низвергалась в небытие. Возвращение в бытие у меня ассоциировалось с восстановлением активности моего сознания. В этом случае оживало мое внутреннее «я» и я могла осуществлять самоанализ своего состояния, обозревать структуру и функции психики, осуществлять любую мыслите-льную деятельность. Активное сознание обеспечивало мне полноценное присутствие в бытии, только без ощущения собственного тела.
- А как вы попадали в небытие?
- А небытие у меня ассоциировалось с активностью подсознания, которая подавляла активность сознания и мое внутреннее «я» лишалось самостоятельности и значимости. Оно превращалось в игрушку диких стихий и уносилось в глубины психики, в которых как раз и открывалась связь между психикой и допсихическими уровнями жизни. Все, что предшествовало современному человеку, обеспечивало его формирование и развитие в масштабах Земли и космоса – это и есть небытие. Проваливаясь в глубины подсознания мое «я», в отличие от «я» других людей, не разрывалось природными силами на составляющие, не обезличивалось, а оставалось целостным, что и позволило мне обозревать многое из пред-шествующего и определяющего человеческое бытие.
- А что помогло вам вернуться из небытия?
- Это самое сложное и в природе практически невозможное. В основном, низвержение в небытие не имеет обратного хода, у разорванного я-мировоззрения нет шансов вновь «собраться», обрести целостность. Возвращение назад в бытие связано с обратным переходом: от обезличивания к обретению целостности, первичной индивидуальности внутреннего «я». Я думаю это в принципе невозможно.
- Но вы же вернулись?
- Не просто вернулась, я часто уходила в небытие и возвращалась из него, - для меня эти переходы стали обычными и будничными. Поначалу они сопровождались болями, причем не на уровне тела, а на уровне разрывающейся в противоречиях психики. Но с каждым переходом боль уменьшалась, и я переходила из одного состояния в другое легко и быстро. Я думаю, что в моем случае не происходило обезличивания, разрыва внутреннего «я» – мое «я» попадало в небытие целостным, возможно, поэтому я могла возвращаться назад в бытие. Я до сих пор отчетливо помню, как силы небытия пытались разорвать целостность моего «я» - это жуткие ощущения. Но я выстояла, «уцелела», сохранила основу своей психики, поэтому, наверное, и разговариваю с вами. А ощущение тела вернулось ко мне совсем недавно. Оттуда, из глубины функционирования психики, выздоровление – это возвращение ощущения тела: чем больше я его чувствую, тем ближе восстановление гармонии в его структуре и функциях.
Я видела, что мой рассказ впечатлил Людмилу Васильевну, она сидела задумавшись, углубившись в анализ услышанного от меня.
- А вам разве до меня никто об этом не рассказывал?
- Рассказывали, но не так убедительно. Светочка, а когда вас стали посещать видения жестокой санитарки, издевающейся над вами?
- Впервые я с ней встретилась, когда прошел кризис, и я в противостоянии с небытием отстояла целостность своего «я». Я знала, что именно с этого момента начнется мое восхождение назад, к бытию, мое выздоровление. Я возвращалась из ставшего привычным небытия в бытие, но образ санитарки возник словно препятствие, преграда, которая отпугивала меня, заставляла отказаться от выбора.
- Какого выбора?
- Однажды, низвергаясь в пустоту, к смерти, я попала в ситуацию, когда Он, поставил меня перед выбором: или идти за моими мальчиками и навсегда остаться в небытии, или же отказаться от них, предать и вернуться назад в бытие. Я нашла оправдание и выбрала второй вариант, хотя первый казался мне ближе.
- А кто это Он.
- Людмила Васильевна, а вы не отправите меня в психушку?
- Света, не говори глупостей, в твоих видениях нужно разобраться, потому что они символами указывают на тот путь, который прошла твоя психика в состоянии комы.
- Он для меня ассоциировался с космической силой предшествующих состояний материи и возможно, высокоразвитых цивилизаций.
- А что такое состояния материи?
- Это предшествующие человеку системы неорганического мира и жизни.
Людмила Васильевна задумчиво покачала головой:
- Сложно, но разобраться можно. Получается, что как только ты выбрала путь назад, т.е. прошла полосу кризиса, ты столкнулась с тем, что в образе жестокой санитарки бытие тебя начало отвергать, отпугивать?
- Примерно так, только, с моей точки зрения, это был не образ, а реальный человек, которого я могу даже сейчас узнать по запаху.
- После того, как тебя перевели в это крыло, ты с этой женщиной не встречалась?
- Нет.
- Ты считаешь, что она из реанимационного отделения?
- Да, я так думаю. Людмила Васильевна, я ее ощущала так отчетливо, в таких деталях, что на образ или галлюцинацию она никак не походила.
- А смерть соседа ты также отчетливо ощущала?
- Людмила Васильевна, вы принимаете меня за сумасшедшую?
- Светочка, это очень важные вопросы, поэтому давай в них разберемся. Если бы я принимала тебя за сумасшедшую, то рядом со мной бы сидел психиатр, и мы бы уже с ним наблюдали тебя.
- Хорошо, действительно смерть соседа я ощущала также отчетливо, как и ту санитарку. Только с соседом на уровне психики я общалась только один раз, а санитарка меня преследовала минимум раз шесть.
- Но с момента поступления к нам, ты постоянно была одна. Я еще раз пересмотрела твое личное дело – с момента поступления до настоящего времени ты постоянно находилась в одноместной палате. А как в нашем отделении, так и в реанимационном, в одноместную палату даже при огромном желании невозможно поставить вторую кровать.
- Выходит, что все эти события, мой бред?
