История китайского летчика. Часть 2

рапорта, поел в нормальной летной столовой, рассказал о своих приключениях шумно обступившим его молодым северовьетнамским летчикам, офицерам штаба, девушкам-радиооператорам. Вымылся под настоящим душем, выспался на настоящей кровати и, надев чистую форму (без офицерских знаков различия, разумеется, только с кокардой), отправился в Центральный военный госпиталь 108. Он располагался в столичном районе Хоан Кием, недалеко от озера Возвращенного Меча. Следы бомбардировок здесь были все еще ужасающими, однако на месте разбитых корпусов уже выросли новые временные боксы, были разбиты палатки, прием раненых и больных шел полным ходом.
К Николаю Лисицыну китайского летчика не пропустили не вьетнамские врачи, а трое неулыбчивых советских товарищей. Несмотря на то, что одеты они были по теплой погоде только в брюки и рубашки, Джао Да сразу узнал в них «пиджаков».
- К Николаю Фомичу нельзя, - сказал один из них, а второй угрожающе надвинулся сбоку, хотя Джао Да и не думал прорываться силой.
- Николай Фомич улетает первым советским самолетом в Иркутск, - сказал второй.
- Уходите, товарищ Джао, - сказал третий, не вставая с плетеного стульчика у двери палаты. – Ваша роль в том, как Николай Фомич, вместо турпоездки в Болгарию, оказался под угрозой захвата американцами во Вьетнаме, будет рассмотрена компетентными органами ДРВ и вашей страны.
- Моей страны? – пожал плечами Джао Да. – Какой? Я – гражданин мира. Ладно, я уйду.
Он направился к выходу, но, улучив минуту, обернулся и крикнул во всю мощь легких:
- До свидания, друг Ко-ля!!!
- Бывай, Да-Нет, не поминай лихом! – донесся из-за двери знакомый неунывающий бас.
-  Где комендант госпиталя, позовите патруль! - засуетились «пиджаки», словно здешняя охрана понимала по-русски. - Хулиганит китайский товарищ!
Советские товарищи в штатском сами оттеснили Джао Да и выпроводили вон из госпиталя. Вьетнамские медики в белых халатах, выздоравливающие пациенты со следами страшных ран и ожогов, солдаты ВНА в пробковых шлемах из охраны не вмешивались. Они с интересом, но без особых эмоций смотрели на то, как выясняют отношения иностранцы, которых «дядюшка Хо» не очень звал на помощь их стране.
Джао Да было больше некуда идти. Он вернулся на аэродром, попутно еще раз огорчив сердце и душу зрелищем разрушений вьетнамской столицы. На душе было скверно. Китайский летчик чувствовал свою степень ответственности за то, что не сумел отговорить русского друга от его вьетнамской экспедиции. Вероятно, Николаю Лисицыну, генералу в отставке, теперь придется пережить на Родине немало неприятных моментов.
Несколько дней Джао Да прожил среди северовьетнамских офицеров, окруженный всеобщим вниманием и уважением, однако не совсем понимая свой новый статус.
- Товарищ Джао, вы можете принять гражданство нашей страны, - сказал ему потом заместитель командующего ПВО-ВВС Северного Вьетнама.
Голос у генерала, по традиции этой страны неотличимого в своем легком обмундировании от простого солдата, был приятный, но холодноватый. Он выполнял формальность перед заслуженным иностранцем, не более.
- Вы уже немолоды, но богатый опыт боевого летчика отчасти компенсирует это, - продолжал северовьетнамец. – Можете получить какую-нибудь должность в командовании нашей авиации… Не очень высокую, но ведь вы не гнались за карьерой, насколько я знаю. Зато сможете принести некоторую пользу Демократической республике Вьетнам, ее героической борьбе. Потом, по выслуге лет, уйдете в отставку, получите заслуженную пенсию.
- Благодарен за такое заманчивое предложение, но на пенсию я пока не собираюсь, - ответил Джао Да. – Если возможно, я предпочел бы должность командира экипажа Ан-2 и возвращение на воздушный мост с партизанами…
- У нас достаточно молодых летчиков для выполнения таких боевых задач, - мягко, но безапелляционно сказал генерал.
