История китайского летчика. Часть 2

Кроме того, приходилось ежемесячно выдерживать экзамен на знание «политической ситуации», штудируя для этого центральные газеты. Мне кажется, недостаток продуктов и товаров, который все больше чувствуется в Китае, стал следствием этих непрерывных заседаний. Они не оставляют людям времени нормально работать. Особенно это чувствовалось в селе, где собрание идет за собранием. При этом председатели постоянно рапортовали наверх о своих воображаемых успехах. Когда же приходило время сдавать государству продукцию,  которой оказывалось гораздо меньше «доложенной»,  то приходилось отдавать последнее. Людям после этого было просто нечего есть.
После того, как окончился срок моей ссылки в деревню, мы с будущим мужем вынуждены были уезжать уже из Сианя, где нас считали «неблагонадежными». В 1958 году мы вернулись в Урумчи, где нам снова удалось устроиться на работу в Проектный институт. Партийных активистов всегда хватало, а вот в хороших специалистах чувствовался недостаток, но надо же кому-то было работать! В Урумчи состоялась наша свадьба. Предварительно нас заставили сдать анализ на совместимость групп крови. Таково распоряжение председателя Мао. Считается, что только при совместимых группах крови родятся здоровые дети, иначе в заключении брака отказывают. Лично мне это очень напоминает евгенику, которую практиковали нацисты. К счастью, наши группы крови сложились благополучно. Наконец нам разрешили пожениться. Это была типичная для нашего времени «коммунистическая свадьба» - на столах, накрытых по такому случаю в Проектном институте, были только арбузные семечки, дешевые конфеты и чай, зато за столом – все ученые и партийные. Ничего более серьезного мы не могли себе позволить, чтобы не прослыть «растратчиками»… Но мы все равно были очень счастливы!
В этом году у меня родился сын. В связи с этим на меня пролился дождь благодеяний, которыми председатель Мао осыпает каждую молодую семью после появления ребенка. Мне полагалось 56 дней декретного отпуска после рождения ребенка. Нужно признать, что нам, как молодоженам, государство сразу дало комнату и кое-какую мебель: кровать, стол, два стула и шкафчик для книг. Мы получили жилье в одноэтажном общежитии барачного типа, построенном сразу позади здания Проектного института. Там мы с супругом и жили.
На нашего сына мы получали продуктовый паек, но он был очень скудным. В месяц на ребенка давали 3 килограмма муки, полкило печенья, полкило сахара, 250 грамм масла и 250 грамм «мясных продуктов». Этого было явно недостаточно. Взрослым полагалось по талонам гораздо меньше, а некоторые продукты, например, сахар, можно было получить, только представив справку от врача, что они тебе «необходимы для жизни».  Питались мы преимущественно в столовой Проектного института. Там за один талончик на питание давали маленькую легонькую пампушку и чашку какой-то бурды, голод был нашим постоянным спутником. Из-за недостатка питания мой маленький сын часто болел – корью, воспалением легких, желтухой. Я должна была сидеть с ним, пропускала работу, что вызывало «резкую критику партийных товарищей». Меня снова и снова обвиняли в пренебрежении «общественными интересами ради личных». Сразу вспомнили и мое «капиталистическое происхождение», упрекали даже моими простенькими ситцевыми платьями, «товарищам» это казалось «роскошным образом жизни». Наша жизнь в Китае стала невыносимой, а жизнь ребенка и вовсе была под угрозой. Так что мы с мужем твердо нацелились на выезд в СССР.
Наш выезд в СССР, между тем, столкнулся с серьезными проблемами. На работе меня предупредили – меня вызывают на собрание нашего отдела, на котором меня за мои намерения будут «разоблачать» как «предателя родины». Я обратилась за советом к своему супругу. И он сказал мне: «Будем бить наших недоброжелателей их собственным оружием! Ты газеты читаешь? Тогда должна помнить, что глава Госсовета КНР Чжоу Эньлай заявил: члены семей граждан иностранного происхождения не должны ни в чем обвиняться».
Приняв наставления мужа, я пришла на собрание, встала и твердо заявила, что они не имеют право судить нас, так как таков приказ главы Госсовета КНР. И мои недоброжелатели, что называется, проглотили язык. Моего мужа маоисты тоже мучили постоянными собраниями и обвинениями в течение двух недель. Доходило до абсурда. Ему ставили в вину, в частности, что он позволил мне просидеть дома после рождения сына три месяца вместо положенных 56 дней декретного отпуска – маоисты увидели в этом «индивидуализм и пренебрежение интересами государства». Ему предъявили восемь пунктов обвинений, и в конечном итоге сказали: «Если любишь родину – оставайся в Китае строить коммунизм». На это мой супруг твердо ответил: «Жену и сына я люблю больше, вы меня не удержите». Тогда ему повесили ярлык «изменника», но, что удивительно, оставили в покое. Вскоре после этого мы получили разрешение на выезд из Китая в СССР.
И вот мне с мужем и с маленьким сыном удалось выехать в Советский Союз, в город Фрунзе. Жизнь в СССР кажется нам очень простой по сравнению с играми Председателя Мао в Китае. Первое время я не могла нарадоваться тому, что нет постоянных собраний с  «критикой» и «саморазоблачениями». Положение с продуктами здесь гораздо лучше. Я не преувеличиваю, что чувствую себя здесь очень свободной, и только удивляюсь, что советские граждане жалуются на жизнь, не понимая своего счастья!
