Ржавое Солнце Часть 1.

заорала она Сиду.
А Сид стоял в каком то немом оцепенении, переводя взгляд, то на Титьку, то на Амалию, то на дверь.
И тут Титька не выдержала и обложила Сида такой матерной бранью, где самым ласковым словом было «пристрелю», что Сид даже обиделся. Услышал бы такое БОБ, то не избежать некультурной рейдерше получасовой воспитательной лекции.
Но стремянку поставил на всякий случай, от этой вздорной бабы, чего хочешь можно ожидать.
— Лезь! — приказала Титька. Сид бросил прощальный взгляд на Амалию и рывком забрался в трубу. Позади, громыхала гладкостволом Титька.
— По стрелкам ползи!
Сид полз впереди, переставляя керосиновую лампу, и Титька нарочно догоняла его и тыкала стволом в ляжку, как будто случайно. Но старалась побольней ширнуть, чтобы знал. Она жизнью ради него рисковала, в трубах этих с крысами почти породнилась, а он какую-то дохлятину синтовскую хотел с собой захватить. Титька ползла и мысленно бранила Сида распаляя сама себя.
А тот, как нарочно, полз всё медленнее, его движения стали вялыми, нерешительными, пока он окончательно не замер в тесном тоннеле, став живой, дышащей пробкой. Даже короткий, злой тычок стволом в ребро, заставивший его охнуть, сморщится, но не возымел действия — лишь на миг вырвал его из оцепенения.
— Забрать её надо было… — прозвучало в темноте, и в этом шёпоте слышались не упрёк, а настоящая, почти детская обида.
— Она синт, — отрезала Титька, и её голос в замкнутом пространстве прозвучал особенно резко и агрессивно. — Зачем она тебе?
Сид медленно, с трудом развернулся, насколько позволял тесный тоннель. В тусклом свете лампы, пробивавшемся из-за спины, его глаза были двумя тёмными впадинами, полными немого вопроса.
— Они думали, что я тоже, синт… — произнёс он, и в его интонации была вся горечь недавнего унижения.
— И я тебе говорю, что она — синт, самый настоящий.
Сказано это было с такой ледяной, не допускающей возражений категоричностью, что в Сиде, истощённом и подавленном, вопреки всему шевельнулось знакомое, упрямое желание — поспорить, найти хоть какую-то зацепку, чтобы не чувствовать себя окончательно раздавленным её уверенностью.
— Докажи, — Сид сжал губы в упрямой, мальчишечьей гримасе, впиваясь в её лицо взглядом.
— Давай на верх поднимемся.
— Я с места не сойду, — упрямо, упираясь локтями в ржавый металл, повторил он.
Титька вздохнула, и в этом вздохе слышалось всё её нарастающее раздражение. Она понимала, что каждая секунда в этой ловушке на вес жизни.
— Хорошо, но только если мы не выберемся отсюда, знай, это всё по твоей вине…
— Говори, — бросил Сид, чувствуя спиной холодную поверхность трубы.
Титька расслабленно оперлась на ржавую стенку, будто собиралась с мыслями. На секунду воцарилась тишина, нарушаемая лишь далёкими, приглушёнными ругательствами Чамберс и навязчивым, мерзким шуршанием крыс где-то в темноте. Эти звуки лишь подчёркивали опасность их положения.
— Как-то на пивоварню рейдеры притащили человека, — начала она медленно, подбирая слова, и её голос приобрёл повествовательные, почти сказочные интонации, отчего становилось только страшнее. — Он не хотел ни с кем разговаривать. Тогда им занялась Пила, а у неё было только два варианта: либо ты рассказываешь всё, что знаешь, и немного больше… или… впрочем, второго варианта я никогда не видела.
Она сделала паузу, давая ему прочувствовать леденящий смысл этих слов.
— Через полчаса она сказала Тому, что это синт. Том в ярости размозжил ему голову битой, а там…
Титька замолчала, её лицо исказила гримаса отвращения, будто она снова видела эту картину во всех жутких подробностях.
— Дальше что? — Сид нахмурился, чувствуя, как по телу разливается неприятный холод.
