порядке.
Вот же б…ство!..
Жизель молча кивнула, поддерживая повреждённую руку другой рукой: боль за те несколько минут, пока они дошли до медотсека, только усиливалась, и сейчас её жутко мутило, и кружилась голова. Из последних сил она старалась не морщиться и не орать.
А очень хотелось!
Гос-споди! Она уже забыла, как это – когда по-настоящему больно… Ну правильно: начальственная должность предусматривает только перебирание бумаг, тюканье в клавиши компа, да использование командного голоса. «Повредить» можно только голос – если охрипнуть… И в последний раз она испытывала боль, только когда сломала руку. В третьем классе начального. Сорок лет назад…
Доктор Джонс между тем времени не теряла. Перетянув руку у плеча резиновым жгутом, всадила ей в предплечье полный шприц прозрачной жидкости – у Жизель даже не было сил спросить, что это. Впрочем, вкатывая через буквально минуту второй шприц почти в ту же точку, Кэтрин просветила её сама:
– Это был неоновокаин. Обезболит за пару минут. А сейчас – лапрозол. Любую инфекцию нейтрализует за пару часов. Вам уже должно быть полегче.
И правда – боль, что заставляла слёзы наворачиваться на глаза, и стискивать зубы, чтоб не вопить благим матом, быстро отступала! И вот уже Жизель может сидеть на стуле выпрямившись, а не согнувшись в три погибели! Она повернулась к рядовой:
– Благодарю, рядовая Либкнехт. Свободны до распоряжения.
– Ну, нет, рядовая! – Кэтрин жестом ладони остановила двинувшуюся было к двери Труди, – Присядьте лучше пока вон там, в углу. На табурете. Сейчас уважаемую госпожу Бодхен развезёт от наркоза, пусть и местного, и в её каюту нам с вами придётся её везти на каталке. Так что не уходите и ждите. А вы, госпожа Глава Совета, ложитесь-ка на операционный стол. С ручкой-то вашей предстоит повозиться. Промыть, прочистить, зашить, вправить. Работёнка как минимум на час. Так что сделаю ещё местный. И ремнями привяжу. Чтоб не дёргались. И не мешали мне. И сестре Дженифер. – и, кинув взор в сторону двери в ординаторскую, с облегчением, – Ну, наконец-то!
Сестра Дженифер как раз вплыла в операционную, поправляя перчатки на толстеньких ручках, и мерно колыхая всеми своими ста двадцатью килограммами. И щурилась она глазами над маской на Главу Совета, уже лежавшую на столе, под ярчайшим светом шести мощных софитов, весьма, как показалось Жизель… Плотоядно!
Впрочем, может, она на всех пациентов так смотрит?..
Новую местную анестезию Жизель всадили уже в плечо. Впрочем, обкололи и укушенное место. После чего жгут сняли.
Голова укушенной закружилась, и появилось чувство, что она – воздушный шарик. Который только ремни, крепящие её тело к столу, и удерживают от того, чтоб взлететь!
Зато наконец пропала тошнота. Правда, перед глазами поплыли радужные круги. И в ушах зазвенело – так что слова, которыми перебрасывались доктор и сестра, казались бессмысленным гулом. А ещё бесило ощущение того, что комната кружится вокруг неё… И хоть сознания она и не потеряла, всё дальнейшее напоминало кошмарный сон.
Хорошо хоть боли действительно больше не было…
Зато понятно стало, почему доктор ждала сестру. Та действовала, надо признать, иглой и кетгутом очень споро и профессионально…
Печку установили в спальне. Правда – поближе к распахнутой двери в ванную.
С трубой проблем не возникло: соединили легко и плотно все найденные на складе отрезки трубы и колена: узкие концы плотно входили в раструбы-утолщения на противоположных сторонах. И даже остались лишние секции. Похоже, такого рода «индивидуальное» отопление предусматривалось на Базе для высшего офицерского состава – как раз на случай аварии общего котла. Так что систему отвода угарного газа проложили, подвешивая состыкованную трубу с помощью кусков проволоки к имевшимся в потолке скобам. И подсоединили к отверстию вентиляции в стене – легко. (Немецкая педантичность – даже в мелочах!) Открыть оба клапана вентиляционного отверстия Андрей не забыл.
Посланная на кухню, и в тот склад, где она обнаружила ёмкости с горючим, Анна, вернулась с десятилитровой алюминиевой кастрюлей, доверху наполненной керосином.
Магда не удержалась от шпильки:
– Похоже, готовить в этой ёмкости нам не предстоит. Запах керосина не выведешь ничем. И никогда!
Анна растянула рот в лисьей улыбке:
– Не думаю, что нам предстоит много готовить в ближайшем – да и отдалённом! – будущем! Поскольку консервы готовить смысла нет – они уже готовы! Но кастрюль там осталось ещё штук… Тридцать! Уж как-нибудь, думаю, обойдёмся. – кастрюлю Анна поставила прямо у печки.
