– Даже если чужими глазами смотрел, всё равно не поверят, – пытаюсь втолковать шофёру-тугодуму. – И ещё: свидетелей-то нет!
Веня едва не подпрыгнул.
– Как нет? – искренне удивляется он. – Ты разве ничего не видел?
Прикладываю руку к груди.
– Готов поклясться – ничего. Была остановка. По нужде. И разошлись мужчины налево. Женщины побежали в кустики направо.
– Ой, и вправду, надо в кустики! – крикнула одна из студенток. Схватила подругу за руку и вприпрыжку побели в густые заросли посадки.
– Идём? – киваю в сторону посадки.
– Вот ещё! – возмущается Веня, – буду по кустам как городской бегать! Я как все водители… – Без стеснения расстегнув замок на брюках Веня пустил струю на колесо со стороны водителя. – Вот так, – ядовито шепчет он, – чтобы на сук или на гвоздь не напороться.
Сердито сопя, Веня сел за руль и со всей силы нажал на сигнал. Раненным эхо он разлетелся по сторонам и устремился в поднебесье. Вспугнутые злым сигналом, с ветвей поднялись птицы и закружились, в полёте создавая симпатичные, непонятные человеческому пониманию фигуры из параллельного мира. Налетел ветер. Визжа на бегу, вернулись студентки, сопровождая недовольство отсутствием терпимости водителя. Также ворча, уселись и состроили кислые мины. Немного медленно, побаливала спина от дара о землю, забираюсь в кузов и встречаюсь с недоверчивым взглядом Александры Петровны. Она исподлобья смотрела и хмурилась.
– Избавься от неё, – хрипло произносит она.
– От чего избавиться?
– Сам знаешь, – уже сипло говорит попутчица. – Нужно было бабушку слушаться. Глядишь, всё обошлось бы ровно и гладко. А теперь… Бачили очи шо купували…
– Вы знакомы с бабушкой?
– Не перебивай! – резко оборвала Александра Петровна, – хотя теперь чего уж… – несколько слов женщина прожевала невнятно, – хоть сожги, хоть утопи, хоть распусти, не повлияет это ни на что.
Сам не робкого десятка, на практике одним махом семерых не побивахом, от слов женщины оробел. По спине прошёлся холодок, повеяло от них чем-то потусторонним, жутким, как пронзённая смертельным холодом зимняя предрождественская ночь.
Чистое небо затянули серые клубящиеся тучи, и оно приобрело вид давно не стиранной старой скатерти.
17
Удивления не вызвало то, что его никто не встретил. Насыщенный событиями день только перевалил через экватор. Честно говоря, за время, прошедшее с момента пробуждения и отправки на поезде в свою новую жизнь Иван устал удивляться. И было с чего! Невероятное приключение в поезде. Невесть откуда налетевшие тучи. Разразившийся орудийной канонадой гром. Вспышки молний, что сродни пламени огня, вылетающего из жерла пушек. Вот уж правда, жизнь хранит за пазухой много камешков сюрпризов. Не даёт расслабиться. Держит человека в тонусе. Чтобы ни шагу назад или в сторону от выбранной цели, иначе каюк. Казалось бы, железнодорожного происшествия вполне достаточно и нервишки пощекотать, и себя испытать на прочность. Так нет же! Вдогонку к уже испытанному и опробованному ещё одна инсинуация. На этот раз в пути к конечной цели поездки по дороге грунтовой, вьющейся между полями и лесопосадкой. Поневоле подумаешь, рассуждал на досуге Иван, то ли судьба тебя выбрала баловнем, то ли решила на тебе отыграться за все предыдущие неудачи. Иван вздохнул, наверное, на мне в этот день свет клином сошёлся. За какие заслуги, думать не хотелось.
Потоптался Иван посреди дороги, параллельной рельсовой ветке, как ни осматривался, но он представлялся себе одним из трёх тополей на Плющихе. Усевшись на обочине в траве, задумался. Мысли вернулись к произошедшим событиям. Иван даже усмехнулся, представив невероятно смешную картину, которая может померещиться либо с перепоя, либо спросонья: четыре крупных зайца преследуют лисицу, что вообще противоречит всем правилам дикой природы. Прерогатива хищника довольствоваться травоядным животным, выбрав себе добычу, гнать её, загонять, лишать сил сопротивляться. Сегодня, видимо, или пятна на солнце появились, или возросла его летняя активность. Иначе как тогда понимать агрессию любителей полакомиться дармовой огородной морковкой, которые вдруг решили показать хозяйке чужих курятников заячью кузькину мать.
