теория относительности

намечающаяся выволочка.
Лена же через секунду забыла о Ваське и, увидев Свету, изобразила щенячий восторг:
- Светка, привет! - необычайно высоким голосом взвизгнула она, лука-во «стрельнув» глазами на Валентина. - Поедем вместе? - и, не дожидаясь от-вета (впрочем, ответ ей был не нужен, как и вопрос), продолжила: - Как классно мы погуляем! Я уже чувствую, - и тут она почему-то метнула испе-пеляющий взгляд на Ваську.
Что это означало, понять невозможно. То ли абсолютно ничего, то ли просто счастливые предчувствия от предстоящего веселья, то ли тайную уг-розу в адрес того же Васьки, что само собой предопределяло также положи-тельные эмоции для Лены. Так сказать, предупреждение о том, что для него эта свадьба будет не такой уж приятной, раз она, Лена, находится здесь.
Женщин часто бывает трудно понять. И лучше не пытаться этого де-лать, дабы зря не тратить сил, так необходимых для других, более полезных дел.

Свадьба в деревне - это грандиозное мероприятие. В украинской де-ревне - особенно. Гуляют абсолютно все. В первую очередь, конечно, родст-венники, друзья, соседи и всё остальное население. Столы ломятся от пышек, галушек, пирожков и других мучных изделий, перечисление которых заняло бы слишком много времени и места, а также сметаны в больших глиняных мисках. Самогонка льётся рекой. Она не такая крепкая, как в соседней бело-русской деревне, но зато её пить легче, и у хозяев её целое море. Так что опа-саться, что будешь недостаточно пьян, не придется.
Свадьба в конце лета или в начале осени хороша тем, что уже не так жарко, но ещё и не холодно. В любой момент, когда устанешь или по другой какой причине, ты сможешь отойти в сторонку и растянуться на зелёной травке или в стогу сена без особого риска простудиться или вываляться в грязи. Правда, есть опасность невзначай угодить в гусиный помёт. Но это, как говорится, как карта ляжет, то есть если судьба, значит судьба!
Постепенно, по мере продвижения времени к вечеру и употребления горячительных напитков, веселье теряло свою организованность. Сейчас ка-ждый сам себе создавал настроение. И, похоже, все были довольны.
Музыканты работали на славу. И тени усталости не было видно на их лицах, хотя они трудились уже несколько часов с короткими перерывами. Пляски стояли отчаянные. Поскольку уже все чувствовали себя почти бли-жайшими родственниками, то веселились без комплексов и зажатости. Тан-цевали кто во что горазд. Кто пытался изображать народные пляски, кто тут же элегантно (насколько позволяла собственная степень опьянения) вальси-ровал, кто просто дёргался, словно в конвульсиях.
Кому было уже или ещё не до танцев, те сидели за столами и продол-жали осушать стаканы с немного мутноватой жидкостью, ведя между делом умные или не очень умные разговоры. А для того, чтобы молодожены не ощутили себя чужими на этом празднике жизни, их время от времени застав-ляли криками «горько» подниматься и чмокаться, ко всеобщему восторгу. При этом молодые делали вид, что стесняются, а все остальные - будто толь-ко этого и ждали с нетерпением.
Студенты проявили себя активными гостями во всех отношениях, пы-таясь внушить окружающим, что свадьба без их участия не была бы такой интересной.
Шурик и Васька успели уже три раза напиться и проспаться. Сейчас они только что вновь появились за столом с каменными лицами и выпучен-ными глазами. У Шурика в шевелюре застряли соломинки. Васька растирал на рукаве пятно подозрительного вида. Окружающие смотрели на них со смешанным чувством удивления, восхищения и любопытства.
- Наливай! - потребовал Васька.
