История китайского летчика. Часть 2

ранее, и до вылета они надеялись отоспаться, а после вчерашних ночных полетов хотелось расслабиться.
- Пьют, как зюзики, - проворчал товарищ Лисицын.
- Не суди их строго, Ко-ля, - вступился за вьетнамцев Джао Да. – Им приходится летать на машинах прошлого поколения, да еще транспортных, в войне против самой сильной и современной авиации мира.
- Самая сильная и современная – наша, советская, - назидательно сказал Лисицын.
- Если так, то почему ее здесь нет, как в Корее? – ехидно прищурился Джао Да.
- Не умничай, Да-Нет, хоть ты теперь и начальник, - огрызнулся уязвленный представитель ВВС СССР. - Зато здесь есть мы!
Солдатик-провожатый подвел их к земляному капониру, в котором, тщательно задрапированный маскировочной сеткой и утыканный свежей зеленью, стоял окрашенный в серо-зеленый цвет Ан-2. На фюзеляже и на нижней плоскости он нес опознавательные знаки ДРВ – желтая пятиконечная звезда, вписанная в красный круг посредине красной же горизонтальной шпанги. На хвосте был изображен флаг ДВР. Со своими двухъярусными крыльями, массивным угловатым фюзеляжем, широкой кабиной и пирамидальными стойками стационарных шасси биплан имел удивительно уютный и совсем не военный вид. Он казался наивным пришельцем из прошлых лет, безнадежно оспаривающим место в небе у реактивной авиации.
Тем не менее, это был боевой самолет, недавно вернувшийся из полета, рокового для его экипажа. На боковом остеклении кабины виднелись несколько пробоин от пуль непривычно малого калибра. Наверное, в самолет стреляли из этой новой американской автоматической винтовки М16 , сделанной под 5,56 мм патрон, подумал Джао Да. Когда летчики поднялись в кабину, в нос ударил неприятный запах киснущей в жарком замкнутом пространстве крови. Спинка сиденья второго пилота была густо окровавлена, а на полу грузовой кабины виднелись бурые разводы, повторявшие путь волочения мертвого тела.
- Механики здесь мышей не ловят, бездельники, - озлился Николай Лисицын. – Давно надо было замыть, а стекло поменять! Они что, не знают, как окровавленная машина на аэродроме влияет на моральный дух летного состава? Великой Отечественной на них нет!
- У них сейчас своя Великая Отечественная, - резонно заметил Джао Да. – Но непорядок налицо. Нам, кстати, двух технических членов экипажа обещали… Где они?
Словно в ответ на его слова, слегка стукнула алюминиевая съемная лесенка, этот неизменный атрибут грузо-пассажирской двери в левом борту Ан-2, и в кабине появилась маленькая худенькая фигурка в летном комбинезоне. Она, или он, или оно, было настолько крошечным и щуплым, что в отнюдь не просторной грузовой кабине Ан-2 смогло свободно вытянуться по стойке смирно и отдать воинское приветствие без опасности задеть локтем за борт.
- Бортмеханик лейтенант Фам Тхи Нгон , прибыла в ваше распоряжение! – пискнула фигурка тоненьким голосом на ломаном, но вполне понятном русском языке; так говорили все вьетнамцы, прошедшие подготовку у советских инструкторов.
Джао Да и Николай Лисицын уставились на маленькое создание с соперничающим друг с другом изумлением.
- Это что, подросток? – вопросил, наконец, китайский летчик.
- Мне двадцать четыре года! – оскорбилась крошка, не отнимая узенькой лодошки от форменного кепи. – Я заняла второе место по результатам в выпуске Авиационного училища №2 , и заняла бы первое, если бы не была женщиной! В авиации первыми позволено быть одним мужчинам, равенство полов даже при социализме существует только на бумаге!
- Ого, воинствующую феминистку прислали, - обреченно бросил Николай Лисицин.
