История китайского летчика. Часть 2

машинописным текстом. Французы таки умели работать, если их гальванизировал сам де Голль. Генерал идеально срежиссированным жестом большой холеной руки принял у офицера документ. Он быстро прочитал его, и, несмотря на напряжение этой минуты, Джао Да поразился перемене, произошедшей в физиономии президента Франции. Очарование радушного хозяина исчезло сразу, без всякого перехода. Теперь напротив летчика сидел жестокий и желчный старый генерал, привыкший приказывать и не считаться с жизнями тех, кто ниже его.
Де Голль вытянул пергаментные губы трубочкой и издал сиплый свистящий то ли вдох, то ли выдох. Этот звук произвел эффект ветра, сметающего паль – с такой скоростью мадам де Голль и адъютант вылетели вон из гостинной.
- Женщина, о которой вы просили, - неприятным скрипучим голосом произнес президент, - Софи Аркур, 1924 года рождения… Виновна в том, что гестапо в октябре 1943 года арестовало ячейку Сопротивления в депортаменте Коррез. Она была схвачена нацистами после высадки с английского самолета и выдала на допросе свои контакты. После освобождения из немецкого лагеря осуждена за предательство, но этот безвольный слизняк, этот псевдо-президент Ориоль  помиловал ее. Проклятое французское мягкосердечие и прекраснодушие… При мне с этим будет покончено железной рукой!
Де Голль рывком поднялся с кресла и выпрямился во весь противоестественно высокий рост, звучно хрустнув суставами.
- Месье, вы свободны, - властно сказал он, обращаясь к Джао Да. – Потрудитесь вернуться к вашему самолету своими силами. Администрация аэропорта приготовит вам счет за обслуживание и начислит штраф за простой на аэродроме, об этом позаботятся. Франция более не задерживает вас.
Де Голль раздраженно притиснул длинным пальцем кнопку вызова слуг. За спиной у Джао Да неслышно вырос один из телохранителей президента. При официальном костюме, слегка топорщившемся на плечевой кобуре, он тоже был в домашних тапочках.
- Благодарю вас за любезность, мой генерал, - Джао Да церемониально раскланялся, не скрывая издевательской улыбки. – Я задержусь во Франции столько, сколько сочту уместным, потому что в моем паспорте стоит виза вашей страны… Вернее, страны, которую вы называете вашей. Здесь достаточно свободных аэродромов, где меня и мой самолет примут за умеренную сумму в франках. И, как везде в мире, здесь достаточно порядочных людей, которых незаслуженно осуждают.
На душе вдруг стало удивительно легко, как перед взлетом. По крайней мере, теперь он знает фамилию и год рождения Софи, этого будет достаточно, чтобы разыскать ее след. Джао Да ни на секунду не сомневался, что маленькая отважная резистантка не делала того, что приписывал ей этот злой и двуличный старик. А еще он отчетливо чувствовал, что Софи нуждается в помощи и в справедливости. Не это ли желание – помочь человеку и служить истине – вело Джао Да на дюралюминиевых крыльях через несколько континентов?
***
Джао Да приземлился на аэродроме Брив-ля-Рош, главной воздушной гавани департамента Коррез. Местные служащие с гордостью сказали ему: «Здесь можно принимать даже международные рейсы!». Впрочем, в настоящий момент единственным международным путешественником на этом летном поле оказался сам Джао Да с его Кертиссом Р-40, и все радушие аэродромных служб (оплаченное франками) было обращено только на него.
Оставив своего крылатого друга попечению французских механиков, летчик сел на рейсовый автобус и отправился в столищу департамента, славный городок Тюль, насчитывавший целых 15 тысяч жителей и 13 веков истории . Он точно знал, куда и к кому едет. Недолгие поиски по официальным инстанциям принесли известие, что мадемуазель Софи Аркур все так же проживает в своем родом городке, в доме, где жили ее родители, родители ее родителей, и так далее.  У нее нет детей, и она не замужем. Это все, что знал Джао Да. Этого было достаточно, и в то же время так мало. Летчик не питал особых иллюзий по поводу «не замужем», зная, что институт «гражданского брака» быстро набирает популярность во Французской республике. Тем более, он не мог знать, как встретит Софи пришельца из прошлого; для нее он мог остаться просто мимолетным увлечением далекой юности.
