История китайского летчика. Часть 2

позициями осажденным аэродромом и скрывавшимися в зарослях коммунистами. Как только самолет Джао Да взял курс на северо-восток, в сторону Филиппин, из зарослей взахлеб застрочил партизанский пулемет. Австралийцы не заставили себя ждать и ответили ураганным огнем. Война, о которой большая часть человечества даже не слышала, продолжилась.
***
С Филиппин, которые, в отличие от Малайзии, уже добились бесспорной независимости, Джао Да взял курс на владения Страны восходящего солнца. Пожалуй, это часть пути беспокоила его после пересечения Тихого океана больше всего. С японцами Джао Да приходилось в своей жизни иметь дело больше, чем с любой другой нацией. При чем при таких обстоятельствах, которых бы он не пожелал врагу. Хотя именно врагом японцы для него и являлись с 1937 по 1945 годы. Почти все японцы, которых летчику приходилось встречать до сего дня, стреляли в него из разных видов оружия с воздуха и с земли, а в Шанхае еще пытались рубануть катаной или пырнуть штыком. Японцы были повинны в страшных злодеяниях на земле его родины, восемь лет они буквально купались в крови миллионов несчастных соотечественников Джао Да. Однако летчик достаточно хорошо знал человеческую природу, чтобы не сомневаться: японский народ с удивительной легкостью забыл о чудовищных гекатомбах китайцев, однако очень хорошо помнит каждого «воина микадо», павшего от китайской руки.
Нынешняя Япония, пережившая атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, унизительную капитуляцию в войне и американскую оккупацию, конечно, демонстративно отказалась от вооруженных сил и идеологии милитаризма… Но как бы иначе янки оставили ее в покое? На Хризантемовом троне сидел все тот же очкастый император Хирохито, что и в годы войны. По улицам в огромном количестве шатались озлобленные общим и личным поражением здоровые мужчины, сменившие ряды Императорской армии на постылую контору или шумный цех. В сотнях тысяч домов еще не выплакали слезы стареющие вдовы и дряхлые матери… На подходе было и молодое поколение сынов Ямато, которое почти не помнило своих погибших отцов, зато отлично помнило истории об их подвигах.
Личность Джао Да приобрела достаточную публичность, чтобы японцы знали, какой гость спустился к ним на старом Кертиссе Р-40 «Томагавк». В небе над Японией Джао Да, конечно, никто не собьет; а вот где-нибудь на улице засунуть под ребро отточенный танто , или без национальных затей стрельнуть в затылок, вполне могут.
«Ладно, в свое время я не боялся всей Императорской армии, а заодно флота, - подумал Джао Да. – Уж как-нибудь не испугаюсь их осколков!»
И он взял курс на острова Рюкю, они же Ликейские, первую японскую территорию на его пути. Эта цепочка из 96 живописных скалистых клочков суши самой разной величины, от крошечных до очень крупных, с десятками тысяч жителей и городами, словно ожерелье протянулась на 1 200 километров от Тайваня до самого южного острова «главной» Японии - Кюсю. В годы Второй мировой архипелаг стал ареной ожесточенных боев между американскими и японскими вооруженными силами, известных как битва за Окинаву. С тех пор в прибрежных водах зарастали водорослями корпуса затопленных кораблей, берега островов усеивали разрушенные укрепления и ржавый лом войны, а равнины – братские могилы. Джао Да с печалью думал о смерти и разрушениях, которые принесли люди на эти уединенные кусочки земли в океане, но важнее ему было другое. На островах имелась неплохая сеть аэродромов, развернутых в свое время японцами для своей военной авиации. Они были существенно повреждены американскими бомбардировками, но частично восстановлены и вполне годились для приземления. Кроме того, на архипелаге царило «двоевластие». С оккупационных времен американцы сохранили там собственную администрацию, а японская префектура упрямо противопоставляла ей свое гражданское управление. Была и третья сила, выступавшая за создание на островах самостоятельного государства, но Джао Да она заботила мало. Для приземления на Рюкю летчик специально выбрал один из отдаленных от столичной Окинавы островков, где имелись только аэродром, рыбацкий поселок и маяк. Предварительное согласие местных японских властей на посадку было получено еще через консула в Мехико. Но летчику все равно нужна была двойная удача: чтобы не сцапали янки, и чтобы не зарезали японцы. Дозаправку «Крылатого кота» нужно было провести максимально быстро, застав враждебные силы врасплох, и взлететь, прежде чем они успеют отмобилизоваться. Об отдыхе и сне предстояло забыть, но после одиннадцати часов в небе над Тихим океаном Джао Да был готов и к этому.
Японские аэродромы Джао Да тоже любил. Он немало взлетал и садился на них после «большой войны» у себя на родине. Оборудованы они были хуже американских, гораздо реже можно было встретить полосы с бетонным покрытием. Однако грунтовые ВПП японцы строили на редкость надежно. Даже если с годами их сплошь покрывала буйная зелень, приземляться на них можно было спокойно. Если не промахнешься мимо, то под шасси будет все тот же утрамбованный плотный грунт, а система дренажа и водоотводных канавок даже спустя многие годы безотказно уберет с полосы атмосферную влагу, или, проще говоря, лужи от дождя. Технических средств у япошек, в сравнение с янки, было значительно меньше, зато сказывалась азиатская культура строительного искусства, опыт который исчислялся тысячелетиями.
Аэродром на меленьком островке, как убедился Джао Да, был именно таков, и содержался в отличном состоянии. Летчик заходил на посадку со стороны океана, специально уклонившись после взлета с Лусона на Филиппинах к востоку, чтобы не «светиться» перед американскими наблюдательными постами на архипелаге.