Андрей буркнул:
– Хватит пикироваться. Мы ещё не обустроились. И от нападений из Андропризона не отбились. И нам вполне хватает проблем и без обсуждения нашего кулинарного будущего! А сейчас – ну-ка давайте сюда эту самую кастрюлю.
Осторожно и аккуратно, чтоб не пролить действительно вонючую и слегка загустевшую от холода жидкость, он залил её в горловину бака, расположенного сбоку «бочки», и чуть выше её – явно для поступления горючего в систему трубок и форсунок печи самотёком. (Как не вспомнить Великую Отечественную! Танки Красной Армии, заправляемые этой самой солярой, зимой, на морозе, заводились легко, а вот капризные бензиновые движки нацистских Пантер и Тигров делать это в холод – отказывались!) Затем он попробовал осторожно покрутить управляющий краник – есть! Капельки жидкости прошли по системе подводящих трубок, и выступили из отверстий жиклёров!
Заметно это стало по тому, что верхняя поверхность фитилей, устроенных как в старинной керосинке, только куда больших размеров, потемнела: промокла, стало быть! Андрей, ручными регулировочными вентилями опустив эти фитили пониже, сказал:
– Ну, дайте спички кто-нибудь! – в протянутую руку Магда тут же вложила коробок! – И молитесь!
– И о чём молиться?
– А о том, Жаклин, чтоб чёртов керосин от времени не разложился на составляющие! Впрочем, надеюсь, холод не позволил ему это сделать…
Чиркнув спичкой, Андрей поджёг от неё скомканную бумагу – какой-то официальный циркуляр с грифом и гербом наверху – и поднёс к дальнему фитилю.
Тот закоптил вначале, но вскоре разгорелся отличным ярким пламенем!
Андрей поспешил поджечь остальные две форсунки, каждая – с две ладони длиной. Бумагу, ещё тлеющую, бросил в поддувало печи. Та вспыхнула, и быстро угасла.
Андрей довольно осклабился, чуть подвернув вентили:
– Порядок! Теперь у нас есть, на чём жарить и варить! – он постучал ладонью в перчатке по толстой плоской площадке наверху печки, располагавшейся над горелками, – И одежду сможем сушить, если рядом с печью натянем несколько верёвок! В условиях лютого холода, как учит Амундсен, главное – сухое и тёплое бельё! Натуральное шерстяное. Ну, и эскимосская одежда. Они, то есть – иннуиты! – живут в ней всю жизнь!
– Ага. Живут. И даже, насколько я помню курс истории, сексом занимаются через отверстия в этой самой одежде! И не моются никогда! Вместо этого обтираясь снегом, и натираясь тюленьим салом.
– Мы обтираться не будем. У нас и тюленьего сала-то нет. Зато мыться пока – точно не предстоит. Пока воздух хотя бы в ванной не нагреется до плюс пятнадцати!
Полюбовавшись минут пять на то, как горят фитили форсунок, и убедившись, что и пламя и жар ровный, Андрей прибавил «газку»: подкрутил краник подающей трубки, и пламя выросло до доброго десятка сантиметров. А поскольку ударяло оно в самую толстую, верхнюю, часть печки, бояться, что та прогорит, не приходилось. Андрей сказал:
– Уходя, двери прикрываем. Нам нужно, чтоб помещение – тьфу ты – комната! – нагревались! А сейчас – двинули-ка мы вниз. Разгружаем все нарты. И в первую очередь те, где продукты и вещи.
На разгрузку и переноску в первую комнату всего многочисленного и весьма тяжёлого добра, что умудрились позаимствовать со складов девочки, ушёл час. Андрей, и без того уставший, как собака, еле сдерживался, чтоб лишний раз не подгонять своих, как ему казалось с голодухи, еле ковырявшихся и ковылявших подчинённых. Но он помалкивал: понимал, что это, вот именно – с голоду и непривычной усталости…
Зато когда всё перенесли, обнаружилось, что даже передняя комната нагрелась уже вполне прилично. А в спальне так и вообще были – почти тропики! Термометр, предусмотрительно захваченный Анной, показал «целых» плюс одиннадцать!
Андрей попросил:
– Жаклин и Элизабет. Пожалуйста. Организуйте нам приём пищи. Тьфу ты – ужин!
– А почему – мы? Мы же работали не меньше остальных?!
– Во-первых, не нужно сердиться и возмущаться. Мы все устали и голодны. И поэтому ищем, на ком бы сорвать естественное раздражение. Ну а во-вторых – потому, что следующий приём пищи нам будут организовывать Анна и Магда. Вопросы?
Вопросов, как ни странно, снова не оказалось. Из чего Андрей сделал опять-таки вывод о том, что девочки и измотаны, и голодны, и думают, что сцепиться, как кошки по весне, ещё успеют. Потом. Когда, например, поедят и отдохнут. Ну, или когда он выйдет. По «делам».
Поэтому он решил немного потерпеть – потому что «справление нужды» подождёт, так как вся вода из него вышла с потом. А вот ужин – не подождёт!
Потому что живот буквально прирос к