- Тогда я хотел бы напомнить о подвиге двух ваших молодых летчиков, - сказал Джао Да, понимая, что в этой стране у него остался последний долг. – Бортмеханик лейтенант Фам Тхи Нгон и бортстрелок сержант Маршан Вьет Лонг ценой своих жизней сбили американский вертолет. Они должны быть награждены, а их семьи – получить обеспечение…
- Республика помогает всем семьям погибших защитников, - еще мягче сказал генерал, а его узкие глаза стали еще жестче. – Сейчас погибают десятки тысяч таких, как они, сынов и дочерей вьетнамского народа. Партия и правительство рассмотрят вопрос увековечения памяти их всех. Сначала нам надо победить в этой войне, освободить наших братьев в Южном Вьетнаме и выпроводить из страны американских империалистов и их приспешников.
- Вы уверены, что вам это удастся? – честно спросил Джао Да.
- Совершенно уверены, - ответил северовьетнамец. – А вы, товарищ Джао, если не уверены, можете найти себе другое применение. Например, отправиться в новый полет по странам мира и везде рассказывать о героической борьбе и неисчислимых жертвах вьетнамского народа.
- Билет на корабль, отплывающий из Хайфона, купить мне поможете? – спросил Джао Да, поняв, что пришло время говорить без условностей. – Я не знаю, как там у вас сейчас с пассажирскими перевозками…
- Поможем, - охотно согласился его чиновный собеседник. – Выпишем вам направление в соответствующее ведомство и проездные документы по стране как военнослужащему ВНА. В благодарность за вашу бескорыстную помощь.
- И на том спасибо, - благодарность Джао Да была искренней.
Что еще мог немолодой летчик-доброволец просить от вовлеченной в титаническую битву страны?
***
Месяц спустя Джао Да сошел с поезда на старом вокзале тихого французского городка Тюль, лежащего между семью живописными холмами над рекой Коррез. Здесь его ждала любимая Софи и крошка Бернар. Ожидая отплытия из Вьетнама, Джао Да успел отбить Софи телеграмму из Хайфона о своем возвращении. Потом он звонил ей из Гданьска, куда доставил его обратный польский корабль, и еще раз после прилета во Францию, из Парижа. Жена и сын уже знали о его возвращении и ждали его, но встреча с семьей все равно представлялась летчику нечаянной радостью. Оглядевшись по сторонам с непривычным чувством умиротворения, Джао Да по-солдатски закинул на плечо потертый чемодан, спустился с перрона и зашагал по Рю Морис Какот в сторону реки.
Нежная и роскошная франузская весна щедро рассыпала ему свое яркое цветение и изысканные ароматы; она явно вознамерилась доказать стареющему китайскому искателю приключений, что земной рай существует, и что он именно здесь. Джао Да вдруг поймал себя на мысли, что эти сады в персиковом и яблоневом цвету, эти истертые мостовые, не которых модные современные автомобили заменили скрипучие фиакры, эти дома с приветливыми окнами-глазами и древний романо-готический собор чужой ему веры приятны и долгожданны сердцу. Оказывается, он скучал по ним в разлуке.
На улицах было немноголюдно, впрочем, как всегда в Тюле, за исключением дней городских праздников. Знакомые горожане, попадавшиеся навстречу, с интересом, но без удивления смотрели на загоревшего и похудевшего «месье Джао». Они уже привыкли, что их необычный сосед ведет кочевую жизнь за пределами уютного городского мирка. Кто-то приветствовал летчика, вежливо прикасаясь к шляпе, кто-то дружески подавал руку. Женщины улыбались ему, и не без кокетства, как настоящие француженки.