Город Тюль оказался точно таким, как представлял его себе Джао Да – очень небольшим, уютным, слегка сонным, слегка по-провинциальному чопорным. Здешние дома, сложенные из  слоистого серого камня или оштукатуренные в пастельные цвета, были древнее, чем все города в Америке, если не считать цивилизаций инков и ацтеков. Маленькие частные шале были окружены фруктовыми садиками, живописными даже в февральскую слякоть. Над городом господствовал строгий шпиль романо-готического собора, называвшегося, разумеется, Нотр-Дам-де-Тюль. Горожане, точь в точь такие, как Джао Да воображал себе жителей французской «глубинки», оборачивались на него с нескрываемым изумлением – здесь не часто видели летчика, но еще реже – китайца. Несмотря на то, что в чемодане, закрепленном в пассажирской кабине верного Кертисса «Томагавк», лежали пальто и костюм классического стиля, которыми Джао  Да обзавелся в СССР, он предпочел остаться в летном комбинезоне и кожаной куртке, с любимым шелковым шарфом на шее. Лётная одежда отменяла многие условности в общении с местными и, к тому же, ему, как мальчишке, хотелось предстать перед Софи именно пилотом.
- Это же месье Джао, путешественник вокруг света, будь я проклят! – летчика заставил обернуться мужской голос, не совсем трезвый и не совсем молодой, зато исполненный искренней радости.
На пороге ближайшего кафе появился невысокий краснолицый старичок, с истинно галльским темпераментом размахивавший графинчиком с аперитивом и газетой, социалистической «Юманите». К удивлению, пожилой читатель левой прессы и поклонник Бахуса был одет в сутану священника и коротко острижен, как стригутся католические клирики.
- Я сразу узнал вас по фотографии в газете! – священник подкатился к Джао Да и попытался пожать ему руку; это было нелегко, потому что выпускать ни газеты, ни графинчика он не хотел. – Тысяча чертей, превосходно вы вмазали старому пердуну де Голлю, когда он хотел выпереть вас из страны! А я здешний кюре, отец Лепель, рад познакомиться! Слушайте, приходите завтра в собор, расскажете моей пастве о небесных путешествиях… Обычно здешних чертовых лежебок на мессу дубиной не загонишь, но ради такого необычного гостя набьются битком!
Джао Да несколько отступил под напором служителя католической церкви и скромно поклонился:
- Я очень польщен, святой отец, но вряд ли смогу. Видите ли, я буддист.
- Не беда, никогда не поздно обратиться к Христу, - махнул рукой с графинчиком старый кюре. – Заодно примете католическую веру. За это я получу премию от епископа, дьявол его раздери, а вы – спасение души!
- Сожалею, но я пока не думал о смене религии, - ответил Джао Да. – И я не планирую публичных выступлений. Я приехал в Тюль по личному делу, я должен видеть одного человека…
- Кого именно, сын мой? – ничуть не расстроившись, отозвался священник; он производил впечатление весельчака, добряка и выпивохи. – Быть может, я смогу помочь вам. Католическая церковь знает все обо всех лучше, чем тупые бездельники жандармы!
- Мадемуазелль Софи Аркур, - тихо сказал Джао Да. Возможно, священник действительно сможет рассказать что-нибудь о ней, подумал он. Возможно, после этого придется садиться на обратный автобус…
- А, бедная отважная мадемуазель Софи! – кюре сочувственно сморгнул и приложился к графинчику; затем предложил выпить летчику, но тот отказался. – Она не часто бывает у мессы, неудивительно, после всего, что она пережила… Недавно она похоронила мать, а ее отец еще до оккупации сбежал куда-то за другой бабой. А еще - война, лагерь у богопротивных бошей и эти обвинения, что она сдала резистатнтов…
- Вы думаете, Софи действительно их сдала? – спросил Джао Да.
