но не замёрз. Девочки зашевелились, заморгали: проснулись. Андрей сказал:
– Анна и Магда. Прошу вас: завтрак! А я пока схожу с остальными – к пирсу. Нужно посмотреть: действительно ли там когда-то были подводные лодки. Или, может, они там есть и сейчас. Может, хоть солярой удастся с них разжиться! Они ж – дизельные.
Выход к пирсу оказался без «сюрпризов». Андрей, собственно, этого и ждал: незачем ставить ловушки самим себе!
И вот они вновь под сводами чудовищной пещеры! Уж потолок этой, крутой и широкой дугой изгибавшийся, возвышаясь метров на пятьдесят, украшали чёртовы сталактиты! И стены тоже отсвечивали роскошью радужных конфетти, преломляя лучи их фонарей. Вниз, к поверхности океана, нужно было спускаться – перепад высот оказался метров в десять. Имелась и дорога – насыпанная из песка с опилками… Смёрзшимися.
И впереди, от берега – действительно выдавался в море длинный причал. Даже почти не разрушившийся от времени: всё верно – холод!
И, что ещё более удивило Андрея – у этого самого причала действительно стояли, пришвартованные бортами друг к другу – целых три подводных лодки!..
Мученья, которые она испытала, когда её укусил чёртов червяк, оказались цветочками по сравнению с теми, что сейчас терзали её пылающее и трясущееся в лихорадке тело! Боль оказалась поистине – чудовищной! Она даже не знала, что она такой бывает…
А ещё эти глаза – глаза широко открытые, пытливые и жадные – вглядывающиеся, казалось, в самую глубину её страдающей души, и горящие словно неземным светом!
Светом утоляемой Мести…
Жизель понимала, что тем, что ёрзает, извивается, и пытается мычать сквозь кляп, доставляет своей мучительнице подлинное наслаждение, но сделать с собой ничего уже не могла! Не помогали ей ни ставшая притчей во языцех «железная выдержка», ни ледяное равнодушие, ни самодисциплина!.. Тело умоляло об избавлении от этих мук! Описать которые не смог бы и Данте с его «Божественной комедией», где говорится о грешниках и их наказании…
Данте писал свою поэму до изобретения нацистами – «научных» методов допросов! И уж точно – про страдания заражённых сепсисом – не знал!..
А умно, конечно, ничего не скажешь…
Когда она умрёт, сестре Дженифер нужно будет только освободить её тело от ремней, и вынуть кляп.
И любое вскрытие покажет, что смерть произошла-таки – от заражения!
Ну, то есть – как бы разнёс кровоток слюну чёртового червя по её телу, и не помогли никакие лекарства и антибиотики!..
Но думать об этих мелочах она сейчас уже просто не может!!!
Потому что терпеть – больше нет сил!!! Да что же это?! А-а-а-а!.. Гос-споди…
За что ей такие муки?!
А тут ещё эти глаза…
Вблизи чёрные, словно призраки ночи, подводные лодки выглядели мельче, чем казалось от здания Базы.
Пока идущий чуть впереди Андрей, и расположившиеся по обеим его сторонам, как бы – клином, женщины преодолевали отделявшие их от берега полкилометра, развлекались беседой. Заодно Андрей прикинул на глаз, что в самой крупной лодке не больше шестидесяти шагов длины. А в диаметре почерневший от времени корпус явно не превышал четыре метра.
Как они, в-смысле, экипаж, и наверняка немаленький, там помещались?! Да ещё с торпедами, аккумуляторами, и запасами горючего, пищи и воды?!
Пока прошли половину расстояния, отделявших Базу от пирса, и нескольких имеющихся рядом с ним бараков, Андрей успел рассмотреть в свете их уже немного подсевших фонарей, и эти самые бараки, (Крайне примитивные, и не бараки, а, скорее – ангары. То есть – склады!) и лодки, и пещеру. Пещера уходила дальним концом в воду, полностью перекрывая доступ света и воздуха, и тут, как и везде в подземельях, царила тишина и безветрие. Да и общая атмосфера, несмотря на то, что он уже точно был уверен, что никто их не подстерегает, казалась гнетущей и угрожающей. Дух нацизма?..
С другой стороны, пещера – точно не запечатана герметично. В том, что существует-таки некий, вполне удобный, тоннель, соединяющий эту подводную и подлёдную полость с открытым океаном, он не сомневался. Как-то же эти лодки проникали внутрь! И стройматериалы и продукты привозили. А доставленные сюда деловитые и скрупулёзные немецкие рабочие всё это разгружали, и строили, монтировали, и оснащали… И пусть они строили и для нацистов, но уж – на века!.. Вон: бетонные стены. Даже не выкрошились!
Жаль только, что все эти пакгаузы – пусты, что отлично видно через оставленные распахнутыми настежь ворота…
Элизабет, которая и на лодки и на бараки смотрела так, словно из них, или из-за них вот-вот должны вот-вот выскочить твари ещё почище ледяных червей, сказала:
– Уж больно мрачно они выглядят. Чёрные, зловещие… Словно могильники!