- Светочка, мы сейчас в этом с тобой и разбираемся. Дело в том, что палаты такого уровня обслуживают самые подготовленные медсестры, там нет санитарок. Но даже если допустить субъективное отношение к тебе со стороны медработника, ей нет смысла тебя бить, потому что за каждой палатой закреплены конкретные люди и при желании их всегда можно найти. Кроме этого в палатах установлено круглосуточное видеонаблюдение, поэтому, все, что происходило с тобой можно при желании просмотреть в записи. – Людмила Васильевна задумалась - А повтори, пожалуйста, почему своего соседа ты ощущала только один раз?
- Потому что он умер, его тело вывезли, а других больных в палату не завозили.
Людмила Васильевна, словно открыв для себя что-то важное, даже подалась вперед:
- Светочка, этого просто не может быть! Я работаю в этой больнице уже больше пяти лет, и у нас еще не было ни одного смертельного случая. Для больницы смерть пациента – это больше чем чрезвычайное происшествие, это катастрофа! Если бы твой сосед умер, нашу частную клинику уже давно бы закрыли.
- Но он действительно умер, я сама провожала его в последний путь и наблюдала как его внутреннее «я» разорвалось на мелкие составляющие и исчезло в движении небытия!
- Светочка, теперь я уверена, что во всех ваших кошмарах и видениях замешаны побочные эффекты тех препаратов, которые мы вам кололи. Есть целый ряд таких препаратов, которые побочно вызывают у человека галлюцинации.
Я обратила внимание, что Людмила Васильевна в обращении ко мне путается, переходя то с «вы» на «ты», то наоборот. Когда она взволнована и задумчива – она обращалась ко мне на «ты», когда официальна и строга – то на «вы». Возможно, это следствие существования ее психики в двух несовместимых образах врача и просто женщины?
- Людмила Васильевна, но мне эта санитарка делала реально больно! Я просыпалась от физической боли, которую до нее совершенно не ощущала!
- Светочка, я проконсультируюсь с коллегами, но уверена, что это галлюцинации. Медперсоналу нет смысла бить пациентов, потому что у нас частная клиника – не будет пациентов, мы не сможем получать зарплату. Но даже в государственных больницах такое отношение к больным исключено. Кроме того, видение соседа и его смерти в наших условиях в принципе нереально, поэтому, все, что ты видела – это не более чем надуманные образы.
- Но я же не сумасшедшая!
- Конечно нет, повторяю, это побочный эффект тех сильных препаратов, которыми мы выводили тебя из состояния комы.
***
Прошло еще несколько недель: постепенно с меня сняли гипс, бинты, я научилась самостоятельно передвигаться. Как оказалось, внешний вид моего тела был не столь ужасен, как я ожидала: шрамов было много, но все они прикрывались одеждой и бижутерией, единственное мне теперь предстояло ходить в штанах и в блузках с длинными рукавами и высоким воротником, закрывающим шею. Шрамы на лице были практически незаметны. В принципе, все складывалось намного лучше, чем я ожидала.
Несмотря на доводы и приведенную аргументацию со стороны Людмилы Васильевны и ее коллег, я по-прежнему считала, что меня избивали в реанимационной палате, и эта мысль оставляла неприятный отпечаток от пребывания в клинике и подогревала желание побыстрее ее покинуть. Иногда, правда, пробуждались сомнения в достоверности видений, потому что все, у кого я осторожно выпытывала, в один голос утверждали, что смерть в клиниках такого уровня, действительно, в принципе невозможна – безнадежных больных сюда не принимают или же вовремя выписывают, чтобы не нарушать статистику.
В любом случае, чтобы раньше времени не прослыть сумасшедшей и не затянуть свою выписку, я прилюдно согласилась с тем, что все мои видения это бред, и больше этот вопрос не поднимала. Возможно, Людмила Васильевна и подозревала о моем внутреннем несогласии, но внешне моя позиция никак на наших отношениях не отражалась. На очередном медосмотре я поинтересовалась:
- Людмила Васильевна, насколько я понимаю, дело идет к выписке? – Я чувствовала себя совершенно здоровой, поэтому каждый новый день в больнице давался мне все труднее.
- Не совсем, но думаю, недели через две я вас выпишу. Вы сами нам помогаете, поэтому ваше выздоровление идет гораздо быстрее, чем мы все ожидали.
- В таком случае, у меня к вам есть несколько вопросов сугубо личного характера, только прошу вас, ответьте на них откровенно, это возможно? – и, встретив тревожный взгляд своего лечащего врача, поспешила добавить – Они никак не связаны с моими видениями, честно.
- Пожалуйста, почему бы и нет.
- Людмила Васильевна, мой организм восстановил все свои функции, или какие-то все-таки утратил?
- Светочка, не совсем понимаю ваш вопрос, вы говорите прямо, не стесняйтесь.
- Хорошо, я смогу еще рожать?
Людмила Васильевна улыбнулась.
- Месяцев шесть-семь придется подождать, потому что вам предстоит еще несколько раз ложиться на операционный стол, а так конечно, как женщина вы абсолютно здоровы – рожайте столько, сколько вам захочется.
- А в плане чувствительности после всех этих операций мое тело ничего не потеряло?
- Абсолютно, в этом вы можете удостовериться хоть прямо после выписки. Подчеркиваю, вы абсолютно здоровая женщина за исключением двух «но»: первое, еще около месяца вы будете чувствовать усталость и недомогание, потому что ваш организм отвык от полноценных нагрузок и ему нужно время, чтобы войти в тонус, и второе, не забывайте, что в вашем теле около трех килограмм чужеродного металла, который через полгода мы вам удалим. Еще есть вопросы?
- Есть. - Но последний вопрос был для меня