— А там пластик, металл и плоть… вот что, — выдохнула она, и эти слова повисли в воздухе, тяжелые и неопрятные.
— И причём здесь я, Амалия… что ты несёшь, чёрт возьми! — Сид начал заводиться, его шёпот стал громким и срывающимся.
— Я потом спросила Пилу, «как ты определила?», — Титька говорила теперь тише, но чётче, втыкая каждое слово, как гвоздь. — А она сказала мне вот что: «Запомни, девочка, синты никогда не теряют сознание».
Сид снова ничего не понял. Его мозг, затуманенный усталостью и истощением, отказывался складывать эту мозаику. Амалия же была без чувств, это он видел точно, она была тряпкой на том стуле.
— Когда я вывалилась из трубы, мне тоже казалось, что Амалия в обмороке, — продолжала Титька, и в её голосе послышались стальные нотки. — Но когда я стреляла, она открыла один глаз, чтобы посмотреть, что происходит. И в этом взгляде не было страдания. Только одно любопытство…Так что, ползи.
И Сид пополз. Теперь уже в полной, оглушающей растерянности, проглатывая горькую пилюлю этого откровения. Оказывается, рейдеры давно научились отделять синтов от людей. Просто и без затей — снеси человеку черепушку и разглядывай, мозги там или пластик. Из этого вытекал вполне логический, пугающий до дрожи вывод: хорошо, что в Комплексе до этого «гениального» метода не додумались.

 VI
Сид, ослеплённый после подземного мрака яростным дневным светом, выбрался на белый свет первым. Он буквально вывалился из чрева вентиляционной шахты, грудь его судорожно ловила воздух, пахнущий не плесенью и дерьмом, а свободой. Позади послышался шорох и тяжёлое дыхание — Титька потянулась за ним, её пальцы уже обхватили ржавый край крепления.
И в этот миг мир обрушился.
Ступенька самодельной лестницы — жалкая перекладина из гнилого штакетника — с треском, похожим на хруст кости, подломилась у неё под ботинком. А затем еще одна… и ещё… Нога Титьки рванулась вниз, обратно в чёрную глотку шахты, из которой они только что с таким трудом выбрались. Её тело повисло над пропастью, отчаянный крик застрял в горле. Пальцы, сведённые судорогой, впились в острый, режущий край металлической рамки, на миг остановив падение. Но это была лишь отсрочка — силы стремительно покидали её, перегруженные мышцы горели огнём, и ледяная пустота тащила её в свою бездну.
Сид, услышав зловещий хруст и резкий выдох, обернулся. Сердце его на мгновение остановилось, уступив место леденящему страху. Он увидел лишь белую от напряжения кисть, цепляющуюся за ржавчину, и широко раскрытые глаза Титьки, в которых читался не ужас, а яростная, животная воля к жизни. Мысли сплелись в один сплошной ком:
«Нет! Только не это! Не сейчас!».
В его движении не было расчета. Тело среагировало само, повинуясь слепому желанию помочь. Сид рванулся вперёд, собственная усталость мгновенно испарилась, сметённая адреналиновой волной. Его рука, как капкан, впилась в мокрую от пота ткань её рубахи на плече, почувствовав под ней хрупкую руку.
— Держись! — он орал как сумасшедший,
И он тянул. Изо всех своих оставшихся сил, с отчаянным рыком, вырывающимся из самой глубины глотки. Он тянул так, что казалось, его пальцы вот-вот оторвутся, а плечо выйдет из сустава.
На мгновение возникла страшная неопределённость — его ли сила, её ли воля победят земное тяготение. И в этот момент Титька, словно мешок с внутренностями, перелетела через край шахты. Они рухнули на сырую, колючую траву, сплетясь в один грязный, дышащий комок. Падение было жёстким, боль от удара пронзила тело, но это была боль живых, боль свободных людей.
Они лежали, не в силах пошевелиться, в едином, прерывистом ритме дыхания, втягивая сладкий, пьянящий воздух свободы. Сверху безразлично сияло серое небо, а из тёмного отверстия шахты, тянуло затхлым холодом подземелья.
