лицами посетителей мужчин, женщин, буквально скрутив в рог своего командира к выходу из ночного ресторана «THE SNAKE KINGDOM». А еврейка танцовщица Гамаль Шаадим с директором Клайвом Мак-Харми, потащили гологрудую и растрепанную волосами, всю исцелованную мужскими слюнявыми губами этого темнокожего полукровки синеглазого черноволосого и кучерявого сорокалетнего бандита, мулата Оливера Макафферти. Брыкающуюся, остервенело, и бешено ногами, как ретивая лошадь. В припадке охватившего ее неожиданного пугливого безумия, Джудит Флоэрти. Опасливо сторонясь ее танцевальных на высокой шпильке каблуков туфлей. Как можно дальше из кучи дерущихся и за кулисы от перевернутых столов, поломанных стульев и битой на полу посуды, стаканов и бутылок.
И в это самое время стало, что-то происходить. Что-то, совсем уж не реальное и запредельное. Не свойственное, совершенно, этому грешному земному миру.
Внезапно остановилось все. Громкая восточная музыка и гулкий оглушительный стук барабанов. Свет, тени, сам воздух мгновенно загустел и стал неподвижным вместе с табачным белесым густым в нем дымом.
Внезапно остановилась также сама громящая весь ночной ресторан сумасшедшая мужская безумная жестокая драка. Просто все, кто был сейчас, здесь, замерли мгновенно на одном месте и застыли в разных причудливых позах. Мужчины и женщины. Водители грузовых и легковых автомобилей. Моряки, уволенные на берег с кораблей. Просто пьяницы и бродяги города. С разбитыми физиономиями в кровь и перекошенными от боли и пьяной злости лицами.
Что-то действительно происходило.
Все поглотила черная тьма. Свет, освещающий весь ресторанный большой сейчас окровавленный зал, погас. Взорвалось несколько, даже лампочек на импровизированной вверху сцене и в самом зале под самим потолком.
Джудит Флоэрти внезапно пришла в себя от нового охватившего ее всю потрясения. Ибо все вокруг замерло, остановилось. Замер в стоячей неподвижной как в магазине манекен, позе, держащий ее и волочащий обратно за кулисы и в гримерку ее хозяин и директор ресторана Клайв Мак-Харми. Ее подруга Гамаль Шаадим. Лишь только сама Джудит Флоэрти осталась прежней.
Она убрала с себя и со своего практически совершенно голого девичьего молодого смуглого в кофейном отливе нежной кожи тела руки своего директора и своей подруги танцовщицы Гамаль Шаадим, что стояла у нее за спиной и смотрела на нее, прямо ей в затылок своими карими широко открытыми еврейки глазами.
- Гамаль - произнесла Джудит, шепотом и напугано, уже боясь, чего-то, куда более жуткого, чем липкие от горячего сексуального пота, почти черные мужские руки и слюнявые губы этого Оливера Макафферти и еще раз произнесла своей замершей неподвижной живой куклой подруге – Гамаль. Подружка.
Танцовщица живота Гамаль Шаадим стояла как вкопанная на своих в танцевальных туфлях ногах. Не шевелясь, совершенно. И казалось, даже не дышала своей полуголой в золоченом танцевальном лифчике женской грудью. Ее сброшенные с плечей подружки голые смуглые, как и у Джудит в золотых браслетах руки, просто повисли неподвижно в самом воздухе. Она лишь смотрела застывшим взором своих карих глаз на нее Джудит и молчала.
Сейчас все, кто был и находился тут были похожи на неких магазинных манекенов. Даже торчащие в самих дверях, ведущих в гримерку на высокой сцене другие танцовщицы живота и беллидэнса Опра Карере, Кети Дэвидсон и Габби Салонне.
- Что это?- трясясь уже от охватившего ее всю страха, произнесла Джудит Флоэрти.
Внезапно раздался, какой-то пронзительный жуткий звук. Оглушающий и сотрясающий сам спертый, застывший ресторанный воздух, похожий на некий сплав, меняющего резкие тональности свиста, и скрежета металла.
И вспыхнул другой уже свет. Свет, из неоткуда. Со всех сторон. И как бы из самой темноты. Он и был порождением самой темноты и мрака.
Все это Джудит Флоэрти было очень знакомо. Из какой только жизни? Она не знала сама. Но, когда-то это все было с ней. Из иного измерения и мира. Страшного и жуткого мира. Мира боли и вечных пыточных страданий. Из которого, она сбежала. Сбежала совсем недавно. Так она сама думала.
Джудит, вдруг вспомнила, кто она. И кем была до этого раньше. Она была в самом сердце самого Ада. Она была Сенобитом. Прислужником демона и дракона Левиафана. Но ее возникшие внезапно отрезвившие девичье сознание ужасные мысли, развеял звон летящих по воздуху длинных скованных прочными металлическими звеньями цепей.