Пока нам с мужем приходится трудиться на заводе, но я не оставляла мечты устроить моего мужа, как высококлассного китайско-русского переводчика, на работу по специальности в Москву.  Недавно я написала письмо в Гостелерадио СССР, рассказав в нем, что мой муж владеет в совершенстве русским языком, пекинским и шанхайскими диалектами китайского языка, и, кроме того, отлично знает английский…»
Прочитав восторженные строчки Хун о жизни в СССР, Джао Да испытал двойственное чувство. Конечно, хорошо, что сестра с семьей вырвались из цепких лап Председателя Мао, он все равно не дал бы им жизни. Но, с другой стороны, Советский Союз представал в ее изображении какой-то страной абсолютного благополучия, чем-то вроде сказочной Шамбалы. Сестренка осталась собой: воспитанная советскими учителями, она была влюблена в Страну Советов еще с детства. Не стало бы слишком болезненным для нее постижение истины, когда пройдет первый восторг на новом месте! Или она понимает все и сама, просто написала эти слова не под диктовку специально для Джао Да, чтобы заманить в СССР и его?
Неприятные раздумья Джао Да прервал советский консульский работник, вошедший с телеграфной лентой в руках:
- Товарищ Джао, для вас получено еще одно сообщение с приглашением из Советского Союза, телеграмма…
- И от кого же, не иначе от самого товарища Хрущева?
- Нет, позвольте я лучше зачитаю. «Прилетай в Москву зпат друг тчк Встречу зпт отметим тчк Замкомандующего Московским округом ПВО генерал-лейтенант Николай Лисицын тчк».
Джао Да помолчал, задумчиво глядя в бледное небо через плохо вымытое оконное стекло советского консульства.
- Мой полет в СССР предопределен кармой, и будь что будет, - сказал он.
***
Серебристый Кертисс Р-40 «Томагавк», несущий эмблему «Крылатого кота», опознавательные знаки Республики Куба и китайского летчика Джао Да, взлетел с аэродрома на северном острове Японии Хоккайдо и взял курс на северо-запад, в советское воздушное пространство. Начался самый занимательный этап кругосветного полета, о котором наш герой многие годы спустя неизменно вспоминал с улыбкой – теплой и слегка ироничной.
Перелет через территорию СССР очень сильно отличался от пройденного им до сих пор воздушного пути по окружности Земли. Это стало ясно с первых промежуточных приземлений, с первого знакомства с советскими воздушными и аэродромными службами, с первых встреч с советскими людьми. Раньше Джао Да видел живой, но довольно отстраненный интерес к своему отчаянному предприятию, искреннюю, но эпизодическую помощь братьев-авиаторов; но он сам выбирал курс и шел по нему. В СССР китайского летчика открыто «вели». Но вели с такой дружеской заботой, с таким неподдельным сердечным участием, по такому занимательному маршруту и настолько мастерски с точки теории и практики авиации, что обижаться на эту опеку не приходилось. К тому же, что там говорил неистощимый на русские пословицы и поговорки Ко-ля Ли Си-Цын? – «Дома хозяин – барин!». «Баре» это что-то вроде русских мандаринов,  знал Джао Да, их по идее должна была уничтожить Октябрьская революция… Но «свято место пусто не бывает», гласила еще одна пословица, и новых «бар» встречалось в СССР немало.
Однако первым, на что китайский летчик сразу с одобрением обратил внимание, была четкая и регулярная организация воздушного движения в советском небе. Пожалуй, даже в США, где авиация была развита несколько лучше, такого порядка в небе не было; в основном неразбериха происходила за океаном из-за хаотических перелетов многочисленных малых и средних бортов, которым и Федеральное управление авиации не указ. В СССР все крылатые суда двигались по отведенным воздушным коридорам и согласно указанному расписанию, поддерживали радиосвязь между собою, а также с пунктами взлета-посадки. На страже порядка в небесном траффике стояли хорошо отлаженные диспетчерские службы, как регулировщики на оживленных перекрестках. Гражданская авиация, для удобства представленная единственной мега-авиакомпанией, охватывавшей и территорию всей страны, и международные рейсы, не тормозилась в развитии мелкими дрязгами и каверзами конкуренции. ВВС СССР четко придерживались своих маршрутов патрулирования и районов проведения учебных полетов. С путями гражданских самолетов они практически не пересекались, благо простора было хоть отбавляй! Учебная и спортивная авиация, объединенная вокруг всесоюзной полу-гражданской и полу-военной структуры ДОСААФ, располагала собственной технической базой, своим парком машин самых разных классов и аэродромами, зачастую, эксплуатируемыми только ей. Именно с представителями этой очень многослойной и непростой, как и все в Советском Союзе, организации Джао Да приходилось чаще всего иметь дело. Несшие окраску ДОСААФ Як-18, которые китайский летчик помнил еще ночными бомбардировщиками Корейской войны, и Ан-2, внушительные и массивные бипланы новой конструкции, наследники незабвенного У-2 и По-2, провожали «Крылатого кота» с аэродрома на аэродром. Карты полетов и метеосводки были всегда подготовлены советскими специалистами так, что держать курс по ним было истинным наслаждением - сказывалось военно-воздушное прошлое большинства инструкторов и руководителей ДОСААФ.
Однако острому и критичному взгляду Джао Да сразу становились заметны и некоторые «сугубо-политические» моменты. Маршруты его перелетов по советской территории были проложены так, чтобы внизу взгляду воздушного гостя открывались бескрайние живописные просторы. Масштабы их потрясали почти так же, как масштабы промышленных строек, над которыми тоже частенько пролегал курс. Однако почти никогда не было заметно объектов военного назначения, следов разрухи