Шурик схватился за графин самогона и до краев наполнил стаканы. Друзья молча, не чокаясь выпили. Вокруг раздались возгласы восхищения. Аттракцион продолжался…
Олег Акулов в это время покорял сердца местных красавиц. Он гулял сразу с двумя из них по одной из улиц деревни, рассказывая им всякие небы-лицы, основанные, естественно, на действительных эпизодах собственной, и не только, биографии.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы проходя мимо одного палисадника, его не совсем трезвый взгляд не упал бы на клумбу с цветами. Всё-таки помня о том, что наибольшее впечатление на женщин оказывает га-лантность кавалера и его спортивные качества, Олег решил отличиться и легко перемахнул через забор, даже не касаясь его. Сорвал несколько цветков и таким же способом вернулся обратно. Вручил букет одной девушке. Осоз-нав свою ошибку, он решился на второй рейс и снова оказался у клумбы. Но на обратном пути его постигло несчастье.
То ли нога поскользнулась, то ли он не смог рассчитать прыжок, то ли у него просто не хватило сил (уж не семнадцать лет), этого впоследствии ска-зать точно не мог даже он сам. Но вместо того чтобы проделать эффектное спортивное упражнение, Олег со всего разбегу ударился грудью о верхнюю прожилину, в результате чего весь пролёт со страшным треском повалился, а поверх него, изображая распятого Христа, лежал Акулов.
Чувство горечи поражения отняло у него желание подниматься. Он продолжал лежать на поверженном заборе с отсутствующим видом. Его под-руги, стоит отдать им должное, не бросили своего неудачливого кавалера на произвол судьбы, а проявили в прямом смысле недюжинную заботу. Они подхватили Олега под руки и заволокли в дом, хозяева которого были вла-дельцами порушенного забора и, как оказалось, родителями одной из деву-шек.
К Валентину подбежал мальчик лет восьми и потянул за рукав:
- Дядь, там ваш друг в буряках лежит, ему холодно.
- Показывай, - сказал тот мальчику, соображая, кто же это мог быть.
Мальчик сразу принял важный вид, чувствуя ответственность задания, и направился к огороду.
Горин лежал посреди ботвы, мирно похрапывал. Похоже, ему было не так уж плохо. Валентин сначала попытался расшевелить спящего, но вскоре убедился, что это «глухой номер». Горин только посапывал и отмахивался от доброжелателя, как от мухи. Тогда Валентин взял его подмышки и поволок к ближайшему стогу сена. Мальчик попытался помочь, схватив пьяного за штанины. Правда, от этого Валентину стало только тяжелее, но он всё же не стал пресекать благие намерения молодого человека. Вспоминая собственное детство, он думал, как всегда гордился, если удавалось хоть в чём-то помочь взрослым.
Через минуту Горин спал уже в копне. Здесь ему не грозила простуда. Валентин собирался уйти с чувством исполненного долга, но заметил мали-новую точку горящей в темноте сигареты и знакомый силуэт девушки.
Света сидела на каком-то пне одна, держа в длинных пальцах сигарету.
- Привет, что ты здесь делаешь? - спросил Валентин: надо же было что-то сказать.
Света молчала.
- Я тебе мешаю? - сказал он и собрался уйти.
Девушка вдруг схватила его за руку.
- Останься, - сказала она.
У него дрогнуло в груди от горечи её голоса. Валентин остановился. Она выпустила его руку. Сигарета вспыхнула, осветив её лицо: оно блестело от слез.
- Тебя кто-нибудь обидел? - спросил он.
Вместо ответа, она уткнулась ему в плечо и разрыдалась.
- Валя, что мне делать? Мне очень плохо... Я думала, что уеду, разве-юсь, забуду… Но стало ещё хуже! Я люблю его. Люблю! А ему на это напле-вать. Ему всё равно! Что мне делать?
- Не знаю, - ответил Валентин и пожалел, что подошел.
