Слушая героический эпос из уст молодого скальда Марыси, слушатели не забывали о главной цели, ради которой собрались за накрытым столом, помнили о хлебе, коим обычно не только сыт человек.
Не менее героически, –аппетит приходит не только во время еды, но и после баталий, – Марыся принялась за сольтисон, щедро намазывая его горчицей. Пани Хеля попросила внучку быть осторожной с «цыганским маслом», на что Марыся с набитым ртом возразила, что она давно не маленькая, если кто этого не заметил. Мама Марыси поспешила объяснить дочери коварство «цыганского масла», но опоздала: острая и крепкая, вырви глаз, горчица сыграла с ней злую шутку. Услужливо протянутый мамой стакан вишнёвого холодного компота Марыся проглотила, не заметив вкуса и сидела с открытым ртом, вдыхая учащённо воздух и махая перед лицом руками.
– Ваня, – обратился Андрей Станиславович к юноше, – хочу ещё раз попросить тебя быть предельно внимательным и осмотрительным. После выходки этого байстрюка на ставке́ я предпочёл бы обратиться в милицию. Скоро, как я упоминал, со дня на день, приезжают его братья. Выпустили по УДО уж не знаю за какие заслуги. Приедут они не одни. Наверняка. Участковый уже готовится к встрече с ними. Очень на тебя, Ваня, надеюсь. Вижу, вы с Марысей подружились. Не скромничай, ничего плохого в этом нет. Только не теряй головы, будь начеку. Как бы цурка не хотела выглядеть смелой и сильной, она девушка, хрупкая и добрая… – голос Бурака дрогнул. – Она моя дочь. Она мне дорога. Будут свои дети, поймёшь сам. Поэтому, отнесись к моим словам с должным образом.
Пока мужчины секретничали, за столом, незаметно произошла перемена. Пани Хелена интересовалась у внучки, откуда у Янека такие способности, он не растерялся в воде, оказал сопротивление нападавшим. На что Марыся прямо посоветовала бабце с этим вопросом обратиться непосредственно к Янеку. Пани Хелена, как и все пожилые люди, за словом в карман не лезла и сразу переключила внимание на смелого юношу.
– Служил в военно-морском флоте! – с гордостью пояснил Иван, – матрос запаса!
Пани Хелена неслышно соединила ладони в хлопке.
– Пан Янек настоящий марынаж!
Марыся крутанулась на месте, показывая бабце, вот, мол, каков он, её защитник.
– Военный!
Пани Хелена ещё больше растрогалась от слов внучки.
– Бардзо, бардзо добже, – бабушка Марыси не сводила с юноши взора, чем его смущала, – просто страшно представить, служил бы он в кавалерии… Например…
– Бабця, кавалерии давно нет! – смело заявила Марыся.
Пани Хелена мастерски, по-актёрски закатила глаза и приложила ладонь ко лбу.
– Господи, брак кавалерии! Как так! Кто теперь на фронте ломает линии врага во время стремительной атаки? Разве можно представить армию без этих отважных всадников!
– Хочу заметить, кавалерию успешно заменили танки, – произнёс Иван, не обращая внимания на знаки Марыси.
– Човг? Танки?
– Так точно, танки вместо конницы.
Закрыв глаза, пани Хелена покачала головой.
– Что такое кавалерия, эти прекрасные животные – лошади и страшные изделия из металла – танки. Разве можно их сравнить! – женщина посмотрела на юношу. – Прекрасно знаю, в чём между ними разница, муй добры!
Внезапно женщина всхлипнула. По морщинкам покатились слезинки.
– Если чем-то вас обидел, пани Хелена, простите.
– Не поспешь ще з пшепрошинами, Янек. Я в том возрасте, когда любые обиды кажутся несущественными.
Ваня растерянно посмотрел на Марысю.
