то.
[justify]У меня цель иная, вполне справедливая. Во-первых, надо же когда-то восстановить справедливость по отношению к истинным героям и к простым
