Ржавое Солнце Часть 1.

лампа, плоскогубцы, нож, отвёртка и два куска известки, которые она взяла вместо мела.
Труба вентиляции оказалась не такой уж и тесной. Особо не разгуляешься, конечно, но и вперед ползти на четвереньках, можно было довольно легко. Титька передвигалась осторожно, переставляя перед собой керосиновую лампу и рисуя стрелочки на ржавых стенках. Пару раз она сворачивала в тупик, тогда неправильную стрелочку перечеркивала.
Пространство вентиляционной шахты то сужалось, заставляя её проползать участки, прижимаясь животом к холодной, шершавой ржавчине, то неожиданно расширялось в небольшие камеры, где можно было на мгновение выпрямить спину и сглотнуть комок страха, застрявший в горле. Влажный, затхлый воздух был густым и тяжёлым, им было трудно дышать, а отблески лампы рождали на стенах неуклюжие, пляшущие тени, которые так и норовили сложиться в очертания чего-то зубастого и ждущего в темноте.
Ориентироваться было почти невозможно; лабиринт из стальных рукавов казался бесконечным и лишённым всякой логики. Она ползла, в основном, на слух, замирая на месте, когда в отдалении раздавался непонятный скрежет или шорох, и прислушиваясь к гулу, который доносился из глубин Комплекса — единственному признаку того, что она движется в нужном направлении, а не плутает по одному и тому же проклятому кругу.
А ещё всюду были крысы.
Титька боялась крыс больше, чем супермутантов, до такой степени, что сердце, при виде этих серых хвостатых грызунов превращалось в горошину. Они, пищали, сучили маленькими шуршащими лапками разбегаясь в стороны, яркие глаза-бусинки отражали свет фонаря. Несколько крыс пробежали по её рукам. От их прикосновений, хотелось визжать и биться в истерике. Губы у Титьки были искусаны до крови - лишь бы не заорать.

IV
В жизни своей Сид не видал матраса отвратнее, чем этот. Хуже, чем в Оливии. Тем более здесь, в Комплексе, это было венцом всего самого мерзкого и безнадежного.
Пружинистая грязь, пропитанная влагой, мочой и клопами. Она не просто покрывала все вокруг — она жила, дышала, шевелилась под телом, словно медленно подкрадываясь к тому, кто осмелится на неё опуститься.
Сид сидел на этом матрасе, прислонившись к стене, и тупо смотрел себе под ноги. Там валялся пластиковый поднос с чем-то, что, возможно, было мясом — сейчас же больше напоминало тараканье дерьмо.
Мысли его, обычно такие беспокойные, теперь были похожи на грязную вату, застрявшую в недрах пустой головы. Он пытался вспомнить что-нибудь хорошее — вкус лимонада Дизера, ощущение чистой простыни, запах дождя на траве за стенами Альянса, — но воспоминания ускользали, как сквозь сито, оставляя после себя лишь горький осадок и однообразный гул в ушах. Казалось, сама реальность медленно растворялась в липком, безразличном мраке, который пожирал его изнутри.
Он даже перестал бояться. Страх требовал энергии, а ее не осталось вовсе. Осталась лишь апатия, тяжелая и тотальная, как свинцовая плита, придавившая его к этому вонючему тюфяку. Единственным проблеском в этом оцепенении была почти детская, иррациональная надежда: а что, вдруг Титька все-таки придет? Но тут же он мысленно, зло, смеялся сам над собой — наивный дурак. Она давно уже сбежала, бросив его, забыв, как ненужную информацию. И была права. В этом мире никто никому на хрен не нужен. Да и что она сделает тут одна, против кучи здоровенных охранников.
Вероятно и БОБ с ней, теперь веселит Титьку своими антикоммунистическими байками.
В ответ на его мысли, сверху, прямо ему на лоб, упала мерзкая холодная капля. Сид не стал её вытирать, пусть капает.
Три раза его таскали на допрос. Три раза цепляли к пальцам зажимы. И задавали тупые вопросы, на которые у него не было ответов. И все три раза он помнил, как его выводили из камеры, но ни разу не помнил, как возвращали.
