Люсилль Болл "Валентинка"

году. А ее дедушка был персонажем прямо из «С собой не унесешь».
Уинчелл извинился за свой неточный репортаж на следующий вечер — всего через неделю после того, как его слова вызвали фурор. Если бы наш спонсор расторг наш контракт, вполне вероятно, что ни один спонсор или сеть не захотели бы нас везти; а с падением шоу Люси Desilu Productions тоже рухнула бы, затронув тысячи людей и потеряв миллионы долларов.
Как бы то ни было, только один магазин во всей стране отменил заказы на товары «I Love Lucy».
Я получила более четырех тысяч писем, из которых только два были критическими. В последующие месяцы меня во второй раз выбрали Женщиной года по версии телевидения, и президент Эйзенхауэр пригласил меня и Деси на ужин в Белый дом. И Люси оставалась шоу номер один по популярности в Соединенных Штатах.
Я была одной из счастливиц. Долгое время люди в Голливуде не могли получить работу из-за необоснованных и злобных клеветнических слухов. Если бы новость о моей регистрации была обнародована в худшие дни охоты на ведьм — между 1945 и 1950 годами — моя карьера, вероятно, закончилась бы.
Джек Гулд позже написал об этом инциденте в New York Times: «На этот раз обвинение и опровержение стали известны одновременно, и у общественности появилась возможность судить и действовать самостоятельно. Разве миллионы зрителей как один человек поклялись отказаться от сигарет Philip Morris, потому что семнадцать лет назад мисс Болл зарегистрировалась как избиратель-коммунист? Напротив, они завалили ее телеграммами поддержки».
Он добавил: «Вежливое и справедливое обращение, которое ей оказали, не должно быть уникальным, а должно стать стандартом для случаев такого рода. . . . Вещание должно изучить случай мисс Болл, чтобы понять . . . не дает ли он формулу для решения проблемы лояльности с гораздо большей зрелостью и справедливостью, чем демонстрировалось ранее. Процедура, доступная самой большой звезде, должна быть доступна и второстепенному игроку в похожей ситуации».