- Феминизм это пережиток буржуазного общества, а в нашей республике женщинам должно быть позволено становиться летчиками! – смело набросилась на него малютка-авиатехник; теперь Джао Да разглядел под кепи туго завязанные в узел густые черные волосы, пожалуй, единственное красивое, что в ней было.
- Так что же вы не стали летчиком? – любезно поинтересовался Джао Да.
- Я отлично выдержала экзамены в летное училище, но меня перевели учиться на техническую специальность приказом! - почти зарыдала бортмеханица - Потому что я женщина, к тому же из бедной семьи, где много братьев и сестер… Все мужчины считают, что мне прилично только сидеть дома и мыть полы!
- Кстати о полах и о приказах, - Джао Да предельно корректно, но красноречиво указал девушке-бортмеханику на засохшие кровавые разводы. – Мойте своими руками, или пригоните солдата. Пробитое остекление кабины поменяете сами, а я посмотрю и сделаю выводы о вашей квалификации. Не как женщины, а как специалиста, лейтенант Нгон.
- Слушаюсь, товарищ командир! – Нгон снова блеснула отличной выправкой; удивительно, но приказ о грязной и отвратительной работе она восприняла с радостью, как признание своего равноправия.
- Да что вы, девушка, - с виноватым видом попытался остановить вьетнамочку Николай Лисицын. – Не возитесь в крови, я уж сам помою, я кровищи-то навидался…
- Это кровь человека, который был мне хорошим товарищем и погиб, как настоящий летчик! – сверкнула узкими темными глазами Нгон. – Для меня будет честью смыть его кровь.
- Кажется, из нее выйдет неплохой бортмеханик, - заметил Джао Да. – Пойдем-ка, Ко-ля, посидим, покурим, пока лейтенант Нгон приводит все в порядок.
Они присели на откосе капонира, словно на деревенском косогоре, два пожилых, но так и не постаревших человека в кожаных куртках, два боевых пилота уходящей эпохи. Джао Да достал пачку сигарет. По праву командира он угостил Лисицына. Они курили молча, как умеют только старые друзья, которые знают все друг о друге.
- Гляди-как, Да-Нет, это, кажись, наш бортстрелок топает! Здоров, зараза! – Николай Лисицын указал на приближавшегося солдата необычайно высокого для вьетнамца роста. Довольно громоздкий ручной пулемет советского производства РП-46 с ленточным питанием и несколько коробок патронов боец нес легко, как детские игрушки.
За недолгое пребывание во Вьетнаме Джао Да навидался немало военных этой маленькой воюющей страны, но солдата, носившего форму с таким уставным шиком, он встретил впервые. Хлопчатое обмундирование цвета хаки было тщательно отглажено и не давало ни одной лишней складочки, брезентовые ботинки с резиновыми подошвами – идеально чисты. На вскинутой, как на параде, голове лихо сидела панама с новенькой кокардой, левое поле щеголевато приподнято вверх. Большой клетчатый платок, этот полуофициальный, но незаменимый атрибут униформы ВНА, был завязан на шее красивым узлом, бляха на поясе вычищена до блеска, штык-нож эффектно сдвинут несколько вперед, а латунная фляга - назад. На вид парню было лет двадцать, но он был очень крепок и мускулист не только для своего возраста, но и для своего народа. Хотя, своего ли? Лицо пулеметчика походило на вьетнамца только широковатыми скулами и разрезом глаз, черты же были почти европейскими, и даже загар – коричневатым, а не оливковым, как у местных.
- Сержант Маршан Вьет Лонг , лучший стрелок парашютно-десантной роты , потомственный пулеметчик, прибыл на должность бортстрелка, товарищи офицеры! – отчеканил парень с той едва отличимой от субординации самоуверенной дерзостью, которую могут позволить себе только очень хорошие солдаты. Этот говорил по-французски, совершенно гладко и, кажется, даже с какой-то диалектной спецификой, только не колониальной, а континентальной, из самой Франции.