Над ними радостно рокотал БОБ:
- Сэр! Мисс Ти! Вы живы! Я так… я так рад, что мои оптические датчики снова фиксируют ваши силуэты! Вероятность успешного спасения составляла всего 13,2%! Это выше среднего показателя.
Берег озера, обычно тихий и задумчивый, теперь бушевал, как старый пьяница, которого разбудили среди ночи. Воздух возле озера вспенили истошные крики. Не люди – псы, почуявшие кровь.— Предлагаю немедленно переместиться в зону с пониженным коэффициентом уничтожения! — голос БОБа звучал тихо и встревоженно. — Текущая вероятность аннигиляции: 97,3% и стремительно растет!
Пули засвистели в ответ.Корпус БОБа, весь в болотной жиже и вмятинах от клешней болотника, качнулся вперед. Миниган заурчал, как разъяренный механический зверь, выплевывая сноп искр и свинца. Тра-та-та-та!
Свинцовый ливень заставил охранников нырнуть за полузатопленные бетонные плиты у входа в Комплекс. Камни запели под ударами, вода вскипала белыми гейзерами. Но они не отступили. Прижатые огнем, охранники орали в рации, звали подкрепление.
Сид вскочил, его глаза – огромные, все еще полные тюремного мрака и внезапного, неосвоенного света свободы – метнулись к Титьке. Жар бил в виски молотом. Он не побежал – рванулся. Как зверь из капкана. Его рука впилась в запястье Титьки – холодное, липкое от грязи и пота, но живое. Настоящее.
— Бежим! — Сид выкрикнул это не столько ей, сколько самому себе, подтверждая невозможное: Он на воле.
Титька едва успела глотнуть воздуха, как Сид потащил её с места. Ноги, одеревеневшие после ползания по трубам, еле слушались. Она споткнулась о корень, но Сид, с силой, которой в нем не предполагала, дернул ее вперед. Они понеслись прочь от берега, к спасительному хаосу руин Лексингтона – к разбитым фасадам, завалам и теням, где можно было затеряться.
За спиной: ревел миниган БОБа – яростный, методичный, прикрывающий их отход, визгливо звучали команды охранников: «Не дать уйти! В ноги стреляйте!»
Титька оглянулась на долю секунды. БОБ медленно, как танк, пятился за ними, его корпус развернут к врагу, миниган писал огненные руны в сгущающихся сумерках. Охранники, как озлобленные муравьи, выползали из-за плит, но держались на почтительном расстоянии от смертоносного веера свинца. Он их сдерживал.
Впереди выросли первые скелеты зданий Лексингтона – почерневшие, с пустыми глазницами окон. Тень метнулась за обломком стены впереди.
Они вбежали в узкий переулок меж обрушенных заборов и крыш, оставив озеро и крики позади. Сид, наконец, споткнулся и рухнул на колени, волоча за собой Титьку. Она упала рядом, прислонившись к холодному кирпичу, давясь кашлем, пытаясь вдохнуть.
Гул БОБа приближался, тяжелый и несокрушимый. Он вкатился в переулок, заблокировав его своим массивным корпусом. Его оптические сенсоры скользнули по людям:— Коэффициент уничтожения снижен до 64,8%. Кратковременная передышка допустима. Рекомендую оценить целостность конечностей и наличие кровотечений. А также, — его голос слегка "дрогнул», — поздравить друг друга с успешным уклонением от немедленной ликвидации.
Сид сидел, обхватив колени, и смотрел на свои дрожащие руки. Руки свободного человека. Где-то в руинах завыл ветер, обещая новую опасность. Но сейчас, в этом грязном переулке, под защитой робота-телохранителя и в компании вечно недовольной рейдерши, он впервые за эти дни почувствовал себя свободным.
Глава 7. Штырь и Темнота
«Предупреждение: Контакт с «Цветущей Пустотой» может привести к сенсорной инверсии. Зараженный начинает «питаться» базовыми эмоциями окружающих. Страх, судя по всему, является предпочтительным «топливом».
[b]— Обрывок служебной записки, найденный в заброшенной