Что же это такое? Эта жизнь сама по себе такая штука сложная, что часто нельзя в ней разобраться, как говорят в народе, на трезвую голову, или это он сам для себя её, жизнь, такую делает, что вечно ребус какой-нибудь решать приходится? Вроде нет. Не ищет он себе проблем, старается жить легко. Вон и с той же Светланой… Не хотел он от неё ни жертв, ни снисхож-дения, не ждал даже обычного расположения. Да, следовало найти в себе мужество и признаться самому себе, что всё ещё продолжал её любить. Но любил молча, без надрыва и никому этого не показывал,  старался даже лиш-ний раз не напоминать это даже самому себе. И сейчас не искал он с нею встречи, не хотел выяснения отношений. Как же так получилось, что он ока-зался возле этой завалинки, и именно тогда, когда здесь была и она? Полтер-гейст какой-то. Мало того, почему человек, которого он любил, сейчас рыда-ет у него на плече и признаётся в любви к другому? Что это? Мука? За что? Очередное испытание? Для чего? Кому это надо?
Волна ярости вдруг подступила к горлу, но тут же исчезла. Он видел, что ей действительно плохо. Сам оставаясь один на один со своим несчасть-ем, он знал, что это такое. Ему никогда не доставало воли или, может быть, безволия расплакаться у кого-нибудь на плече, хотя не раз хотелось это сде-лать. Так пусть хоть у неё будет такая возможность. Он не нашёлся, что ска-зать. Он просто гладил её волосы, утешая, быть может, вместе с нею и самого себя.
- Ничего. Всё будет хорошо. Всё будет нормально. Всё должно быть нормально. Иначе зачем тогда жить?
Так они просидели некоторое время. Сумерки сгустились. Вечер пре-вратился в ночь. Из-за туч белым диском показалась луна. Света перестала плакать, успокоилась, сидела молча. Забытая сигарета потухла.
- Пошли, - Валентин легонько подтолкнул ее.
Девушка поднялась.
- Пошли в народ. На людях легче. Поверь мне. Я знаю, - снова сказал он, скорее - для себя.
- Пошли, - согласилась Света. Она казалась совершенно спокойной.
- У меня тушь не потекла? - спросила, повернув лицо к лунному свету.
Валентин внимательно посмотрел на неё, вынул из кармана платок и вытер темные полосы с её щёк.
- Спасибо, - сказала она и виновато улыбнулась.
- Пошли.
За столами на своих местах сидели молодые и ещё несколько особо упорных гостей. Все о чём-то говорили, смеялись. Валентин и Света сели ря-дом.
- Выпьешь? - спросил он.
- Давай.
Он позаимствовал у молодых початую бутылку водки и разлил по ста-канам. Света выпила. Валентин налил ещё.
К столу подошла пожилая женщина, поздравила молодых, сказала что-то смешное, а затем серьёзно добавила, оглядев гостей:
- Я уже ухожу. Кому негде ночевать и уже нагулялся, можете пойти со мной. Угол обеспечу.
- Ты как? - Валентин посмотрел на Свету. Она чуть помедлила, но кив-нула.
- Мы пойдем с вами, - заявил он.
Женщина внимательно осмотрела будущих постояльцев и, по-видимому, осталась довольна. Взгляд её стал более мягким. Она кивнула, ещё повернулась к молодым, пожелала им спокойной ночи, поклонилась и направилась к выходу. Валентин и Света пошли вслед за ней.
Дом тети Нины (так звали женщину) оказался в самом центре деревни и был он довольно просторным. Она провела гостей в самую большую ком-нату и показала на диван, подмигнув Валентину:
- Ты мужик, диван разложишь. Постель я сейчас принесу.
Она вышла и вскоре вернулась с охапкой простыней, подушек и одея-ла.
- Одеяло одно несу. Чай, не подерётесь, - она лукаво улыбнулась, глаза её вспыхнули.
Света покраснела.
- Нет, нет, что Вы, - сказал Валентин, не поняв подвоха.
Света лежала рядом. Спала ли она, он не знал. Хотелось верить, что спала. Он же заснуть не мог. Он чувствовал всё её тело, не прикасаясь к ней. Это будило и нём непреодолимое желание схватить её, обнять, прижать к своей груди, расцеловать всю.
Именно сейчас, в эти долгие минуты ночи, когда тьма скрывала всё, что могло бы отвлечь или помешать, и Она была рядом, сейчас он оконча-тельно понял, что любил её. Любил её всегда. И продолжает любить до сих пор.
Но он лежал неподвижно,