- Посадку разрешаю, - неожиданно сообщил радиоузел японского аэродрома мелодичным женским голосом. – Удачного приземления.
«Надо же, как приятно приветствует меня империя Ямато», - усмехнулся Джао Да, и перешел к снижению по глиссаде.
На земле, возле рулежной дорожки аэродрома, уже ждали автозаправщик с цистерной и группа «аэродромных служителей». Джао Да вылез из кабины, спрыгнул с плоскости на землю и изобразил вежливый поклон по-японкски; это вычурное и нелепое движение он хорошо запомнил со времен войны.
- Добро пожаловать на Рюкю, Джао-сан, - по-английски сказал японец в простой рабочей спецовке, на вид ровесник летчика, и без затей протянул Джао Да руку. – Я начальник аэродрома, и я же старший авиационный техник. Наш мэр просил передать извинения, что не пришел встретить кругосветного путешественника лично, ему нездоровится. Мы обслужим ваш «Пэ-сорок» как можно быстрее. А вот бухгалтер нашей общины, Ито-сан. Он оформит оплату, пока мы будем работать.
Еще один японец средних лет слегка кивнул (поклоны здесь явно были не в обиходе) и пригласил Джао Да вовсе на американский манер:
- Прошу за мной в оффис, мистер Джао.
Подшитый пустой рукав бухгалтерского пиджака обнаруживал отсутствие правой руки по самое плечо. Но лицо его было обычным приветливо-скучным лицом клерка, ни тени воинственности или вызова.
В маленьком опрятном домике, где помещались все аэродромные службы островка, однорукий счетовод провел Джао Да в маленькую контору. Напротив располагался радиоузел. За аппаратурой там сидела миловидная японка лет 35 с короткой модной стрижкой, одетая в мужские бриджи и яркий свитер. Не так представлял себе Джао Да женщин Страны восходящего солнца! Она молча улыбнулась летчику и помахала ручкой – совсем по-европейски.
Бухгалтер предложил Джао Да отлично заваренного зеленого чая, а сам принялся за работу. Отсутствие правой руки «старшему по деньгам» не мешало, он отлично выучился писать левой, к тому же вел бухгалтерию на общепонятном английском языке. Японец скрупулезно посчитал стоимость бензина и работ, перевел для летчика цену в иенах на американские доллары и тщательно выдал сдачу – уже иенами. Пока Ито-сан выписывал квитанцию, в дверь заглянул молодой американский морячок с нашивками петти-офицера   - жвачка в зубах, руки в карманах и никакого оружия. Он протянул Джао Да отпечатанный на машинке листок:
- Сводка с нашей метеостанции, сэр. Погода олл-райт, долетите на Кюсю, как по Пятой авеню прогуляетесь!
Не спросив разрешения, янки плюхнулся на стул, нога на ногу, налил себе чая и принялся беззаботно болтать о том, как «покуролесил в увольнении» на Окинаве. Он был развязанный, нагловатый, как настоящий американец, но вполне добродушный. Оказывается, американский пост на островке все-таки стоял и, более того, был в курсе прилета Джао Да.
- Ваш «Пэ-сорок» заправлен на девятьсот литров, Джао-сан, - постучал в пыльное окошко начальник аэродрома. – Можете лететь дальше. Счастливого пути!
«Это какие-то другие японцы, - несколько оторопело подумал Джао Да, когда его самолет набрал высоту, оставив позади гостеприимный островок. – Не такие, каких я видел на войне».
Понимание пришло чуть позже, уже когда он спустился на землю «основной» Японии, встретившую воздушного путешественника очень вежливо, по-деловому и совершенно не враждебно. Японцы были те же самые. Начальник аэродрома вполне мог когда-то летать на «Зеро» и ловить в прицел зеленый И-16 китайского лейтенанта Джао Да. Бухгалтер потерял руку на фронте, быть может – в Шанхае или в Нанкине. Приветливая радистка, возможно, служила в противовоздушной обороне. Просто Джао Да встречался с ними на войне, а здесь они были у себя дома, в повседневной жизни, занятой самыми обыденными мирными делами. Здесь, а не там, они были настоящими. Если бы не война, большинство из японских солдат никогда не совершили бы тех злодеяний, от которых стонала земля Китая. Они даже не задумались бы, что способны на это. И сейчас они так же, как Джао Да, изо всех сил старались забыть о злобе и страданиях пятнадцатилетней давности.
«Пусть прошлое будет прошлым, - с философским спокойствием заключил Джао Да и простил японцев. – Но забывать войну все-таки не надо, потому что тогда она возвращается!»
Ему очень захотелось разыскать в Японии своего бывшего противника, «аса из асов» «Тэцу» Ивамото, с котором они в  далеком 1942-м обменялись вызывающими стихотворными посланиями и ураганным встречным огнем из бортового оружия. Вместе вспомнить боевую молодость, поговорить, может быть, проложить какой-то новый путь в небе... Но поиски принесли печальную новость. Офицер авиации Императорского флота Тэцедзо Ивамото, не сумев простить себе и стране поражения, после войны принялся топить горе в алкоголе, сильно болел, и в 1955 году нашел последний приют под скромным надгробием на своем родном Хоккайдо. Рассказывали, что, уже сгорая от болезни, он сказал: «Когда я поправлюсь, буду летать снова».
В этой жизни они так и расстались врагами.
***
Советский консул в Токио как две капли воды походил на всех дипломатов, которых довелось встречать Джао Да. Он был одет в безукоризненный костюм, отлично причесан, осторожен глазами, красноречив и умел мягко обтекать острые углы.
- Конечно, товарищ Джао, Советский Союз будет рад приветствовать вас на своей территории, - сладко проворковал он и спрятал за обаятельной улыбкой острый взгляд. – Советские