недовольно пробурчал я. – со всяким бывает.
- Бывает, конечно, – он даже замедлил шаг, - как страшно жить, дорогой мой доктор! Одни сплошные нервы! У меня вот, казалось бы…
Мы вошли в комнату. По обилию стеклянной посуды и наличию вытяжного шкафа я догадался, что мы в лаборатории. Господин Кёлер и здесь продолжил свои объяснения, что Никифоров производит всякие химические реакции для получения некоторых веществ для приготовления прописей, в том числе и цианид водорода, т.е. синильную кислоту. А жёлтая кровяная соль, которую при этом Никифоров использует, тоже под его, Ильи Петровича личным неусыпным надзором.
В лаборатории, уже без интереса слушая напористые объяснения аптекаря, я рассеянно перебирал, стоящие на столе банки и флаконы. В какой-то момент я взял в руки флакон с остатками прозрачной жидкости. Надпись на флаконе гласила, что жидкость внутри является «Nitroglycerinum». Рядом на листе плотной бумаги я обнаружил засохшие следы медицинского коллодия. На мой вопрос, есть ли в аптеке ртутная соль, Кёлер, нескольку удивившись вопросу, подтвердил, что есть, но в мизерном количестве. Осенённый догадкой, я наскоро распрощался с аптекарем и, не увидав на бульваре извозчика, поспешил назад к себе, в больницу пешком.
К моему огорчению ротмистра ни в кабинете, ни в лазарете не было. Однако, отсутствие профессионального сыщика лишь придало мне, сыщику любителю, заряд энергии и я отправился в библиотеку.
***
Я медленно прохаживался вдоль стеллажа с книгами, перебирая на ходу разноцветные корешки, в поисках справочника по химическим реакциям. Не найдя в больничной библиотеке нужной книги, я вернулся к себе и в который раз достал стопку медицинских журналов. Однако и здесь поиски мои были безуспешны. Недовольный собой я вышел на крыльцо и увидел, как к флигелю не спеша, чуть прихрамывая, идёт Лука. В руках он держал почтовый конверт из серой бумаги.
-Что за письмо? – недовольным голосом спросил я.
-Телеграмма, вашему благородию, - ответствовал старик, протягивая конверт.
-Вот как? – удивился я, принимая послание.
-Телеграфист говорит, - забубнил Лука, - что за спешность такая, что телеграмму молнировать надо, а я ему отвечаю, что это вовсе не его ума забота и даже не всего его почтового ведомства. Исцеление тяжелобольных – это понимать надо! Ведь, верно, ваше благородие?
Я машинально кивнул, особенно не вникая в его бормотание, и вскрыл конверт.
То была телеграмма от моего товарища из Сызрани. Видно, увидав мою пометку «молния», он посчитал свой ответ на мой призыв о помощи безотлагательным и тут же отправил телеграмму. Совет был прост и легко осуществим – обложить голову льдом. Сестра Ксения с усердием принялась выполнять мое распоряжение.
Появление санитара с письмом навело меня на мысль, что нет необходимости ждать господина ротмистра и объяснять ему надобность моей просьбы. Можно просто поговорить с фельдшерицей. И не столько по поводу хранения ядов в аптеке, сколько о местных обитателях городка.
Авдотья Саввишна была крайне удивлена моему вопросу и, поджав губы, ответила, что в амбулаторной аптеке яды вообще не хранятся. Удовлетворившись ответом, я обратился с другим вопросом, пригласив фельдшерицу присесть в одно из кресел. Она несколько принужденно прошла в кабинет и села.
-Мой вопрос, уважаемая Авдотья Саввишна, не касается больных, - начал я издалека, - он касается жителей нашего городка. Смею надеется, вы мне поможете. Вы всё и про всех знаете, не правда ли?
-Как не знать, Евгений Сергеевич, - она сдержанно улыбнулась, - родилась здесь. Сюда акушеркой после повивальной школы вернулась. У кого роды принимала, кому на свет божий появится помогла. Как не знать?