– Не зврацай уваги на мое лзы, Янек. Мои слёзы – это слёзы старости по быстро ушедшей мводошьчи. Какие были планы, Янек! Как ми мечталось! Если бы не пшеклента война…
Пошатнувшись, пани Хелена встала из-за стола и выставила руку, оградившись от порыва дочери и внучки помочь ей, и объявила, что хочет отдохнуть, успокоить разволновавшееся воспоминаниями сердце и нервы.
– Хербатем пий безе мне, – сказала пани Хелена, – Марыся, накроешь стол к чаю, потом…
– Цо потом, бабцю?
– Чуть позже, проше, принеси ми напар з румянку.
– Добже, бабцю. Мёд добавить в настой ромашки?
На полпути к двери пани Хелена остановилась, замерла, развернулась и что-то неприятное увидел Иван в её улыбке, что-то тревожное и печальное отразилось на лице между складок морщин, будто несчастье махнуло чёрным крылом над её головой.
– Очевишьче, моя кукувка! Додай трохем мёду.
Тут и Марина Евгеньевна спросила мать:
– Мама, с вами всё в порядке? Капли или лекарство?
Пани Хелена остановилась в дверях.
– Не мартв ще проша, Марыня. Мне хорошо, как никогда не было после смерти твоего отца. Не мартв ще, цуречко, – печально проговорила пани Хелена дочери и, глянув на Ивана, сказала по-русски: – Не беспокойся, доченька, всё хорошо.
Андрей Станиславович дождался, пока не стихнут шаги матери. Затем налил полный фужер вишнёвой крепкой настойки, выпил и повернулся к Ивану.
– Ваня, ты куришь? А то я что-то не заметил за всеми делами.
– Редко.
Андрей Станиславович посмотрел на жену.
– Мариночка, где мои папиросы?
24
Марина Евгеньевна с дочерью в унисон изумились:
– Ты же бросил!
– Бросил, – признаётся Бурак.
– Так в чём дело?
Бурак стыдливо взмахивает руками, опуская плечи.
– Не поверите, мои любимые, вот что-то так остро захотелось, – мужчина резанул по горлу ребром ладони, и жена с дочерью поняли без слов.
– Папиросы в буфете, завёрнуты в газету.
– Принести? – спросила Марыся, – я мигом, – прокричала на бегу.
К Бураку подошла жена и посмотрела в глаза.
– Здесь неспокойно, – постучал он по груди.
– Выпьешь настойки пиона?
Из дому вылетела Марыся.
– Папа, держи папиросы.
– Настойки, – повторила жена. – Немного.
Разминая гильзу папиросы, Бурак улыбнулся:
– Тут и ведро не поможет, Мариночка.
– У меня «Партагас», – протягиваю мягкую кремовую пачку Андрею Станиславовичу. – Берите.
– Крепкие?
– Реально!
– Это, когда при затяжке нечаянно пёрднешь? – лукаво смеётся хозяин, развеселив вопросом своих родных и меня.
– Случается, – отвечаю, – негромко.
И тут Марыся, как без неё обойтись!
– Деликатно, хочешь сказать, пердишь?
– Марыся! – голос матери звучит с укором, – как не совестно задавать скользкие вопросы молодому человеку!
– Я не при чём.
Мама растерялась ответом дочери.
– Янек сам начал, – развивает мысль девушка. – Янек!
– Что?
– Не «чтокай», лучше заступись за свою храбрую спасительницу.
Не успеваю раскрыть рта, на помощь приходит отец Марыси.
– Ваня, пойдём попер…
– Ендрусь! – удивлённо восклицает Марина Евгеньевна.
– Хотел сказать – попыхтим. Правильно, Ваня?
Киваю, вовлечённый в игру.
– Пока не прикуришь – не пёрд…
Женщины заливаются смехом.
– Ну, ты посмотри, и он туда же!
– Пока не прикуришь – не попыхтишь. Кубинский табачок ох как зол! Продирает до самой…
– Задницы! – кричит Марыся, хлопая в ладоши, – ой, в том смысле, что до дупы.
– Марыся! – в голосе матери появляются строгие металлические ноты, – по ком-то плачет горько хворостина.
[justify] – Мамуля, я