В уличном кафе у фонтана посиживал за столиком давний знакомец, старичок-кюре. Перед ним стоял полупустой графинчик с аперитивом, он смаковал из рюмки крепкую ароматную жидкость и насвистывал какую-то старомодную песенку. Граждан Тюля не отличало чрезмерное благочестие, по будням в соборе было пусто. Старый пастырь пренебрегал обедней, предаваясь в послеполуденный час безобидному греху пьянства.
- Салют, майор Джао! – воскликнул он, заметив летчика, и шутливо откозырял двумя пальцами, - Спешу узнать, сколько самолетов врага вы добавили к себе на счет во Вьетнаме?
- Ни одного, отец мой, увы! - ответил Джао Да, и не погрешил против истины: его экипаж в своем последнем бою сбил не самолет, а вертолет.
- Присаживайтесь, месье Джао, хоть вы и проклятый язычник, пропустим по стаканчику! – радушно пригласил служитель «матери - католической церкви» не совсем трезвым голосом.
- Сердечно благодарю за приглашение, кюре, но я спешу обнять жену и сына!
- Истинно благочестивый порыв, майор, и я одобряю его, черт побери! Передавайте поклон очаровательной мадам Софи и сынишке…
Софи ждала мужа у калитки под старым каштаном, покрытым аккуратными свечками цветов. Мелкие белые лепестки опадали на ее платье и на густые волосы с ранней серебристой сединой. На руках у нее важно восседал малыш Бернар, нарядный, как маленький принц из сказки Антуана де Сент-Экзюпери. Увидев мужа, Софи с улыбкой спустила мальчугана на землю, и он весело побежал навстречу отцу, крича: «Бонжур, папа!» звонким, как колокольчик, голоском. Затем остановился, уставился на чемодан Джао Да любопытными круглыми глазенками, явно ожидая подарка, и старательно выговорил по-китайски: «Здравствуй, отец!». Как видно, Софи специально разучивала с ним эту фразу по разговорнику. Это было трогательно.
Джао Да подхватил сына на руки и расцеловал в румяные, как яблочки, щечки:
- Здорово, Джао-младший! Ты правильно глядел прямо на чемодан, я привез тебе из Хайфона настоящую вьетнамскую соломенную шапочку. А еще игрушечный автомат, его вырезал для тебя из дерева один польский матрос, когда мы плыли обратно. Сможешь играть в партизана Вьетконга!
Софи подошла и мягко прижалась к плечу Джао Да. Он обнял жену с тихим чувством вечной вины за то, что опять улетал в огромный мир, оставив ее одну.
- Здравствуй, моя единственно возлюбленная Софи, - сказал он по-китайски, повторяя слова, которые некогда говорил его отец мастер Джао Сэ его матери Мин-Су.
- Я смотрела по телевизору все репортажи из Вьетнама, но там показывали только американские самолеты, - просто сказала Софи; она умела говорить о любви, не произнося этого слова. - Знаю, это смешно, но каждую ночь я оставляла лампу в восточном окне, чтобы ты скорее нашел дорогу домой.
- Свет твоей лампы показывал мне дорогу в джунглях, когда американцы сбили нас, - ответил Джао Да.
- Бернар в феврале переболел ангиной, - рассказывала Софи о своем самом важном, пока они шли по садовой дорожке к дому. – К нам ходил доктор Делорш, выписал кучу дорогущих лекарств, как назло, американских. Но, мне кажется, больше помогли липовый мед, травы и, конечно, Дева Мария! На фирме дела без тебя пошли чуть хуже. За первый квартал у нас небольшое отрицательное сальдо между доходами и расходами, но я уверена, что это временное явление, - жена явно хотела щегольнуть своим новым бухгалтерским образованием. – Аэропорт Лиона отказал нам в продлении договора на прием самолетов, у них там не только самая скверная погода во Франции, но и самый плохой характер! Зато у нас новый перспективный клиент, один богатый ювелир из Амстердама, он открыл здесь свой магазин. Встречает груз на аэродроме лично его представитель с четырьмя жандармами, все серьезно! За его камушками в Нидерланды у меня летают только Жан-Луи и Стефан, они самые опытные. Твоего «Крылатого кота» я тоже