- Во-первых, мы здесь не офицеры, а иностранные специалисты-добровольцы, - прищурился Джао Да, устремив на пулеметчика испытующий взгляд. – Во-вторых, так уж и лучший стрелок? И в третьих – что это за фамилия такая странная для вьетнамца?
- Разрешите доложить, товарищи добровольцы, фамилия у меня французская, - не растерялся сержант. – Французом был мой папа, - он произнес это слово с характерным ударением на последний слог. – Папа служил здесь в Иностранном легионе Франции, лучшим первым номером пулеметного расчета, когда женился на моей маман. Я пулеметчик во втором поколении, это у меня в крови, потому и стреляю без промаха.
- И где сейчас твой отец, Маршан? – полюбопытствовал Джао Да.
- Когда Хо Ши Мин, как его дальше, выгнал всех французов, папа тоже был вынужден уехать, хоть он давно уже был гражданским, - со скрытой обидой рассказал солдат. – Маман не решилась поехать с ним, сколько он ни звал. У нее здесь свое дело, мастерская, заказчики, она лучшая художница по шелку в Ханое.
- Выходит, в их французско-вьетнамской семейке все лучшие, - хмыкнул Николай Лисицын.
Сержант Мархан то ли не понял, то ли не захотел понять иронии и расплылся в широкой белозубой улыбке:
- Так точно, товарищ доброволец, самые лучшие! Вот разобьем янки, и я тоже поеду во Францию, разыщу папа… А потом поступлю в Иностранный легион, как и он. Нашу страну я уже всю видел, и Север, и Юг, когда посылали к партизанам. Теперь охота остальной мир посмотреть!
Джао Да тактично умолчал, что «остальной мир» для солдата Иностранного легиона, как правило, ограничивается укрепленным периметром его базы где-нибудь в песках или в джунглях. Пулеметчик ему положительно понравился. Но, чтобы парень не очень задавался, Джао Да отправил его в грузовую кабину Ан-2 помогать бортмеханику Нгон. Оттуда вскоре донеслись их голоса. Девушка на правах командира визгливо покрикивала на пулеметчика, а он отвечал с изысканной воинской дисциплиной, но с такой откровенной насмешкой в голосе, что Нгон бесилась и кричала еще громче.
- Ого, у молодежи любовь начинается, - со стариковской ворчливой добротой в голосе заметил Николай Лисицын.
- Кажется, с младшими членами экипажа нам повезло. В полку больше ни у кого таких нет, - заключил Джао Да.
***
Ан-2, последний из знаменитых бипланов ХХ века, по своей универсальной функциональности и надежности вполне мог считаться правопреемником По-2. Однако, детище обобщенного опыта советских авиаконструкторов и авиастроителей, он не только унаследовал все лучшие качества «нестареющего Поликарпова», но вывел их на технически совершенно иной, более современный и эффективный уровень.
Джао Да раньше не приходилось летать на самолетах такой модели, однако в конструкции и управлении Ан-2 все было предельно понятно и удобно. В этом крылатое изделие КБ Антонова досконально повторяло главную особенность По-2, который пилоты многих стран, не сговариваясь, прозвали: «Самолет для летчика».
Ан-2 столь же успешно эксплуатировался на местных воздушных линиях и в вооруженных силах государств «Советского блока» и дружественных СССР стран с конца 40-х годов. Оснащенный девятицилиндровым бензиновым двигателем АШ-62ИР мощностью в одну тысячу «лошадок», он мог спокойно летать на расстояние 1000 км, которое благополучно преодолевал за 5 часов при крейсерской скорости в 180-200 км/ч. Двигатель запускался очень удобным инерционным электростартером, который раскручивал до высоких оборотов небольшой маховик; при резком сцеплении с валом 9-цилиндрового двигателя его энергии вполне хватало для нескольких оборотов, до первых вспышек, а дальше прекрасный мотор «схватывался» моментально. При запуске надо было не забыть сразу включить магнето – прибор для создания искры на свечах; однако для напоминания об этом существовал второй пилот Николай