Сид уже попрощался со всеми: и с Титькой, и с Бобом, и с собственной жизнью — не говоря уж о сокровищах Джамайки.
Из всего необычного только то, что пару часов назад внезапно погас свет. Не моргнул — а просто перестал быть, погрузив подземелье в абсолютную, густую тьму, в которой даже собственные пальцы перед лицом нельзя было разглядеть. Где-то в отдалении умолк натужный гул вентиляции.
Сид даже не пошевелился в тот момент. Ему было все равно. Погас свет, не погас — какая разница. Его мир и так состоял из мрака, просто теперь он стал осязаемым. Где-то за дверью послышалось ругань и торопливые шаги. Звякнуло что-то металлическое. Потом не далеко от его камеры раздался раздраженный, шипящий голос Чамберс — она ругалась в рацию.
— Джим! Что там опять? Я потеряла данные! Немедленно восстанови питание, болван! У меня не сохранились документы!... Придется все начинать с начала!... Что?.. Так пошли людей, идиот!
Сид тупо пялился в темноту, ловя отголоски этой чужой суеты. Ему было плевать на документы Чамберс и на ее проблемы с электричеством.
Но это было два часа назад или три, а может уже целую вечность.
Он был не один в этой тюрьме.
Через стенку томилась девушка — её тоже подозревали в том, что она синт. С ней поступали так же, как с Сидом. Доктор Чамберс, эта очкастая ведьма, называла её Амалией и методично, с маниакальной аккуратностью, вгоняла в её тело разряды тока, задавая одни и те же идиотские вопросы.
Сейчас была её очередь.
Сид видел, как охранник волокёт Амалию по коридору, как её пристёгивают к стулу. Сейчас охранники сделают своё дело, уйдут, и начнётся…
«Ваша бабушка приглашает вас на чай. Она даёт вам пистолет и приказывает убить другого жителя Убежища. Ваши действия?»
…и треск электричества.
Когда Амалия закричала, Сид заткнул уши и зажмурился, но крик проникал сквозь — не звуком, а иглой, вонзающейся в позвоночник, вызывая озноб и чувство полного, абсолютного бессилия.


V
Титька поняла, что заблудилась, когда вокруг неё оказалось слишком много перечёркнутых стрелочек. Было понятно только как ползти назад, но вперед – даже намека не было.
Помог крик.
Не Сида, нет — женский, пронзительный, будто выдранный из глотки крюком.
Она поползла, крик то прекращался, то начинался вновь, чем ближе приближалась к цели, тем острее и безумней был звук страдания. Как у рейдеров в логове, мрачно заметила Титька.
По звуку место, откуда раздавались вопли, нашлось быстро, только успевай новые стрелочки рисовать. Титька уперлась носом в решётку, труба выходила почти на середину комнаты. Внизу какая-то женщина в грязном врачебном халате, возле неё девица, привязанная к стулу, ее голова склонилась на бок, рот искривлен в нечеловеческой гримасе. Она явно без сознания.
Сида Титька не видела, но просто физически ощущала, он где-то рядом.
Дело за малым оставалось, выпрыгнуть вниз, освободить Сида и назад… Вот только пока будешь решётку выбивать, здесь вся охрана соберётся.
На мысль натолкнул высохший трупик крысы под рукой. Отползла назад, собрала еще пару сухих тушек. Вернулась к решётке. Первая крыса, протолкнулась легко, шлепнулась на пол. Докторша что-то увлечённо писала, но услышала, обернулась. Подошла посмотреть. Вторую крысу Титька выбросила прямо ей на голову. Под трубой раздался испуганный, пронзительный визг:
— Мэнни!.. Мэнни, бездельник!
В дверной проём всунулась, чья-то заспанная, растерянная физиономия:
— Что случилось мисс Чамберс?
Ах, вот как тебя зовут… мисс Чамберс… старая ведьма. Титька злобно сверлила ей взглядом сквозь решетку.
Мисс Чамберс не прекращала истерить:
— Мне крысы на голову из вентиляции падают, а он спрашивает в чем дело?!.. Вы смерти моей хотите?! То свет выключат, то… Живо пришли кого-нибудь! И лестницу пусть не забудет захватить!