* * *

Когда «Я люблю Люси» был в середине третьего сезона, мы с Деси решили сделать перерыв и слетать в Нью-Йорк на несколько дней отдыха. Знали, что мы номер один на ТВ, и нам только что сказали, что никто не ходит в туалет в течение того получаса, когда мы были на экранах по понедельникам вечером. Но мы еще не начали осознавать огромное влияние телевидения. Ездили между ранчо и студией с понедельника по пятницу, а по выходным виделись с другими людьми из шоу-бизнеса, как и в старые добрые времена.
В Голливуде вы обычно работаете и развлекаетесь со своими коллегами. Это создает изолированную жизнь. Как однажды сказал Фрэнк Капра: «В Голливуде мы узнаем о жизни по фотографиям друг друга».
Мы знали, что MGM подготовила для нас несколько вещей для продвижения «Длинного, длинного трейлера», премьера которого должна была состояться в Нью-Йорке, но в основном наша идея состояла в том, чтобы немного отдохнуть от повседневной рутины. Поездка началась в среду вечером в феврале 1954 года со слезами на глазах прощания на ранчо с Люси, которой было два с половиной года, и Деси, которому был год. Это был первый раз, когда мы оставили их больше, чем на день или два.
Летели всю ночь в сторону Нью-Йорка так быстро, что я не успела снять пояс. Мы просидели всю ночь. Водопроводные трубы самолета замерзли, и освежиться перед посадкой было невозможно. Приземлились в Айдлуайлде в семь утра и были ошеломлены, когда нас встретила огромная толпа, множество высокопоставленных лиц и немецкий оркестр из шестнадцати музыкантов. Деси и я обнимались и целовались, а затем махали руками, прежде чем продефилировали по красной дорожке, тянущейся от самолета до терминала.
Когда ты кинозвезда, твой публичный образ все еще может быть неопределенным, потому что на каждой фотографии ты выглядишь немного по-разному. Когда тебя видят на публике, люди подталкивают друг друга локтями и шепчут: «Это... . . ?» и вообще придумывают неправильное имя. Но вскоре мы обнаружили, что, когда вы играете постоянного персонажа на телевидении, даже если вас видели на экране всего один или два раза, все на улице вас сразу узнают.
Деси и я были поражены количеством людей, которые останавливали нас на улицах Нью-Йорка, с теми приятными вещами, которые они говорили. Однажды днем мы отправились в район одежды на Седьмой авеню, чтобы поговорить с производителем платьев «I Love Lucy». Мне было приятно, когда взъерошенная старушка распахнула окно своей квартиры и восхищенно крикнула нам: «Слушай, Люси, этот твой парень точно задает тебе жару!»
В наш первый вечер в Нью-Йорке мы лично появились на сцене Radio City Music Hall, это был первый раз, когда руководство разрешило такую рекламу для фильма. «В нашей жизни было много замечательных и волнующих моментов, Люси и я», — сказал Деси аудитории, — «но когда мы сидели дома и нам позвонили и сообщили, что наш первый совместный фильм будет показан в Radio City Music Hall... и что мы будем играть в самом известном театре в мире... вместе... мы знали, что это одно из самых захватывающих событий, которые мы когда-либо могли испытать».
Я надела красивое белое шифоновое платье со всеми моими бриллиантами; Деси был в черном галстуке. «Я всегда мечтала пройти по сцене Мюзик-холла», — сказала я зрителям и сделала именно это, от одного конца до другого. Вернувшись в наши гримерки после выступления, то почувствовала огромную усталость. Мы были в пути уже сорок восемь часов, и только часок вздремнули в самолете. Но Деси и слышать не хотел о том, чтобы идти спать. «Упустила шанс увидеть нашу премьеру в Мюзик-холле? Ты с ума сошла?» Никакие обещания посмотреть фильм в другой день не остановили его, поэтому мы все направились в ложи.
Милтон Берл, близкий друг, пришел отдать дань уважения после фильма. «Вы знаете ту сцену, где трейлер чуть не упал со скалы?» — спросил он нас. «Еще десять футов, и я была бы номером один!»
Вечером после нашего выступления в Мюзик-холле мы с Деси пошли на Kind Sir с Мэри Мартин и Шарлем Буайе. Мы прибыли в театр поздно, как раз когда поднимался первый занавес, и поспешили занять свои места как можно незаметнее. Во время первого антракта Мэри Мартин прислала нам записку с просьбой зайти в ее гримерку; после приятной беседы мы вернулись на свои места, пока свет в зале еще горел.
Мы сидели там и разговаривали, пока не заметили небольшой гул голосов и гудение-гудение взволнованного узнавания. «Миссис Рузвельт, должно быть, здесь», — сказала я Деси.
Мы вытянули шеи в сторону задней части театра, а затем услышали аплодисменты и увидели, как люди встают. Поэтому тоже встали, хлопая и оглядываясь в поисках бывшей первой леди. Потом мы поняли, что овации были для нас!