Цепи и кривые острые ловчие крючья, пронеслись, жутко звеня через весь полутемный ресторанный зал из одного края в другой, мимо побитых в ссадинах и крови замерших мужских лиц и в неподвижных позах дерущихся посетителей. Они не вонзились ни в одного из них, Ловко пролетая и огибая всех разом и каждого. В одну сторону и в другую в черную темноту и во все уголки большого ресторанного зала. А сама темнота стала еще гуще и плотней. Какой-то даже вязкой на саму ощупь и осязание. И Джудит ощутила это все с замиранием своего громко возбужденного сексуально стучащего женского в оголенной с торчащими сосками груди сердца. И в какой-то момент, показалось, что оно там, остановилось совсем. Как все вокруг.
Цепи пролетели сквозь весь зал, туда и обратно со всех сторон, хватая своими острыми кривыми крючьями саму черную ледяную адскую темноту и точно впившись в кого-то, сильно натянулись со своим присущим только им жутким скрежетом и звоном.
Наступила полная гробовая мрачная и жуткая тишина, но это все продлилось совсем недолго.
Из полной темноты и из далекого одного из углов огромного ресторанного зала вышла похожая на человека фигура. С руками и ногами.
В блестящем черном из кожи костюме, что, буквально сросся с его живым израненным телом. Его черный тот костюм, всегда кровоточил, как и подобная одежда других Сенобитов, не менее изуродованных, как этот. Они были всегда с ним и сопровождали его везде по самому Аду Левиафана. И приходили вместе с ним всегда, когда было нужно. Они были живыми демоническими формами шкатулки, рук умельца мастера французского средневековья Филиппа Лемаршана. Этой маленькой с золотым загадочным орнаментом и магическими знаками коробки, что приобрела задаром в антикварной лавке старьевщика Бени Кунца Джудит Флоэрти. Вход и врата в мир страданий и мучений из которого выхода практически не было. Бени Кунц так и не сказал ей, кто эту коробку ему оставил. Может из-за страха, может, был заодно с тем, кого она не знала, но был важной фигурой в мире ее повелителя и Бога.
Джудит знала их и их имена. Ведь она была одной из них. Но, сейчас она была не среди них и не с ними. Но, они пришли к ней.
Этот первый Сенобит, что вышел из темноты самого мрака, был по имени Щелкунчик, Болтун – скрежещущий зубами. Он всегда издавал звуки, не затыкаясь совершенно ни на минуту. Болтун был правой рукой главного Сенобита Пинхеда. Ужасающий палач, фаворит Левиафана. Дитя страданий, созданный слепым и одним из самых искалеченных. С помощью шкатулки Лемаршана, в которой была заключена вся сила и весь мир демона и дракона Левиафана, он искал избавление от мук, но обрел лишь снисхождение боли.
Его одиночество и страдания, всегда сопровождаются эхом звука его щелкающих зубов. Этот служитель ада имел отличительные свои особенности. Из-за ужасных ожогов, он имеет бесформенное, безухое и безносое лицо с крючьями, оттягивающими в стороны его губы. Из-за чего хорошо всегда его видны постоянно щелкающие челюсти. А сквозь вырезы приросшего к его измученному человекоподобному телу одеяния, на самой груди и животе, видны зашитые грубыми хирургическими швами разрезы.
Второй жуткой фигурой вышедшей из темноты была Николетта.
Джудит узнала ее. Она была близка ей. По страданиям, блаженству и радости самой боли. И она тоже явилась к ней вместе с Болтуном и Щелкунчиком, палачом своего властителя страданий, кошмаров и ужаса. Именно Николетта привела Джудит окончательно в былую свою Сенобита память, заставив своим появлением, вспомнить сейчас вообще все.
Этот Сенобит, наверное, был самый менее покалеченный и узнаваемый как человек и женщина из всех других служителей Ада демона и дракона Левиафана.
Николетта, когда-то была обычной монашкой при католической церкви. Но, поддалась дьявольским соблазнам и опустилась в похоть и разврат, что привели ее в сам разверзшийся под ее ногами Ад. Это было очень давно еще до того, как оказалась Джудит в плену шкатулки Лемаршана.
Николетта рассказала Джудит про некоего незнакомца, что она тайно приютила в своей церкви от преследования инквизицией. Он был хранителем и доверенным самого Левиафана. Ощутив все испорченные развратные влечения грешницы монашки, он дал ей дар головоломки.
Николетта имела отличительные особенности. Безволосая и иссиня-белая голова. Нос проткнут насквозь длинным острым гвоздем. Из разреза в горле отходит проволочная странная конструкция, продетая сквозь щеки.
Синие холодные бесчувственные женские все еще не потерявшие былой красоты католички монашки глаза. Завернутая в черную облегающую все ее гибкое тело кожу. В руках два кривых коротких ножа-серпа.
Они, там, в Аду были практически сестрами.
В лабиринтах самого Ада Левиафана было еще много Сенобитов. Но, общалась Джудит не со всеми. Лишь с близкими ей по страданиям, радости блаженству боли. И одной из них была именно Николетта.
Третьим, кто вышел из самой тьмы в большой ресторанный зал был хорошо Джудит знакомый Ласло, что при жизни еще когда-то человеком был презренным ничтожным и всеми проклинаемым существом. Он был самым отъявленным грешником. Его ненасытная тяга к темным грехам и извращенным порокам и удовольствиям привела к шкатулке Лемаршана, как мотылька к губительному пламени. Открыв ее, Ласло открыл путь к другим плотским непередаваемым удовольствиям и порокам.