Через минут пять приперся техник со стремянкой и инструментами. Титька, на всякий случай, отползла в глубь трубы. Мужчина с решёткой возился долго, кляня по чем зря и Мэнни, и заржавевшие болты. Титька пока ждала едва не спустила курок раньше времени. Наконец решётка открылась.
Курок гладкоствола как будто сам нажался. Пуля влепилась технику в лоб сбрасывая его со стремянки, и не успело тело его долететь до пола, как Титька рванулась из чёрного зева трубы, похожим на ожившую сажу, комком.
Сид подскочил к двери камеры, он слышал, как грохнул выстрел и видел, как из вентиляционной трубы вывалилось нечто, похожее на гуля, такое же тощее и грязное… только гули слишком тупы, что бы стрелять.
Дуло, черное и безжалостное, смотрело на доктора Чамберс. Та замерла у своего терминала, очки съехали на кончик носа, обнажив широкие, полные испуганной растерянности глаза.
— Где, Сид? — Титька выплюнула слова сквозь стиснутые зубы, голос был хриплый от напряжения и копоти.
За спиной её послышались дробные шаги набегавшей охраны. Титька не сводя глаз с докторши нырнула под стол:
— Скажи им что бы убирались… Или твои мозги украсят потолок. — Голос Титьки был ледяным и абсолютно искренним.
Чамберс, захлебываясь, закричала:
— Вон! Убирайтесь! Все вон! Немедленно!
Охранники замешкались, но приказ дрожащей начальницы заставил их медленно отступить. Двери захлопнулись.
Сид от нетерпения на месте подпрыгивал, как будто ему горячий уголёк в штаны закинули, так ему не терпелось освободится. Титьку то он по голосу сразу узнал.
— Открывай, клетку… быстро! — Титька кивнула в сторону решетки, где Сид, бледный как полотно, вцепился в прутья.
Чамберс, косясь на направленный на неё ствол быстро подошла к терминалу. Ее пальцы дрожали, тыкая в клавиши. Раздался резкий щелчок электромеханического замка, и дверь камеры с лязгом отъехала в сторону.
Когда Сид вышел из камеры он сам себе не верил, что такое случилось — настолько он себя убедил, что сгинет здесь навсегда. От внезапно нахлынувшей свободы он первые секунды даже не знал, что делать, то ли к Титьке подойти, то ли Амалию развязывать.
Взгляды Титьки и Сида встретились на стуле посередине помещения. На нем привязанная ремнями обмякла Амалия, её голова бессильно склонилась на грудь. Темные волосы слиплись на бледном лбу.
— Её нужно забрать! — хрипло прошептал Сид.
Титька резко мотнула головой, бросив взгляд на черную дыру вентиляции высоко под потолком:
— Нет. Оставь её…
Только краем глаза Титька заметила движение — Чамберс на мгновение осталась без присмотра. Она рванулась к Титьке сбоку, цепляясь за ствол обеими руками
— Охрана! Сюда! — её голос сорвался на визг.
Титька дёрнулась в сторону. Чамберс промахнулась, споткнулась о собственные ноги и грохнулась на бетонный пол. Ещё полсекунды — и она уже пыталась подняться, но Титька опередила её. Разворот, короткий замах — приклад со всей дури врезался в затылок.
Тык.
Чамберс осела, как подкошенная. Но сознание не потеряла, шевелила руками пытаясь встать.
Пришлось тыкнуть прикладом ещё раз, для закрепления результата.
Сид замер. Слыша только тяжёлое дыхание Титьки, и где-то недалеко — топот бегущей охраны.
В дверь вбежали двое охранников, остальные напирали сзади. В магазине гладкоствола осталось пять патронов. Первую пулю Титька выпустила самому рьяному охраннику в грудь. Тот скрутился баранкой и рухнул на пол. Второй охранник, согнувшись выскочил назад, пуля обожгла ему бок по касательной.
Пару минут Титька выиграла, но у неё оставалось всего три патрона.
— Ставь лестницу! —