-Превосходно! – я обрадовался, думая, что вот так, от простых людей, от Луки и от фельдшерицы может оказаться больше пользы для расследования, чем от беготни господина ротмистра.
- Скажите, знаете ли вы кого, только не удивляйтесь вопросу! Знаете ли вы кого, кто был осуждён на каторгу или, вернее, кто вернулся с каторги?
-А как же! – быстро ответила фельдшерица, - Лука Матвеевич. Только не с каторги. Крепость ему определили, а потом после николаевской амнистии к нам приехал. Мартын Кузьмич приютил его, хотя он и не наш, не местный. Работу при морге определил. Тот и рад! С людьми, говорит, тошно – не ровен час прибью кого, а, мол, с покойниками дело другое.
-Хорошо-хорошо, - нетерпеливо перебил я её, - этого я знаю. Может, ещё кто?
- Что ж вы, Евгений Сергеевич, наш город-то позорите! – укоризненно покачала она головой, -наши-то – никто и мухи не обидит! Ну, бывает, подерутся на праздник, как без этого, или жёнку за волосы оттягает кто, а так у нас все правильно живут.
Она задумалась, морща лоб и беззвучно шевеля губами, и продолжила:
- Совсем пропащих-то нет у нас. Были некоторые, уходили и целыми семьями уходили попрошайничать. Нет, каторжных не было. На заработки за Урал ходили. Гаврилин с артелью плотничать хаживал, было такое. У рябой Матрёны сынок по малолетству тоже хаживал на рудники. Сперва с отцом, а после, как тот помер, так ещё раз сходил, а больше нет. Теперь с матерью. Мать-то хворает всё. Я мазь от суставов у вас спрашивала, так для неё мазь-то.
Я вспомнил. Недели две тому назад действительно составил пропись с анисовым и лавандовым маслами для мази. Позвольте!? Рецепт забрал, кажется, Травников.
-Вспомнили! - обрадовалась Авдотья Саввишна, - он самый! Телеграфист! Уж таких сыновей поискать надо! Так за матушкой переживает, так болеет, прямо душой болеет! Не ропщут, не плачут, честно хлеб свой насущный имеют. Отец Никодим хвалит их, в пример ставит. Как думаете, Евгений Сергеевич, протянут ли телеграфные провода к нам в лечебницу?
Признаюсь, я несколько утратил ясность мыслей и прежние мои рассуждения утратили стройность, - так уж много всего рассказала мне фельдшерица.
Дверь в этот момент распахнулась, и в неё стремительно вошёл жандармский ротмистр. Вид имел он мрачный и усталый. Авдотья Саввишна тихо выскользнула из кабинета.
-Доктор, - обратился он ко мне, плюхаясь в кресло, - велите подать сельтерской! Если нет сельтерской, давайте просто воды! Но велите, чтоб непременно со льдом.
-У нас лёд, господин ротмистр, только на леднике в мертвецкой, - ответил я, не двигаясь с места.
-Да хоть из преисподней! – устало бросил он, - не сердитесь, Евгений Сергеевич, устал до чрезвычайности.
Жадно выпив несколько стаканов тёплой воды, принесенной сестрой Ксенией, он расстегнул на груди мундир и уставился в окно.
-Выкладывайте, доктор, - наконец заговорил Митьков, не поворачивая ко мне головы, - выкладывайте ваши соображения. Вы всё время впереди меня, на полшага, но впереди. С телеграфистом вы первый, я в аптеку, где малец этот служил, - а вы там уже господину Кёлеру допрос учинили. Я к управляющему Трапезникова, а вы вчера чуть было ворота не взломали на секретную территорию. Давайте будем действовать купно, господин доктор, так сказать, сообща будем искать. Готов поделиться своими соображениями, но прошу вас в ответ также раскрыть ваш ход рассуждений.
***
После того, как я поведал Николаю Арнольдовичу причины своих действий, я представил ему умозаключения, которые сложились у меня к моменту нашего разговора.