- Не знаю, возможно, - вздохнул старый священник. - В гестапо ее били, пытали. Мне самому грязные боши пересчитали ребра, когда украли богослужебные сосуды. Я хорошо знаю, как эти свиньи умели бить! Пытки может выдержать только святой, мы же всего лишь люди. Софи была тогда совсем девочкой…
Священник снова вздохнул, еще более сокрушенно, и затянулся из графинчика еще глубже.
- Будьте спокойны, месье Джао, здесь живут мирные и понимающие люди, - успокоил он летчика. – Мы даже после освобождения не стали стричь наголо глупых шлюх, спавших с похотливыми бошами, просто собрали всех вместе и вышвырнули из города. Софи Аркур здесь жалеют и помогают ей, как могут, многие знали ее с детства. Не смею дольше задерживать вас, месье пилот, если хотите видеть ее. Не знаю, за каким чертом вам это надо, но мадемуазель Аркур будет рада встретить знаменитого человека.
Джао Да открыл скрипучую калитку, прошел по коротенькой садовой дорожке, заботливо расчищенной от падавшего с утра мокрого снега, и постучался в деревянную дверь старенького одноэтажного шале. Как всегда перед решающим поворотом в жизни, на душе было спокойно, а разум повторял сам себе: я готов ко всему.
- Я увидела тебя в окно и сразу узнала! - сказал из-за двери знакомый мелодичный голос; он совсем не изменился, только, вместо жизнерадостного девичьего кокетства, в нем стало очень много твердости. - Почему я верила, что ты когда-нибудь прилетишь ко мне? А ты не очень торопился.
Дверь распахнулась. Софи стояла на пороге, такая же маленькая и очень изящная даже в бесформенном шерстяном платье. Лицо ее, на которое падала легкая тень, казалось молодым и прелестным, как прежде, но очень грустным, а в густых локонах струились седые пряди. Женщина не обняла Джао Да, а почему-то стеснительно спрятала руки за спину.
- Там сплошные шрамы, - извиняясь, сказала она. – Боши поработали… Ногтей долго совсем не было, потом выросли такие уродливые, что на люди выхожу в перчатках в любую погоду.
Она улыбнулась, и с этой улыбкой на мгновение воскресла прежняя юная Софи.
Джао Да мягко, но властно, завладел ее правой рукой и нежно поцеловал тонкие пальцы в старых шрамах и стяжках. Это было вместо слов. Никогда в жизни не приходилось признаваться в любви, подумал летчик, чувства побеждали как-то сами собой. И сейчас он тоже надеялся на их силу, а не на обманную завесу красноречия, такую же трескучую и неэффективную, как заградительный огонь ПВО. Софи была удивительной женщиной – она тоже умела понимать и чувствовать без лишних слов.
Больше не пряча своих пальцев, она взяла Джао Да за руку и проводила на меленькую кухню.
- Я сварю тебе кофе, - просто, как будто они не расставались вовсе, сказала она. – Если ты голоден, могу приготовить омлет. Увидишь, как я отвратительно стряпаю! Наверное, поэтому меня до сих пор никто не взял замуж, - она коротко рассмеялась, Джао Да послышались знакомые юные нотки женского лукавства.
- Ничего страшного. Я, как всякий старый солдат, неплохо умею готовить сам, - ответил он.  – С радостью возьму кухню на себя.
- Это самое странное предложение руки и сердца, которое мне приходилось слышать, - Софи посмотрела на летчика так, что он был не в силах понять, шутит ли она, или, наоборот, слишком серьезна. – Или я ошибаюсь?
- Ты нисколько