Каждый раз, когда пытались сесть, аплодисменты становились громче. Им пришлось держать занавес. Это был шок всех времен, насколько это касалось Деси и меня.
На следующий вечер мы ужинали с Чарльзом Рагглсами, а затем поспешили в театр, чтобы посмотреть «Чайный домик августовской луны». Когда после первого акта зажегся свет, послышался гул голосов, переросший в крики и ликование. Из-за людей, висевших на балконе и кричавших: «Привет, Рики!» и «Люси, мы вас любим!» и просивших автографы, им пришлось довольно долго держать второй занавес. Затем они приглушили свет, и Дэви Уэйн, благослови его Бог, вышел в японском кимоно, поклонился и сказал: «Мы тоже бродим по Рюси».
На следующий вечер у нас был ужин и театральное свидание с Джун Хэвок и её мужем Биллом Спиром. Пока мы тихо ужинали в нашем гостиничном номере, Деси и я рассказали им о нашем высмеивании на обеде Circus Saints and Sinners в Waldorf и о спонтанных овациях, которые встречали нас везде: в пресыщенном «21», в Копакабане и в каждом театре. Джун вежливо выслушала, хотя и с немного широко открытыми глазами, и сказала: «Ну, я определенно с нетерпением жду похода в театр с вами двумя сегодня вечером. Это будет довольно интересно».
Конечно, в ту минуту, когда она это сказала, я начала думать: «О Боже, а что, если этого не произойдет сегодня вечером?» Я имею в виду, Деси и я скакали по городу три дня, и волнение должно было утихнуть. Отчаянно не желая смущаться и унижаться, начала пытаться проанализировать, почему и как мы получили все эти стоячие овации, и решила, что это потому, что никто не видел нас до антракта, и все узнали нас одновременно, что, должно быть, помогло создать все это дополнительное волнение. Так что теперь я делаю все, что могу придумать, чтобы отложить наше прибытие до тех пор, пока не погаснет свет. Я притворяюсь, что не могу найти перчатки, уронила сережку... Ничего не помогает. Мы приходим за несколько минут до занавеса.  Вчетвером проходим через вестибюль и спускаемся к нашим местам в оркестре. Ничего.
Я в отчаянии. Не могу поверить, что я это сделала, но развернулась и небрежно посмотрела на балкон — пара позади нас улыбнулась. Боялась даже смотреть на Havoc. Когда села на свое место, она все еще стояла, просто невозмутимо глядя на меня. Через несколько секунд мы были в слезах, так смеялись. Она никогда не позволит мне забыть это!
Вы должны научиться жить с признанием и славой, и что еще важнее, вы должны понять, почему вы знамениты. Шоу «I Love Lucy» было олицетворением любви. Это были маленькие домашние ссоры и расстройства, которые счастливо завершились, преувеличение американской жизни, которое получилось удачным.
На следующее утро мы узнали, что The Long, Long Trailer определенно стал хитом. Radio City Music Hall пережил самое большое воскресенье и День рождения Вашингтона за всю свою историю, с очередями, растянувшимися от театра до Пятой авеню. Metro забронировала дополнительные 1,5 миллиона долларов на показы по всей стране после этой новости. Я была особенно рада, что смогла стать источником дохода для Пандро Бермана, продюсера картины и моего бывшего начальника в RKO. Он, должно быть, думал про себя: «Боже мой! Наконец-то она добилась успеха в кино!»
Я много думала во время нашего теплого и бурного приема в Нью-Йорке. «Десять жарких минут ты такая знаменитость», — сказала я себе. «Через десять минут ты просто еще одна актриса».
Хедда Хоппер говорит, что я одна из немногих актрис в Голливуде, которая пережила свою встречу с успехом в единственном экземпляре, лишь слегка потрепанная в результате. Бывают дни, когда чувствую себя более чем слегка потрепанной.
Потому что в актерской профессии много мазохизма. Мы готовы вынести много наказаний, но как только достигаем небольшого успеха, то склонны бежать от него. Мы боимся его и в результате развиваем всевозможные фобии. Посторонние, которые не понимают, думают, что у нас есть зацепка, но это совсем не так. Мы так привыкли к неудачам, к обидам и отвержению, что можем легко сойти с ума от успеха.

                                            ТРЕНАДЦАТАЯ

Пока мы были на пике популярности с «I Love Lucy», тревога относительно детей меня не покидала. «Я не заслуживаю всей этой любви и восхищения», — постоянно твердила себе. Не могла поверить, что два прекрасных здоровых ребенка действительно мои. Мне казалось, что с ними должна случится какая-то ужасная трагедия.
Всегда буду благодарна миссис Чарльз Рагглз за то, что она познакомила меня с доктором Норманом Винсентом. Он выступал в своей церкви Marble Collegiate. Это оказался