– Не думаю, что там и правда – есть трупы, Элизабет. Мы же видели – Базу эвакуировали не в спешке. То есть – и забрать всё своё барахлишко, и продукты, и личные вещи, они смогли. А, значит, и убитых или мёртвых своих коллег наверняка увезли. Ну, или предали земле. Или воде. И вряд ли внутри кто живёт. Так что – опусти карабин.
Элизабет, взглянувшая вниз, на руки, которые держали карабин почти в положении прицеливания, вполголоса ругнулась: «Чёрт!» Руки опустила. Но вынуждена была несколько раз вздохнуть, прежде чем из её позы ушла напряжённость, а из тона – страх:
– Я понимаю. Что всё-таки – пятьсот лет! И вряд ли кто и правда – ждёт нас там… Но всё равно – страшно!
– Не парься. – Андрей хотел снова сморозить что-то «политкорректное» и «канцелярско-казённое», но решил применить это простое слово, – Мне тоже страшно.
– Что?! Тебе?! Мужчине? Да ведь нам все уши прожужжали на уроках истории, какие вы все были неоглядно-храбрые, безбашенные, не думавшие о последствиях, и очертя голову бросавшиеся сразу в бой! Или драку! Или – нажимавшие «ту самую» кнопку! Что вы – от природы не любите думать, а предпочитаете сразу – действовать! И именно так вы и про…рали весь наш мир!
Андрей не мог не рассмеяться, покачав головой:
– Всё верно. Нет, не про нас, мужиков. А про методику вашего обучения и воспитания. Пропаганда и промывание мозгов наиболее эффективны в раннем возрасте. Собственно, я и не сомневался, что вас должны воспитывать именно в таком ключе. Зомбируя на всю оставшуюся жизнь. Чтоб, не дай Бог, какой-нибудь обслуживающей автоклавы дурочке не пришло в голову оставить в живых несколько, или хотя бы одного, родившегося мальчика. С целью получения от него, вот именно, донорской спермы!
– Ни одной, как ты выразился, дурочке, это так и так не удалось бы. Потому что контроль и на «внутриутробной» стадии, и даже эмбрионов, ведётся многоуровневый. И – разными ведомствами. И все мальчики отбраковываются ещё на стадии бластулы. До, как ты выразился, взрослого донора не доводили никого даже в порядке эксперимента. Это прямо запрещено нашими Законами!
Потому что смысла в таких взрослых «донорах» – нет.
Ведь все они – вторичны! То есть – получены от сотни раз использованных образцов из банка спермы. Тех, что проверены. Поколениями! А те, что при проверке дали плохие результаты – ну, типа, потомство больное, слабое, или подвержено нервным срывам, агрессии, или меланхолии, у нас давно отбракованы! И не используются. И мы уж начали беспокоиться – запасы «проверенных» образцов, признанных пригодными, подходили к концу… А тут – в наши руки попадаешь ты!
Эксклюзив, так сказать! И пусть ты нравственно и – отпетая сволочь, но физически очень здоров! И внешне привлекателен – от этого никуда не денешься! – она кинула на него плотоядный взор, но Андрей не отреагировал. Тогда она продолжила мысль, – И уж не сомневайся: твои лидерские и деловые качества наши специалисты заценили. И если удастся воспитать наших полученных от тебя девочек так, чтоб убрать агрессию и жестокость – твой активный потенциал наверняка даст твоим детям массу достоинств! Тут тебе – и аналитический склад ума. И готовность быстро принимать решения и действовать! Вон: как мгновенно, не рассуждая, ты кинулся тогда на помощь Магде! И ведь понимал, не мог не понимать – что рискуешь жизнью!!!
Наши так – точно не смогли бы… А постарались бы создать Комиссию, посовещаться, и через этак недельки две вынести решение. Проголосовав.
Нашим – даже Лидерам, из Совета, так не хватает именно этого: инициативы, и способности оценивать критические ситуации трезво. И принимать решения – быстро!
– Спасибо за небольшой экскурс в тонкости вашей внутренней политики. Уж от Анны я бы столь откровенных и конкретных сведений точно – не получил бы!
– Да уж. Сестра Анна у нас – «белая кость». И не выносит на широкое обсуждение проблемы Совета в частности, и Руководства Федерации в целом. Клановая солидарность!
– Скажи, Жаклин, – Андрей вдруг обратился к так и помалкивавшей всё это время женщине, – у вас в Андропризоне видеокамерами оснащены все личные каюты? В-смысле – вы, инженеры, внутренняя Служба безопасности, и охрана, за всеми вели наблюдение?
– Ну… Да. Хотя, если честно, это – пустая формальность. Ведь контролируется только большая, жилая, комната. А ванные, туалеты, и, у кого есть – спальни, не оснащены камерами видеонаблюдения. Каждая сестра имеет право на… Личную жизнь!
– Ага. Вот как. То есть – проще говоря, вы не смотрите, какими именно фалоимитаторами, и как, и сколько, и когда, пользуются все сёстры?
– Именно.