-Вначале, я предполагал участие Никифорова в подготовке убийства учительницы. Что ж, казалось мне, заполучить из аптеки, или лабораторным путём несколько кристаллов синильной кислоты не составит для опытного провизора большого труда. Однако, Илья Петрович убедил меня в обратном. Ни одной крупицы яда из аптеки не пропало, равно, как и исходный материал для его получения находится под его полным контролем. Наша больница исключается также, потому как мы его здесь не храним вовсе. Выходит, яд был получен из третьего источника. Это могла быть только закрытая экспериментальная фабрика по цианированию колчеданной руды. Но проникнуть вовнутрь, чтобы проверить эту версию, мне не удалось.
- Проникнем! – угрюмо заметил Митьков, - впрочем, это не снимает подозрений с Никифорова. Он мог заполучить отраву с фабрики.
-Так же, как и всякий другой, - парировал я и продолжил, - так или иначе, выходит, Никифорова пытались убить за что-то, что не связано с учительницей. Может, хотели ограбить?
- Первое, что я исключил, так это ограбление. – ротмистр поднялся. Кресло под ним облегченно вздохнуло, - учительницу не ограбили, у помощники аптекаря при себе был целковый. И тот остался при нём.
Николай Арнольдович с отвращением допил тёплую воду, оставшуюся в стакане
- Мы провели тщательный опрос железнодорожных служащих в губернском городе и здесь, на месте. Был опрошен старший кондуктор, сопровождавший вечерний и утренний поезда. По фотографии, которая всем была предъявлена, Никифорова опознали. Он действительно, как и показал Травников, отправился утром в губернский город и по прибытии был замечен на вокзале. На перроне его встретила женщина. На вид из благородных, - не фабричная и не мещанка. Возраста скорее молодого. Личность её не установлена, но мы продолжаем розыск. Никифоров передал даме саквояж и пропал. Женщина взяла извозчика и тоже исчезла. Помощник аптекаря снова был замечен уже следующим утром в вагоне обратного поезда. Утренний прибывает без четверти девять. Никифорова, лежащего на путях, заметили где-то после десяти. Там, недалеко от платформы на краю улицы старый домишка. Хозяйка утром выводила козу на выпас и заметила его. Считайте спасла мальчонку. Вот надолго ли?
-Извините, Николай Арнольдович, в каком смысле?
-Что ж тут непонятного, Евгений Сергеевич, - вздохнул Николай Арнольдович, - тот, кто пытался его убить, прийдёт и добьёт его. Если мы ему позволим. Но так или иначе, парнишку ждёт каторга за участие в злоумышленном нападении с целью террора.
- На платформе полно народу! – думая о своем, я не услышал, что сказал ротмистр о дальнейшей судьбе юного террориста, - Вы допускаете, Николай Арнольдович, что его пытались убить на глазах у всех? Возможно ли такое?
- Возможно-возможно, - устало заметил ротмистр, - народу по утрам из поезда выходит не так много. Городок ваш, извините, Евгений Сергеевич, захолустный. Поезд проходящий. Так что, платформа обезлюдила быстро. Да и покушение совершил тот, кого Никифоров хорошо знал. Он безбоязненно пошел с ним в противоположный от станции конец платформы.
Рассуждения Николая Арнольдовича звучали убедительно, и я замолчал, погружённый в раздумья.
-Мы ходим всё вокруг да около, - снова заговорил Митьков, - неизвестный убийца где-то рядом и, я не исключаю, он нам известен. Мы не можем его определить лишь потому, что все наши умственные построения всего лишь игра ума. Давайте вернёмся к началу. Убийство Суторниной. Что мы имеем как факт?
-Цианистый калий, который либо не использовался, либо был нейтрализован. Во всяком случае в содержимом желудка его нет. Это раз. Затем перелом шеи от удара сзади, - это два. Такой же удар нанесён Никифорову, - это три.
- Вот и все факты. Всё остальное лишь наши предположения, - хмурясь проговорил Николай Арнольдович, - Мы считаем, что убийца Суторниной и тот, кто покушался на Никифорова, одно и то же лицо. Мы это предполагаем, исходя из вашей оценки следов от удара. Орудие убийства