Усмехнувшись, Иван тут же охнул. Тупой болью заныл левый бок. Задрав рубашку, Иван увидел растущий и темнеющий синяк в месте таранного удара зайцем головой.
– Точно кувалдой врезал! – одобрительно проговорил Иван вполголоса и погладил ноющее место рукой, успокаивая боль, – с ног сбил косой как заправский уличный драчун.
С небесных сфер приятных и не очень воспоминаний вернул на землю, погрязшую в символизме порока и красоте греха ломающийся юношеский, с деланной искусственной хрипотцой и немного блатными интонациями голос:
– Это тебя, что ли, на практику к нам прислали?
Подняв голову, Иван увидел обладателя неприятного голоса. Парень почти его лет демонстративно перекатывался с пятки на носок, скрипя кирзовыми грязными сапогами. На худом бледном лице висела приклеенной скабрезная улыбка. В верхнем ряду отсутствовали два центральных резца, что играло на образ блатаря и спичка, зажатая в левом углу рта, дополняла общую картину.
– Допустим, меня, – Иван легко вскочил на ноги. Играющий роль блатаря оказался щуплым и невысоким а-ля уголовником. Позади него на расстоянии стояли два архаровца, колоритные персонажи в дешёвых трениках с оттянутыми коленками и надетыми на голое тело пиджаках. Они тоже скалились, пялясь на Ивана, не предпринимая попыток вставить слово.
– Ты запомни, студент, здесь моя земля, - акцентировав на последнем слове цыкнув, сказал а-ля уголовник. – Я здесь хозяин. Кличут меня Сашком.
– Что мне за корысть от этого? – Иван чувствовал нарастающий конфликт, который нужно срочно пресечь на корню.
Сашок оглянулся на своих клевретов и заржал. За ним зашлись диким, глупым смехом подпевалы.
– Он не понимает, Сашок, – прореготал стоящий справа.
Стоящий слева тявкнул по-собачьи:
– Объяснить надо непонятливому, Сашок.
Пританцовывающей походкой, загребая носками сапог землю, хозяин земли подошёл на расстоянии удара рукой к Ивану и остановился. Прищурясь, нагло уставился в глаза и начал перекатывать спичку из левого угла рта в правый и обратно. Он ударил себя пальцем в грудь.
– Я повторю, я не гордый, – блестя фиксой в нижнем левом ряду красуясь собой и произношением, говорит Сашок. – Я здесь хозяин. Я живу на этой на земле. Все приезжие живут по моим правилам. Понятно, студент?
Высказавшись, Сашок демонстративно ткнул указательным пальцем в грудь Ивану.
– Понятно, я спрашиваю?
Дальнейшее представлялось пошло предсказуемым. Не став дальше слушать приблатнённого автохтона, Иван крепкой хваткой ухватил палец Сашка кистью и резко выкрутил в направлении, обратном естественному сгибанию суставов руки и кисти.
18
– Отпусти, сука, больно! – минуту назад он геройствовал, теперь жалобно скулил.
Я сильнее выгибаю кисть и палец. Не сопротивляясь, Сашок падает на колени.
– Отпусти, пидор! – никак не угомонится Сашок, – ты не знаешь, с кем связался.
Рывком на себя дёргаю руку наглеца, делая шаг назад. Почти коронованный сопляк бьётся грудью о землю, лицом приземляясь в свежую, пахучую коровью лепёшку. Приседаю на корточки, фиксируя болевой захват.
– Запомни, гнида, твои страшные слова – это всего лишь слова, – кисть давлю назад, Сашок кричит. – Кивни, если понял.
Голова поднимается из коровьего дерьма и опускается со стоном.
– Во-первых, заруби на носу, падаль, обет ахимсы я не давал. Насчёт ахимсы просвещу – это не причинение вреда всему живому. Ты и твои гнилые друзья – животные, вас нужно давить, чтобы окружающим легче дышалось. Во-вторых, держись от меня подальше. Увидишь меня, беги, что есть мочи. И наконец, встречу ещё раз, церемониться не буду – искалечу.
Отпускаю кисть Сашка. Встаю, отхожу в сторону. Сашок проворно вскакивает, кривясь от боли, отбегает и кричит своим корешам:
– Косой, Хилый, чо застыли? Этого козла испугались? Вломите ему самые…
Испуганно надухарившись, надув грудь, Хилый заявляет срывающимся голоском:
[justify] – Ты знаешь, кто Сашко́? Евонные два старших брата сидят на